– Почему ты так подумал? – быстро спросила она. – Ну, ты взяла у него телефон. – Он мне сам дал. А я не хотела показаться невежливой, – объяснила Холли. – И ты считаешь вежливым взять у парня телефон и не позвонить? – Ты считаешь меня невежливой? – вспыхнула Холли. Обида постепенно меркла, зато появилось негодование. – Просто думаю, что если парень решил предложить тебе свой номер, то, видимо, считает, что есть шанс, что ты им воспользуешься. – Или он кобель, дающий свой номер каждой встречной и поперечной. – Она рассмеялась. – Согласен. – Он тоже нервно засмеялся. – Ну, видимо, вопрос тогда в том, сколько телефонов ты соберешь? – Ого. Теперь я уже что-то вроде шлюхи, – заметила она с вновь появившейся обидой. – Просто я думаю, что для тебя это внове и нужно быть осторожной, а то мужики могут не так понять. – Теперь-то уж я в нее точно превратилась, – с вызовом сказала Холли. – Извини. Я не хотел. – Логан попытался пойти на попятную, сознавая, что никак не может понять, почему вдруг испытывал такую неприязнь. – Я не могу понять, ты чем-то встревожен или просто так меня оскорбляешь? Он решил пояснить: – Я хочу сказать, что обычно мужики свой номер дают, только если верят в возможность решительных действий. – Ты же дал, – быстро произнесла она. – Ну, это совсем другое дело. У нас с тобой деловые отношения. К тому же этот парень вообще не твой типаж. – Никакого типажа у меня нет, – не то что у некоторых. Вторую часть она пробормотала себе под нос. – Почему-то не могу представить тебя на «Харлее» за спиной у Глена-бармена, любителя татуировок. – Ну, если так, может, я и позвоню – звучит интересно. И что ты имеешь против татуировок? – не без доли сарказма спросила она. – Ничего не имею. Поступай как душе угодно. – Он изо всех сил пытался вернуться к небрежному тону, но видел, что не получается. – Ну надо же. Усталость и пиво вызывают у Логана раздражительность, – шутливо заметила она, пытаясь идти тем же путем и облегчить разговор. Снова возникло неловкое молчание. Холли предпочла бы, если она сделала что-то не так, чтобы Логан сказал бы ей об этом прямо в глаза. Один Чейз повел себя тактично. Когда Логан свернул на подъездную дорожку ее дома, она приняла одно решение. Ей необходимо было сделать так, чтобы они с Логаном отдалились друг от друга, хотя бы пока она не протрезвеет. Она была на грани совершения действий, о которых пожалеет, причем, пожалеет одна. – Увидимся завтра, – напомнил он, когда она вышла из машины. – К сожалению, – огрызнулась она, когда удостоверилась, что дверца машины захлопнулась и можно выплеснуть накопленную обиду. Глава 12 Сдерживаясь, чтобы хорошенько не шлепнуть Аманду по заднице, Чейз отпер входную дверь и придержал ее, чтобы жена прошла в дом. Она скользнула мимо него с холодным и мрачным выражением, продолжая хранить молчание, о которое разбились все его вежливые попытки пообщаться с той самой минуты, как они покинули бар. Пока Чейз прощался с охранниками, которые привезли их домой, она поспешно прошла через прихожую и направилась прямо к причудливой формы винтовой лестнице. Где-то на середине высоченной лестницы она услышала, как закрылась входная дверь. Она резко остановилась, повернулась к Чейзу и с вызовом сверху посмотрела на него. – Иногда ты просто не в состоянии вовремя заткнуться, – сухо сказала она, развернулась, ускорив шаг, поднялась наверх и скрылась в холле. К моменту, когда Чейз оказался у подножия лестницы, планируя устремиться за ней, он услышал отзвук хлопнувшей двери их спальни. Аманда Уокер вошла в первую фазу истерики. Все признаки налицо. Сколько он себя помнил, женщины закатывали ему истерики, часто именно в его интересах. Однако жена не была к этому склонна, по крайней мере к настоящим вспышкам. Он точно знал, в какой момент она вспылила. Определенно, все дело было в салфетке с номером телефона Глена. Аманда из чувственной стала угрюмой, услышав, что Чейз дал Холли совет, и в ходе вечера все больше мрачнела. Когда они покидали бар и игривая словесная перепалка между Холли и Гленом вылилась в обмен телефонами, Чейз чувствовал, что у нее внутри все клокочет. Это был тот вид бессмысленного гнева, который она приберегала только для него, тем самым готовя почву для его любимого вида ссоры. Заинтригованный и возбужденный, Чейз поспешил вслед за Амандой вверх по ступенькам и вдоль длинного коридора, ведущего к их комнате. Он взялся за ручку, чтобы повернуть ее. Но она и не