– Нет, я про… мне позвонили, потому что… потому что ты в новостях. Я и не думала, что смогу испытать еще больший ужас в этот ужасный день. – Я в новостях? – повторяю я медленно. Во рту у меня одновременно пересохло и полно слюны. – Я тебе кое-что перешлю, ладно? Я потом мы поговорим. Когда сможешь. Я киваю, хотя она меня не видит. Это кажется невозможным, но я спинным мозгом чувствую, что будет дальше. – Хорошо, – сдавленно произношу я. Ссылка приходит мне почти сразу. Я сажусь на диван, втыкаю в телефон зарядку. Сайт знакомый: манхэттенский блог сплетен, который иногда получает всеобщую огласку, но в основном освещает казусы в разреженном воздухе городской элиты. Даже поверхностно взглянув на слова в ссылке, я в страхе сглатываю. Кликаю и читаю полную версию. Неудавшийся зять Костеров не может забыть бывшую Вся эта статья – если можно ее так назвать – будто кривое зеркало. Здесь Рид уже не гений, не герой со стальными нервами. Обидчивый парень, умный, но мстительный и не уверенный в себе. «Всем было ясно, что он ей не пара», – сообщает один из неназванных источников. «И он это понимал. Он был разбит, когда они расстались». Я листаю дальше, отбрасывая мысль о реакции Рида на Эйвери – «разбит» – и продвигаясь к месту, когда в скандале появляется мое имя. Согласно близким семье Костеров источникам, Сазерленд сопротивлялся решению Эйвери отменить свадьбу, не погнушавшись даже обвинить других в саботировании их отношений. Знакомые пары вспоминают его уверенность в том, что в свадебной программе, чей дизайн подготовила Мэг Макворт, теперь известная как «планировщица Парк-Слоуп», было зашифровано послание, будто их брак станет «ошибкой». «Да кому придет в голову искать в свадебной программе шифр?» – заявил один из наших источников. «У парня шарики за ролики заехали. Уверен, что он один стоит за этим мошенничеством». «Нет!» – хочется крикнуть на этот глупый, ошибочный прямоугольник текста в защиту Рида. Уже вижу, как это мнение распространяется по Сети, будто огонь. Кому после этого будет интересно смотреть на числа? Разрыв с красивой светской принцессой куда интереснее. «Но все было не так!» Ну, или… не совсем так, если верить Риду. Насчет него, Эйвери, чувств между ними. А ему надо верить, да? Вот только… Рид не говорил, что показывал кому-то зашифрованные буквы. И не рассказывал, что о них знает кто-то еще. «Без паники», – усмиряю я себя. – Он обещал объяснить». Я глубоко вдыхаю, убеждая себя, что могло быть и хуже. Мое имя здесь указано, но никто не поверит обвинению в скрытом послании. Как говорит этот псевдодруг «Кто мог такое выдумать»? Затем читаю дальше. Может, ролики у Сазерленда и заехали, однако у нас есть доказательства его возможной правоты насчет программы Макворт. Мы достали одну из этих так и не пригодившихся программ: при желании слово «ошибка» легко находится. Неужели Планировщице Парк-Слоуп было известно то, о чем не знала мисс Костер? Мы попытались связаться с Макворт – которая, по нашим сведениям, все еще общается с Сазерлендом – с помощью формы на ее сайте и через магазин канцелярии, где она приторговывала своей зашифрованной мазней, но пока не получили ответа. Под текстом фотография программы, где красным обведены буквы с моими озорными и мастерски нарисованными персонажами. Всему миру на обозрение. Слово, рисунки, шифр. Ошибка. ♥ ♥ ♥ Не знаю, долго ли я сижу на диване, застыв в шоке, но к тому времени, как снова двигаюсь – совсем чуть-чуть, только чтобы взять пульт от телевизора, – за окном тускло и сумрачно. Телефон рядом периодически загорается: один неизвестный номер, затем другой – но каждый раз живот у меня скручивает от тревоги. «Может, это Рид», – думаю я каждый раз, но эта надежда обманула меня первые четыре раза, когда я снимала трубку и тут же становилась мишенью репортера. Допрос за допросом забили весь телефон. Не такой разговор мне так отчаянно сейчас нужен. Он не звонит. Не пишет. Даже на электронную почту. Он совершенно точно не дома. Остается только ждать. Надо разобраться с клиентами. Позвонить Сесилии с Лашель. И, о боже, Ларк. Что же подумает Ларк, которая так переживает за конфиденциальность? Конечно же, у меня и так было мало шансов в «Счастье сбывается» после презентации моих прекрасных, но не в их стиле набросков. Но что же теперь? Теперь вероятность нанять Мэг Макворт существует в вечности, где-то