Он не стал объяснять, а вскоре вернулась мама. На этом тот наш разговор и закончился. Позже мы со Стивом это обсудили. И я, и он знали, что папа часто врет и сочиняет, и мы далеко не всегда верили его словам. Но то, на что он намекал, звучало по-настоящему жутко и выглядело так, будто он с нами тогда не шутил. Его слова прозвучали серьезно. Стив сказал: – Он хотел сказать, что убил кого-то? – Не знаю. Я не хочу даже думать об этом. Но мы уже не могли выкинуть тот разговор из своих голов. Мы продолжали возвращаться к нему в своих мыслях. Позже мы обмолвились на эту тему с Тарой во время одного из ее тайных визитов из детского дома. Мы высмеяли это, чтобы придать произошедшему менее тревожный вид. Затем однажды кто-то из нас, не помню уже, кто точно, вдруг сказал: «А что если папа убил Хезер и закопал ее в саду?» Это была просто шутка, но чем больше мы о ней думали, тем чаще начинали представлять, что это – только в теории – могло быть правдой. В глубине души мы подозревали, что он все же был способен на нечто подобное. Мне даже не верится, насколько точной оказалась наша догадка. Еще не в полной уверенности, насколько серьезно их подозреваем, мы решили подловить маму и папу. Мы поставили им отрывки из телесериалов с похожими сценариями – серии из «Главного подозреваемого» и «Бруксайд», – в которых тела были похоронены во внутреннем дворе дома. Мы наблюдали за их реакциями, но они своим поведением никак не показывали, что им некомфортно смотреть это. Однако между собой мы продолжали обсуждать такую версию. Как только эта идея пришла к нам, мы не могли просто забыть про нее, хотя чаще всего она казалась нам неправдоподобной. Как-то раз, когда я, Стив и Тара обсудили эту идею между собой, Тара вернулась к себе в детский дом и рассказала паре друзей о том, что мы обсуждали. Какие-то работники детдома услышали, о чем они говорили, и обратились в полицию. И вот 24 октября 1994 года, через несколько минут после того, как я вернулась домой, в дверь дома 25 по адресу Кромвель-стрит позвонили. Обе наши собаки залаяли. Папы со Стивом не было дома. Я пришла домой с работы пообедать, а мама спала наверху после ранней смены на уборке. Я открыла дверь, и на ее пороге стояли два сотрудника полиции. Тот, что повыше, сказал: – Розмари Уэст здесь? – А в чем дело? – спросила я. – Разрешите войти? – Они показали свои значки и прошли через главный вход в гостиную. Они попросили меня позвать маму с верхнего этажа. – Мама? Мама! Я позвала маму с лестницы, очень смущенная всем этим. Полицейские всегда воспринимались нами как враги, но я думала, что их визит как-то связан с папиными кражами или подработками. Через несколько минут мама спустилась по лестнице, одетая в халат. – Что вам надо? Мама очень резко общалась с ними, но без обычных для нее ругани и криков. Офицер передал ей лист бумаги, выглядевший как официальный документ, и сказал, что они пришли расследовать исчезновение Хезер Уэст, а у него в руках ордер на обыск, который дает им право обыскать наш сад. Мама уставилась на эту бумагу, а затем села на диван и положила ее на кофейный столик. Что?! Я не могла поверить в это. Они спросили маму, где папа, и она ответила, что тот на работе. У него был один из тех увесистых желтых квадратных мобильных телефонов, которые в то время только появились в продаже. Мама попыталась дозвониться до него и сказала папиному боссу, что ей нужно, чтобы папа как можно скорее приехал домой. Примерно в это же время вернулся Стив и увидел нас в гостиной. Он тоже позвонил папе и наконец, после нескольких звонков, тот ответил. Стив сказал ему, чтобы папа ехал домой, потому что полицейские хотят задать ему вопрос насчет Хезер. Потом уже он признался, что папа в тот момент был пугающе спокоен. Это было долгое неловкое ожидание, папа появился лишь через несколько часов. Но когда он пришел домой, то был дружелюбен и услужлив, называл каждого из сотрудников «сэр». Затем он отвел маму в ванную комнату, чтобы поговорить. Полицейские просто остались там, где были, со мной и Стивом. Через какое-то время после этого сотрудники ушли, сказав, что вернутся утром. Мама и папа, по-прежнему вместе, повели собак на прогулку, а я и Стив стали обсуждать, что все это могло значить. На следующее утро я была в гостиной, причесывалась, перед тем как пойти на работу, и тут вошел папа. Он был серьезен и на сей раз даже торжественно-печален. Он