думала поддаваться. Дверь была заперта. Он легонько постучал. – Ну же, Мэнди, открой. Давай все обсудим. Ответом ему была лишь мертвая тишина. Выждав пару секунд, он снова постучал, уже немного сильнее, и сурово предупредил: – Аманда Уокер, отопри дверь сию минуту, пока я не растерял чувство юмора. На этот раз он услышал щелчок дверной ручки, дверь открылась. Его подушка вылетела в коридор и приземлилась на пол. Дверь с грохотом хлопнула и была немедленно заперта. Как символично, – сказал он сам себе. У них было шесть полностью обставленных спален. Он взглянул на подушку, лежавшую на роскошном ковровом покрытии у его ног, и подождал за закрытой дверью еще минуту, пытаясь решить, как лучше всего справиться с таким поворотом дел, который казался ему все более неприятным. В отношениях вроде тех, что были у них, существовали правила. Важные и местами негласные правила, которым надо было подчиняться во благо обоих партнеров, иначе отношения не только перестанут процветать, но будут обречены на провал. Если бы Аманда разочаровала или, хуже того, ослушалась, ответ был бы простым. Он бы сообщил ей, что ей предстоит взбучка, и она бы это приняла, зная условия выбранной ими совместной жизни. Чейз тогда бы стал действовать методично, даже бесстрастно. Опрокинуть, оголить, отшлепать… как положено. Зачастую она нарочно разворачивала именно этот план действий, предвкушая возбуждение от его реакции и жаждая его господства. Они довольно часто разыгрывали эту кокетливую сценку. Она понарошку не слушалась, он понарошку наказывал. Все это обычно сопровождалось бесконечным добродушным подтруниванием с обилием угроз и совершалось по личному выбору. Но то, что происходило сейчас, было удручающе непривычным. Если она действительно на него сердилась, значит, руки прочь. И не важно, считал ли он ее гнев уместным или нет. Ему приходилось соблюдать границы. Когда он клал ее себе поперек колен, между ними не могло быть недопонимания, не могло быть вообще. И его нисколько не привлекала воображаемая ситуация, когда Аманда была бы уступчива до такой степени, что не могла бы с уверенностью высказать, что у нее на уме. Единственное, что ему оставалось решить, – сердилась ли она на него на самом деле. Ему хватило бы пальцев одной руки, чтобы сосчитать, сколько раз они по-настоящему ссорились, и каждый раз это было тяжело и болезненно. Он любил ее до такой степени, что мог из кожи вон лезть, чтобы поставить ее нужды во главу угла, и она отвечала ему взаимностью. А о чем кто-либо из них мог печалиться? Он жил как в сказке, а ее назначили там принцессой. Время от времени те требования, к которым обязывало положение, выводили ее из равновесия, и ей приходилось напоминать, что он сам был частью компромиссного соглашения и что хорошее в жизни, которая им счастливо досталась, безусловно, преобладало над плохим. Но те моменты были всегда не более чем всплесками, как правило, навеянными усталостью, и вскоре верх брал ее жизнерадостный характер. Частью пожизненного везения Чейза было то, что он встретил и полюбил Аманду. Она не была ни избалованной, ни капризной. Чем больше он ей давал, тем меньше она хотела. Она была утонченной и хорошо воспитанной, ни разу не подвела его, когда они появлялись на публике. Она разделяла его жизненные ценности, понимая, как важно отдавать, и всегда с удовольствием принимая участие в той благотворительной организации, которую он решил представлять. Для внешнего мира она была образчиком доброты и милосердия. Пока он не оставался с ней наедине, и она становилась его восхитительной негодницей, способной взорвать его самые невероятные эротические фантазии. Она тешила его фетиш, как не делала ни одна женщина до нее, чтобы удовлетворить не только его, но и свои собственные нужды, при этом никогда не вызывать у него чувства вины. И с тех пор, как они поженились, он не мог припомнить, чтобы она хоть раз заблокировала ему доступ. Из-за плотно запертой двери не доносилось ни звука. Чейз не отрывал от нее взгляда. В поведении жены не было заранее продуманной непочтительности или ребяческого желания вызвать реакцию на провоцирующий фактор. Никаких указаний, даже намека, на то, что она хочет его общества или хотя бы внимания. Внезапно Чейзу Уокеру захотелось и самому впасть в истерику. – Мы не ложимся спать злыми! – неубедительно крикнул он в закрытую дверь. Удрученный, он взял подушку под мышку и ушел в гостевую спальню, поближе к комнате, где