– На скачках выиграл, – буркнул Михаил. Перепелкин снисходительно взглянул на Синичкина: – Ты думаешь, мы не знаем, что ты ездил в Вельск? И не проверяли счета Кулаева? Этот человек мог планировать что угодно. Но денег Анкудинову – или кому бы то ни было – он не платил. Паша стойко выдержал удар и елейным тоном обратился к Сане: – Я знаю. Наша полиция вездесуща. Не сомневаюсь, что вы нашли и того, кто камеры на подъездах возле «Школы танцев» из строя вывел. Перепелкин вздохнул: – Их семнадцатого сломали. А убийство – фактически в ночь на двадцатое случилось. Какая связь? – Ошибаешься, – триумфально молвил Синичкин, – связь есть. Повредили их не случайно. Происшествие связано с убийством напрямую. И я выяснил – кто и зачем это сделал. Вот он – классический, наглый мужской шовинизм. Моя идея, мое прекрасное исполнение – но выяснил ОН. А дальше пошло еще круче. Паша обернулся ко мне и велел приказным тоном: – Римма, приведи их. Будто я ему девчонка на побегушках. Но бороться за свои права в присутствии Перепелкина я не стала. Да и секретарскую выучку из себя так легко не вытравишь. – Есть, шеф, – отозвалась я. И побежала в соседний офис. Римма Того, кто вывел из строя камеры, я взялась вычислять немедленно после того, как вернулась из Южного порта. Подъездов в доме, к счастью, было четыре. Камеры на двух из них продолжали работать. Их обе «черный человек» миновал и попал в объективы. Когда я увидела с помощью «Безопасной Москвы» его лицо, то едва со стула не грохнулась. Потому что прекрасно злоумышленника знала. Это был Ярик Дорофеев. Сейчас он, вместе со Стеллой, пил у наших соседей, в турагентстве, чай с сушками. Оба гостя были бледны. Но если брови Стеллы оказались хмуро сдвинуты, то лицо Ярика сочилось безмятежностью. Пара вошла в кабинет. – О, господи! – ахнул Перепелкин. – Дорофеев! Ты зачем здесь? Ярослав с интересом осмотрелся. Его взгляд уперся в запястья Анкудинова, скованные наручниками. Михаил глядел недоуменно. А Ярик ткнул в него пальцем и радостно заявил: – Вот! Это тот самый дядя! Мне Римма показывать фотографию! – Что? – нахмурился Перепелкин. – Ярик, молчи! – приказала Стелла и исподлобья взглянула на полицейского: – Давайте лучше я расскажу. * * * Стелла много недель ждала: когда Ярослав выкинет свою зазнобу из головы. Она чувствовала: любимый до сих пор сохнет по балерине. Хотя Ярик Ольгу никогда не упоминал. Не порывался с ней встретиться. Но иногда включал по Ютьюбу «Баядерку» или несносный современный балет «Артефакт-сюита». Смотрел не отрываясь. Кусал губы. Вздыхал. И Стелла была тогда готова сама поехать к танцовщице и ее придушить. Она никогда не уставала: между делом вставить в разговоре, что балерина та еще стерва. Что Ольга нагло Ярика использовала. Деньги из него тянула. А едва замаячил на горизонте нормальный кавалер, немедленно выкинула из своей жизни. Ярослав не спорил. Любил Стеллу – почти каждую ночь. Зарплату отдавал до копейки – она по ведомости проверяла. Выполнял все, что просила. Посуду мыл, пылесосил. Сопровождал в кино и магазины. Ходил в Центр реабилитации, терпеливо работал над коррекцией поведения и речи. Стелла сначала мечтала: чтобы любимого дееспособным признали, и замуж выйти. Но потом решила: от штампа в паспорте никакой выгоды нет. Лучше уж пенсию по инвалидности получать. Но занятия все равно продолжали. Чем нормальней Ярик станет, тем лучше. Ей хорошо с ним было. Только бы Ольга из их жизни исчезла – навсегда. По счастью, он хотя бы про нее не говорил. Но в середине сентября начал неприкрыто нервничать. Ночами не спал, и объятиями его было не успокоить – отворачивался. На работе стал рассеянным, фамилии и последние пожелания на траурных лентах писал с ошибками, начальник сердился. Дома часто метался по квартире из угла в угол. Грыз ногти. Закусывал – иногда до крови – губу. Стелла, конечно, немедленно стала выпытывать: что случилось. Ярик смотрел печально, бормотал: – Не хочу говорить. Расстраивать тебя. Тут и гадать не надо: опять Говоруша являлся. – Что ОН тебе сказал? – потребовала ответа Стелла. Ярик насупился: – Ты сердиться. – Переживу. Говори. Ярик долго не упирался: – Во сне каждую ночь видеть подъезд. Человек с пистолетом. Он стрелять. И Ольга рядом. – Он в твою Ольгу стреляет? – уточнила Стелла. – Не знать. Но она рядом. Опасность рядом. Я волноваться. – Кому она нужна – еще стрелять в нее? – возмутилась Стелла. – Ольга многим нужна. – Глаза печальные. – Я не хотеть, чтобы она умирать. – Но как ты ей помочь поможешь? – Я знать, где этот подъезд. – Где? – Ольга работать там. Я ездить. Смотреть. Давно. Август. – Зачем ты ездил туда?! – Стелла, не давить на меня. Я просто смотреть на нее. Издалека. – Сволочь ты! Она разрыдалась. Ярик обнимал, целовал, шептал ласковое. Но глаза оставались тревожными. И отражали – не ее, но мерзкую Ольгу. И Стелла устало спросила: – Что ты будешь делать? – Охранять Ольга. Все время, пока опасность не миновать.