сказал: – Я хочу, чтобы ты присматривала за мамой ради меня. – Почему ты это говоришь? В чем дело? – Дело в том, что меня не будет с вами долгое время. Я и понятия не имела, что это самые последние слова, которыми мы с ним обмениваемся. Я отправилась на работу, как обычно, но отказывалась верить в реальность того, что произошло за эти двенадцать часов. В голове я по кругу проматывала слова полицейских о Хезер. Я продолжала думать, что все это большое недоразумение и что полиция вскоре поймет свою ошибку. Хезер не пропала, она ушла из семьи. Все утро на работе мне не давало это покоя. Из окна офиса я почти могла видеть Кромвель-стрит, так что наш дом оттуда ощущался таким близким и одновременно далеким. Меня отвлекли звуки сирен, и я не могла толком ничего нормально делать, я чувствовала беспокойство, ужасную тревогу. Затем позвонил Стив: – Они забрали папу, Мэй, возвращайся домой. У меня дрогнул голос, когда я сказала боссу, что мне нужно домой. Я описала ему ситуацию как можно понятнее, его глаза округлились, и он с недоверием спросил: – Прошу прощения, еще раз, что случилось? Мне пришлось объяснить ему еще раз. Он не мог в это поверить. Когда я добралась до дома, сотрудники полиции были в каждой комнате нижнего этажа. Я начала понимать, что дело серьезное. Глава 10 Дом ужасов В сегодняшнем письме мама попросила прислать ей фотографии Хезер. Она говорит, что готова их увидеть. Она хочет посмотреть на первое фото, сделанное в школе, на нем Хезер носила блузку с короткими рукавами и темно-синий сарафан. Еще она хочет фото Хезер времен подросткового возраста. Это была одна из последних фотографий, сделанных при жизни Хезер. От этого мне немного грустно: она так плохо отзывалась о Хезер в последние несколько недель и еще и умоляла поддержать ее в этом, а теперь она готова увидеть ее фотографии. Как будто раньше это было не так. Королевская даремская тюрьма Только отправь их в небольшой посылке вместе с моими новыми трусиками «Слогги», чтобы с ними ничего не случилось. Люблю тебя, мама Когда приехали полицейские и начались поиски в саду, я чувствовала, будто попала в сон. В каком-то смысле у меня и было ощущение бесконечного сна. Вплоть до того самого дня – кроме того периода, когда я жила с Робом, – я не знала, каково жить обычной жизнью. Впоследствии мне казалось, что это никогда уже больше со мной не случится. Полицейские увезли папу на допрос, а Стив и я согласились остаться с мамой и ждать, пока полиция продолжает свое расследование в саду. Разумеется, она относилась к происходившему с презрением. Она проклинала их и ругалась, говорила им, что они «никчемные», «забрали у нее сраную свободу» и «тратят наше время». Когда наступил ранний вечер, нам сказали, что поиски на сегодня окончены, но продолжатся завтра. Они ушли из дома, оставив только одного помощника охранять задний двор в течение всей ночи. Пришла девушка Стива, и мы все сидели с мамой, а она продолжала до поздней ночи сокрушаться насчет копов и всей этой ситуации, которая казалась ей совершенно нелепой. В конце концов, мы все легли спать в одной и той же комнате с двумя собаками и моим котом Бэгги. На следующее утро, когда сотрудники полиции вернулись продолжать поиски, они закрыли черными мусорными пакетами окна, выходящие на задний двор, так что мы не могли видеть, что происходит там, в саду. Передняя часть дома никак не изменилась. Там не было синей полицейской ленты. Никак нельзя было понять, что тут предполагаемое место преступления. Прохожие и понятия не имели, что происходит внутри – и хотя бы за это я и Стив были благодарны полицейским. Время продолжало идти. Мы не знали, что делать и о чем думать. Мы просто убивали время в ожидании. Наконец сотрудники пришли к маме и сказали, что им надо задать ей несколько вопросов. Она невероятно рассердилась и сказала, что ей абсолютно не о чем с ними говорить. Они настаивали и после множества ее проклятий, попыток отпихнуться и увернуться забрали ее на допрос. Кроме того, полицейские также задали вопросы мне и Стиву, пока еще оставались в доме. Они спрашивали о Хезер, о том, что случилось в тот период, когда она ушла из дома, и поддерживаем ли мы с ней до сих пор связь. Я помню, что с нами они вели себя очень строго, как если бы подозревали нас в том, что мы знаем больше, чем рассказываем. Когда полиция спросила меня про папу, я без малейшего стеснения рассказала им о сексуальном