заперлась Аманда. С ощущением неловкости и пустоты он кинул подушку на кровать и вышел, направившись вниз. Так и слонялся он бесцельно из комнаты в комнату в своем замке площадью более тысячи квадратных метров, как одинокий принц, жаждущий хоть чьей-нибудь компании. Он включил свет, который уже стоял на таймере, но тут же выключил его. Решил проверить, что все возможные входы и выходы были заперты, невзирая на обширную систему сигнализации, за которой круглосуточно следили охранники. Проходя мимо рабочего кабинета, он подумал, не посмотреть ли телевизор. Можно даже отправиться в домашний кинозал и посмотреть фильм. Решив не делать ни того, ни другого, он продолжал слоняться. Сделав остановку возле игровой комнаты, он подумал, не сыграть ли пару раз в пинбол, в Pac-Man или какую-нибудь еще полноразмерную аркадную игру из тех, что у него имелись. Тут он заметил бильярдный стол – суровое напоминание о том, как начинался этот неудачный вечер. А начинался он почти как и все остальные: с подначек и намеков и чего-то многообещающего. Он выключил свет, оставив игры без внимания. Дойдя до спортзала, он прикинул, не потренироваться ли: сделать короткую интенсивную пробежку, чтобы справиться с тревогой, вызванной внезапным гневом и самоустранением Аманды. Сквозь стеклянные раздвижные двери на внешней стене спортзала он увидел, как свет отражается в воде бассейна. Может, поплавать? А может, сначала пробежаться, потом поплавать? Он вышел во дворик, обрамлявший бассейн, и вгляделся в глубины кристально-голубой воды. Прислушался к шуму водопада, который свободно струился в глубокой части богато украшенного бассейна, – эти звуки, обычно вызывавшие в нем чувство умиротворения и покоя, сейчас не вызывали ничего. Ночи уже стали холоднее, но система подогрева бассейна компенсировала бы это, реши он прыгнуть в воду. Да и джакузи всегда было наготове. Он шагнул в ту сторону и нахмурился. Какое удовольствие лезть в джакузи без полуобнаженной – иногда совершенно обнаженной – жены. То же самое относилось и к бассейну. Покачав головой, он пошел в дом и снова принялся блуждать, и каждый его шаг утяжеляло непреодолимое чувство вынужденного одиночества. Каждый издаваемый им звук проносился эхом по безмолвному дому, напоминая о его отрешении. Остановившись на кухне, он несколько раз открыл и закрыл холодильник, прочесал шкафчики на предмет перекусить. Бросил в стакан немного льда и налил воды, хотя пить особо не хотелось. Он мог легко переносить практически любые трудности, но вот раздражение Аманды совершенно выбивало его из колеи. Он стал рассеянным и нерешительным, к чему совершенно не привык и понятия не имел, что с этим делать. И сколько злости по такому мелкому поводу! Возможно, он все неправильно понял и ему надо было вломиться туда и прибрать ее к рукам? Нет, она бы уже вышла к нему, чтобы наладить отношения или спровоцировать его. Даже не отпив из стакана, он взял его с собой и отправился наверх. Еще минутку постоял у закрытой двери, за которой была жена, и вернулся в гостевую спальню, где ждала подушка. Поставив стакан на тумбочку, он разделся и лег в постель. Она была вполовину меньше той, что стояла в их спальне, но внезапно показалась слишком большой, хотя ноги с нее свисали. Он закрыл глаза и издал недовольный вздох, прежде чем погрузиться в беспокойный сон. Не прошло и часа, как Чейза разбудило какое-то сопение. Открыв сонные глаза, он увидел в дверном проеме ее силуэт. Свет из коридора освещал ее сзади, отчего она напомнила ангела. Это был его прекрасный, но ужасно упрямый ангел. – Ложись, детка, – мягко позвал он, до конца не уверенный, была ли это она, а не желаемый плод воображения из беспокойного сна, в который он в конце концов погрузился. Он приподнял одеяло, приглашая ее. Не выключая света в коридоре, Аманда прикрыла дверь, шмыгнула в постель и улеглась рядом с ним. Не издав ни звука, он накрыл ее одеялом и заключил в объятия. Она прижалась к нему, пока практически не слилась с его крепким мускулистым телом и снова засопела – ее лицо было все еще влажным от слез. Он слегка коснулся губами ее губ, неуверенно и робко, пока не ощутил, как ее чувственные прикосновения побежали вверх по его твердым как сталь рукам. Легкие как перышки кончики пальцев двигались от его бицепсов вверх и, напрягшись, осели на шее. Прижавшись ртом к его губам, она вдохнула в него новую жизнь. Его реакция была молниеносной и полной любви, несмотря на