между «никогда» и «ни за что, будь она хоть последним мастером по леттерингу во вселенной». Надо бежать. Арендовать машину, взять собранную наспех сумку. Просто куда-нибудь… уехать. Съехать от этого дикого шоу и тем, что за ним прячется, к чему я совсем не готова. Комната освещается экраном телевизора, я переключаю каналы, пока не нахожу запись ареста Костера. Ее, видимо, показывают в промежутках между другими громкими сюжетами дня. Когда ее повторяют пятый раз – в комнате уже совсем темно – я уже наизусть ее помню. Сначала самого Костера выводят из здания, он смотрит вниз, седые волосы взъерошены. Затем идут кадры его прежней счастливой жизни, где он пожимает руку мэру, улыбается на красной дорожке на открытии нью-йоркского балета, позирует с женой на лестнице музея Мет. Дальше – его полицейский снимок и кадры снаружи его дома в Верхнем Ист-сайде, который, видимо, тоже штурмовали сегодня. А потом Рид. С ним только один кадр, остается только гадать, прокручивают ли его на всех каналах. Внизу синяя плашка, на ней тонкие белые заглавные буквы титров: «ИНФОРМАТОР О ДЕЛАХ КОСТЕРА РИД САЗЕРЛЕНД». Я рада хотя бы тому, что телевизионщики не кидаются броскими заголовками а-ля «Неудавшийся жених». В этом кадре Рида почти не видно из-за людей в черных костюмах: двое по сторонам и двое сзади, еще один идет спереди, отводя рукой толпу с фотоаппаратами и видеокамерами. На третий раз я заметила, что у мужчин по сторонам от Рида – очень раздраженных всей этой давкой вокруг него – за ухом вьется проводок. Телохранители. Для Рида. Но все остальное, каждую мельчайшую деталь во внешности Рида я заметила сразу. Бледный, собравшийся с силами, с суровым выражением лица, взгляд пуст, когда на долю секунды он смотрит в камеру. Синий костюм, белая рубашка, туго затянутый серый галстук. На последних секундах видео двое фотографов замешкались, вокруг началась толкучка, заставив охранников прийти в боевую готовность, Рид поднял руку к голове – и на миг мне открылось нечто ужасное. Воспаленный участок кожи, виднеющийся из рукава рубашки. При каждом просмотре этого момента у меня разбивается сердце, и если бы я осталась одна на всю ночь, то пересматривала бы эти кадры снова и снова, чтобы снова и снова разбивать себе сердце. Чтобы, хоть на ничтожную долю, быть ближе к нему. Но я на ночь осталась не одна. Потому что в этот раз сразу после окончания видео замок входной двери щелкнул. Подняв взгляд, я вижу полные сострадания глаза своей лучшей подруги. Глава 19 Проснувшись, я знаю, что Сибби еще не ушла. Дверь в мою комнату прикрыта, из щели сочится серебристая полоска света. С кухни доносится тихий стук посуды, какой бывает, когда пытаешься не шуметь. Вдохнув глубже, я чувствую аромат ее любимого крепкого кофе. Столько утр в этой квартире звучало и пахло точно так же: Сибби собирается на работу, а я отсыпаюсь после рисования до середины ночи. Но это утро совсем другое. Проснувшись, я с горечью осознаю, что вчерашние события не были кошмаром. Зарываюсь в одеяло, пытаясь спрятаться от такого ужаса, в который превратился вчерашний вечер: ни слова от Рида, зато горы слов от чужих людей. Репортеров, забивших сообщениями мою голосовую и электронную почту. И клиентов, которые, видимо, просмотрели свои планеры на предмет скрытых посланий и нашли там то, чего я и не прятала. Одна из них уверенно заявила, что я зашифровала слово «изменница» на июньском развороте. Хотя я даже не знала, что она с кем-то встречается. Другая думает, что я спрятала «ботокс», и хочет узнать, обвинение это или предположение. – А вот это неплохо, – сказала Сибби, пролистывая сообщения в моем телефоне, который взяла у меня, когда приехала. Но и это слово я не зашифровывала. И все же мне за многое следует ответить. И самой получить ответы. Я медленно разматываюсь из клубочка, в который свернулась, и сбрасываю одеяло. Знаю, я не смогу вечно от этого прятаться, к тому же приезд Сибби достаточно мне это позволил. Я набрасываю накидку на пижаму, тело ноет от усталости, отекшие веки сложно расцепить. Не знаю, во сколько я в итоге заснула, но я точно плакала: мы с Сибби лили потоки слез, лежа друг с другом в темноте, прямо как в наши девичники на двоих, только намного грустнее. Срывающимся полушепотом я рассказала ей все. О Риде с Эйвери и свадебной программе, о нас с Ридом и прогулках. Даже об «Л», обвившем мое сердце, и его истинном значении. Она слушала, держа меня за руку. Когда я закончила, она сказала: – Я ведь даже не знала, что ты с кем-то встречаешься. – Голос у нее тоже срывался. Затем она сжала мою руку и прошептала: – Прости меня, пожалуйста. – Привет, Си, – хрипло произношу я, выйдя из ванной. Затем вяло плетусь к дивану и плюхаюсь на него. Прогресс минимальный, но это лучше, чем просто лежать в кровати. Она в том же, что и вчера, лицо без макияжа. Когда я сажусь, она сразу же приносит мне стакан воды. – Сначала вода, потом кофе, – говорит она, наверное, тем тоном, которым указывает что-то своим подопечным. Сейчас это даже не помешает. Я беру стакан и выпиваю. В основном потому, что очень хочу кофе. – Спасибо. Ты новости смотрела? – Я пытаюсь встать. Она останавливает меня рукой, но в глазах все еще полно сочувствия. – Там ничего нового. Сиди тут. Я принесу кофе. Она уходит, я отклоняю голову и прикрываю глаза, слушая ее движения в кухне, и тоскливо пытаюсь представить хоть какой-то план на сегодня. Список тех, кому надо позвонить – тех, кто жаждет со мной поцапаться, – кажется бесконечным, и даже пытаясь проработать его, я неизменно думаю о Риде. Поразительно, насколько разные эмоции теснятся в моем оплетенном сердце: невыносимая тревога за него, страх, что он в опасности, спрятан где-то и не может ни с кем связаться. И в то же время полное опустошение из-за всего, что он от меня прятал – не в работе, ведь ясно, что он обязан был все скрывать, но в личном плане. Что он рассказал кому-то еще о программе, о моих буквах. Что оставил меня в очень… очень рискованном положении. Совершенно незащищенной. Он должен был мне сказать. Как-то, но должен был. – Итак, – Сибби прерывает мои мысли. – Кофе, овсянка быстрого приготовления и побольше кленового сиропа. Я поднимаю голову и принимаю завтрак, замечая, что она принесла мне довольно маленькую чашку. Я достаточно хорошо знаю Сибби, чтобы понимать: так она обо мне заботится – боится давать мне слишком много кофеина, когда я и так на нервах. Несмотря на печаль, при первом глотке губы у меня дрогнули в улыбке. – Я вот что думаю, – начинает она, садясь рядом по-турецки. – Мы сделаем вторую линию. Позвоним твоим знакомым и дадим им новый номер, так что весь хлам будет идти на старый. Ты запишешь новую фразу на автоответчик – типа вежливого «иди в задницу». Я уже отключила комментарии в твоих соцсетях, но думаю, нам… Она высказывает остальные идеи, и каждая из них хороша. Прямо как вчера, когда она только приехала: само сопротивление с телефоном в руке, отвечала на звонки краткими фразами, в зависимости от того, кто звонит. Клиентам говорила простое: «Я принимаю сообщения для нее». А репортерам, блогерам и случайным людям бросала быстрое: «Без комментариев», – и блокировала номер. Она даже родителям моим позвонила, хотя слава богу, мое участие в скандале далеко не распространилось. Сибби примчалась как супергерой, мой преданный защитник. Я была благодарна за эту помощь. Но мне почему-то неловко слышать, как она говорит по телефону за меня. Может, я еще не скоро доберусь до худшего в моем списке дел на сегодня, но прямо сейчас один из пунктов надо решить: – Сиб, – обращаюсь я к ней. – Да? – Она невинно смотрит на меня неподведенными глазами, может, даже с удивлением, что я прервала ее. Сегодня утром и вчера вечером она та самая, прежняя Сибби. Не вежливая и отстраненная. А живая, смелая, решительная, как будто последних месяцев и вовсе не было. В горле саднит, я кряхчу. – Тебе легче со мной дружить в такой ситуации? То есть когда ты нужна мне. Неужели тебе… – Я вожу ложкой в овсянке, думая, как бы это сказать. – Тебе кажется, что наша дружба держалась на этом, а когда дела шли лучше… Я снова замолкаю, но не потому, что боюсь говорить. Просто знаю, что она думает то же, что и я, вспоминает начало нашей дружбы тогда, когда мы были еще очень и очень юны. Я в автобусе с лекарством от укачивания, волнуюсь, что еду далеко от дома, и она, новенькая в школе, готовая показать свою уверенность и силу. Я, на пороге квартиры в Адской кухне, в нужде нового дома, и она, только переехавшая, готовая стать проводником в городе, пусть и для одной меня. И мы с ней теперь. Повисло долгое молчание. – Не знаю, Мэг. Возможно. Я киваю. Это не однозначный ответ, но зато честный. Для нас обеих, наверное.