– Есть. Но вход в галерею никому не заказан. – Так-то оно так, но, может быть, ты расскажешь мне что-нибудь интересное и о самом художнике. – Вот оно что, – проговорил он задумчиво, – но я не могу сказать, что знаю Незвецкого близко. – Хотя бы и далеко, – улыбнулась она. – Тогда не будем терять время и прямо сейчас отправимся в галерею. Они расплатились каждый за свой заказ и вышли на улицу. Галерея «Вишнёвая роща», принадлежавшая отцу Славина, была совсем рядом. И на машине они добрались до неё буквально за десять минут. Картины Ильи Незвецкого занимали значительную часть стены и располагались как бы обособленно от полотен других художников. Оперативник и детектив некоторое время молча переходили от одной картины к другой. В реальности полотна оказывали на зрителя ещё более сильное впечатление, чем при просмотре на мониторе компьютера. – Дим, тебе не кажется, – тихо проговорила Мирослава, – что ему известна какая-то особая техника? – Я думаю, что дело в красках, – так же тихо отозвался Славин. – Но разве у других художников краски не точно такие же? – спросила она недоверчиво. – Не скажите. Каждый большой художник имеет свой маленький секрет. – Как ты интересно выражаешься, – заметила она. – Не понял… – Художник большой, а секрет у него маленький. – Но это же только игра слов, – улыбнулся он. – Я догадалась. А как художники обретают свой секрет? – Кто-то по наитию, кто-то путём долгих экспериментов. Вот смотрите, – Славин указал на картину под названием «Волжский рассвет». – Видите, как у него незаметно зелёный цвет воды переходит в серебристо-серый, а потом в почти прозрачный голубой и буквально сливается с небом, краски которого, в свою очередь, медленно начинают темнеть и становятся сначала бирюзовыми, затем лазурными. – Да, действительно, глаз почти не улавливает границ перехода тонов. – Я хотел спросить, – Славин повернул голову к Мирославе, – почему вас заинтересовала живопись Незвецкого именно сейчас? – Убит отец его жены. – Это я знаю. Но при чём здесь живопись? – Этого, Дим, я и сама не знаю. А как ты думаешь, Незвецкий, действительно талантливый художник? – С моей точки зрения, очень. – А с точки зрения твоего отца? – Если бы отец не считал его талантливым, то не отдал бы столько места под его картины. – Твоя правда. Хотя пока Незвецкого трудно назвать известным художником. Оперативник пожал плечами. – А тебе приходилось общаться с самим художником? – Близко нет. Но в одной компании мы бывали. – На разных творческих встречах? – В общем, да. – И какое он произвёл на тебя впечатление? – Илья Незвецкий интроверт. Вещь в себе. По-моему, живопись, сам процесс творчества значат для него гораздо больше, чем весь остальной окружающий мир, вместе взятый. – То есть ты считаешь, что он не зациклен на земных ценностях, типа семьи, родственных связей, денег? – Мне так показалось. По-моему, его даже слава не особенно волнует. Ему главное, чтобы его картины видели люди. Он говорит с миром и с самим собой посредством своего творчества. – Значит, ты думаешь, что гибель тестя не слишком его огорчила? – Этого я не знаю. Скорее всего, огорчила. Но зацикливаться на ней и переживать по этому поводу, он, скорее всего, не будет. – Выходит, что все художники разные… – Конечно. – Он недоумённо посмотрел на неё, не понимая, к чему она клонит. И Мирослава объяснила: – Вот моя тётя Виктория Волгина тоже художник, хоть пишет она не картины, а книги. Так она о коте переживала почти год. – И сама себе возразила: – Хотя иной кот или пёс могут оказаться дороже какого-нибудь родственника, как ни кощунственно это звучит. Славин кивнул. – А брата его Андрея Незвецкого ты видел? – Да. – И что? – Братья внешне не очень-то похожи друг на друга, а характеры у них, на мой взгляд, абсолютно разные. Андрей экстраверт. Во многом он подталкивает брата. Как правило, именно Андрей договаривается с владельцами галерей, работниками музеев, покупателями. Знаю, что Андрей возил работы брата на выставку в Прагу. Илья тогда приболел, кажется, температурил, а везти картины нужно было срочно. В Париж они ездили вдвоём. – А Ариадна не ездила с ними? – Ариадна? – Ариадна Незвецкая, жена Ильи и дочь Гусарова. – Ах да, – хлопнул себя ладонью по лбу Дмитрий. – Нет, она с ними не ездила. – Наверное, не смогла оставить без присмотра свой бизнес. – Скорее всего. Или, может, её не особо интересует творчество мужа. – Ты думаешь, такое возможно? – А почему нет? – Просто, наверное, у меня в голове сидит идеализация. – Какая? – Что супруги должны интересоваться работой и увлечениями друг друга. – Точно, идеализация, – рассмеялся Славин. – Конечно, в идеале так и бывает, но в жизни такое случается редко. У каждого свои интересы. Хорошо ещё, если супруги не мешают друг другу. А то посмотришь на иную семейку, и сразу вспоминается басня Ивана Андреевича Крылова «Лебедь, Щука и Рак». – Угу. Ладно, Дима, спасибо тебе, что согласился пойти со мной в галерею и просветил. – Не за что. Всегда рад помочь. Передавайте привет Морису. – Обязательно передам, – улыбнулась Мирослава. – Ну и коту, само собой, – добавил Славин с улыбкой. – Ему в первую очередь, – согласилась Мирослава. Она довезла Славина до отделения и отправилась домой. Глава 10 Морису выпал счастливый случай. Секретаря Елену Матвеевну Травкину он узнал сразу, едва она спустилась с крыльца. И тут судьба, как двуликий Янус, благосклонно улыбнулась Морису, а девушке подстроила каверзу. Елена сделала всего пару шагов, как её нога подвернулась, и она жалобно вскрикнула. Морис тотчас выскочил из сверкающего «БМВ» и бросился ей на помощь. В это время она уже стояла на одной ноге, вторая туфля лежала рядом и тут же сломавшийся каблук. По лицу девушки текли слёзы. – Не стоит плакать из-за такого пустяка, – ласково проговорил Морис и поднял туфлю с асфальта.