оставшуюся паутину сонливости. Сгорая от нетерпения, он через голову стянул с нее футболку и крепко прижал Аманду к себе. Ее соски напряглись от соприкосновения с его поросшей волосами грудью, еще больше возбуждая их обоих. Она опять поцеловала его, ее открытый рот был изысканно пытливым. Взяв ее за ягодицы, он совместил ее центр с линией своего пульсирующего члена и наткнулся на ткань ее трусиков, которая закрывала ему доступ к ней. Оторвавшись от ее губ и, несмотря на свои габариты, с легкостью совершив маневр вокруг нее, он взялся на кусочек материи двумя сильными и решительными руками. Он настойчиво потянул тонкую кружевную ткань, она при этом поспешно извивалась, не меньше, чем он, желая избавиться от них. Стянув с нее трусики, он наугад сбросил их с кровати. Своей большой ладонью он провел у нее между ног и, погрузив пальцы во влагу, массировал, дразнил и завлекал. Она застонала в знак благодарности за его вторжение и некоторое время наслаждалась им, но больше ничего не сказала. Касаться ее ему было – и всегда будет – недостаточно. Он горел желанием сделаться ее частью. Он поднес руки к ее лицу с обеих сторон и наклонил его так, чтобы нежно поцеловать в губы. Чейз вошел в нее медленно – они лежали рядом – и услышал свой стон, когда ее тело радушно приняло его. Он был дома. Не произнося ни слова, он медленно двигался в ней, чтобы она до конца поняла, как действует на него. Он вкладывал любовь в каждый толчок, восхищаясь ею, пока она была уже не в состоянии больше терпеть. Ее дыхание стало поверхностным, она хватала ртом воздух, он чувствовал, как ее мышцы непроизвольно сокращались вокруг него, пальцы рук напряглись еще больше. Аманда балансировала на грани взрыва, теперь она издавала не вздохи, а будто мурлыкала от удовольствия. Крепко держа ее в объятиях, он положил ее на спину и довел до пика. Она обвила его руками и ногами, он присоединился к ней. – Терпеть не могу, когда ты на меня злишься, – нарушив молчание, некоторое время спустя признался Чейз. Они все еще лежали рядом, тесно прижавшись друг к другу, на маленькой кровати в гостевой комнате. Из-за полуоткрытой двери из коридора лился свет. Им обоим, вымотанным и насытившимся, не хотелось двигаться и отрываться друг от друга. Голос у Чейза был подавленный. Человек он был необычайно сложный. Сильный настолько, что иногда мог показаться чрезмерно грубым. А ей удавалось эмоционально сломить его и низвести до руин одной лишь своей немилостью. Она тут же попросила прощения. – Прости. Я погорячилась. – Может, объяснишь, что я сделал такого, чтобы вывести тебя? – спросил он, улыбаясь. Ответ он и так знал. – Да ничего. Просто я не в настроении, – неохотно ответила она и уткнулась лбом ему в грудь. – Я же говорю, прости. – Аманда, уж не врешь ли ты? – мягко пожурил он, решительно отвергая ее ответ. Согнутым пальцем он взял ее за подбородок и нежно приподнял его. Она позволила ему поднять ей голову и положила ее на подушку. – Уж не врешь ли ты, делая вид, что не знаешь, почему я рассердилась? – Один – ноль в твою пользу! – подняв руку и убрав выбившийся локон ей за ухо, сказал он и заглянул ей в глаза. – Ситуация вышла из-под контроля, тебе не кажется? На его лице было то самое выражение. То, которое она одновременно и любила, и ненавидела. Ему это выражение давалось легко, и смысл его читался даже в полутемной комнате. Это был снисходительный, но непререкаемый взгляд, от которого она чувствовала себя одновременно женщиной и ребенком, наверное, потому, что за ним обычно следовало. – Не знаю. – Она надула губы, явно принимая игру. – Наверное. Но все шло гладко, пока ты не сунул в это дело свой большой нос. – А что я сделал такого? Побудил одинокую женщину взять номер телефона у вполне симпатичного бармена, – с невинным видом сказал он. – К чему ты ее побудил, так это начать ходить на свидания, – отпарировала Аманда. – И это как раз то, к чему ее следует побуждать всем, включая тебя, – напомнил он. Она недовольно вздохнула: – Как ты думаешь, почему я постоянно таскаю ее на твои матчи? – Мы оба знаем: ты не таскаешь ее на мои матчи, чтобы она завела отношения с кем-нибудь из команды. И потом, бейсболист ей не нужен. Ей нужен обыкновенный хороший парень, чтобы был ей опорой. Она снова стала вспыльчивой и была больше не склонна продолжать соревноваться с ним в смекалке. – Ох, ты невыносим. Что ей нужно и чего она хочет – это Логан, который вот-вот сломается. Ты что, не видишь?