насилии, которым он мне угрожал. Я еще не знала, как развернется все это дело, но в глубине души чувствовала, что происходит нечто очень серьезное, и в конце концов переполнилась яростью к нему. Я винила его в этой нелепой ситуации, в которой мы все оказались. Реакция полицейских была довольно равнодушной. Когда разговор закончился, я была уверена: они подозревают меня в том, что я скрываю какую-то часть информации. Папу допросили в полицейском участке Глостера, а маму забрали на допрос в Челтнем. Ее нежелание сотрудничать со следствием не заставило ни меня, ни Стива думать о том, что она хоть в чем-то виновна. Мы просто знали, что она ненавидит копов. Так было всю ее жизнь, и к тому же она была убеждена, что именно по их вине у нее отняли младших детей. Позже в тот же день мы получили сообщение от Говарда Огдена, папиного адвоката. Он хотел с нами поговорить. Полиция привезла нас в глостерский участок и показала комнату, где нас ждал Говард. Выглядел он очень мрачно. – С большим сожалением, я вынужден вам сообщить… Боюсь, что ваш отец сознался в убийстве Хезер. Стив всегда был гораздо ближе меня к отцу, и он не мог в это поверить. Он побледнел и сказал: – Вы серьезно? Не может этого быть! Но я помню выражение на лице Говарда – оно было предельно серьезным. Он хмуро ответил: – Боюсь, что это так. Стив посмотрел на меня, но я была поражена и не могла говорить. – Как? Как он мог это сделать? – Он сказал… что задушил ее и похоронил в саду на заднем дворе. Ваш отец сказал полицейским, что они копают не в том месте. Он согласился вернуться в дом и показать им место, где она похоронена. К такому заявлению просто нельзя приготовиться. Это даже отдаленно не казалось происходящим на самом деле. Я знала, что папа способен на сексуальное насилие и что биография его довольно мрачная, но что он был способен на убийство – в такое было довольно сложно поверить. Нас посадили в боковую комнату и оставили там ждать, казалось, целую вечность. За это время мы едва ли обменялись парой слов. Мы оба онемели. Намного позже я думала о Хезер – об истории ее ухода из дома, как именно мама с папой об этом рассказывали, – и видела все нестыковки, указывающие на то, что они сделали это на самом деле. Но тогда, в тот момент, я не могла понять, как сказанное Говардом вообще могло быть правдой. Тем не менее смысл его слов был ужасен… Позже сотрудники полиции отвезли нас домой. Нам сказали, что папу привезли на задний двор дома, и он показал место, где зарыта Хезер, а затем папу увезли обратно. Над предполагаемым местом был возведен большой навес. Приехало еще больше полицейских и патологоанатом. Впереди предстояло еще больше раскопок. Мне становилось все хуже и хуже. Маму отпустили домой. Все вместе мы сели: Стив со своей девушкой, мама и я. В основном мы молчали, хотя мама то и дело заводила речь обо всем, что думает про копов. Наконец пришли два полицейских. Они сказали, что нашли бедренную кость, и хотя пока сложно сказать, мужчине или женщине она принадлежит, не говоря уже о том, кость ли это Хезер, однако они посоветовали нам приготовиться к худшему. В глубине души я понимала, что там она. Наверное, тогда должен был наступить момент, когда бы я наконец осознала всю реальность происходящего, но он не наступил. Я не могла плакать. Не могла ничего сказать. Я сидела на диване рядом с мамой. Она тоже молчала, как будто просто не могла в это поверить. Я не знаю, как мне относиться к этому сейчас, она просто тихо сидела, в то время как наверняка знала обо всем этом. Полиция не поднимала вопросов о том, каким образом останки Хезер оказались в саду, но суть была ясна нам всем: папа убил ее, а останки похоронил там, как и сказал Говард Огден. Той ночью мы снова спали все в одной комнате. Несмотря на все новости про Хезер, ситуация выглядела так, словно все мы еще пытаемся делать вид, что ничего не случилось. Мама оставалась в странной безмолвности и задумчивости. Долгое время я лежала без сна, прокручивая все это в голове. Ко мне ни разу не приходила мысль о том, что мама тоже виновна в преступлении. Я просто знала, что папа убил Хезер и отправится в тюрьму. Я начала вспоминать всю ту ложь, которую он рассказывал о Хезер, покрывая свой поступок. Всю ту беспримесную мерзость историй, которые он придумывал: что она стала проституткой и торговала наркотиками. Я решила для себя, что никогда больше не хочу его видеть.