Место работы он в своем профиле не обозначил, но многочисленные фото – в рабочем комбинезоне, на фоне подъемника или за рулем все время разных и явно не новых машин – просто вопили: Иван Андреевич подвизается в автосервисе. Я потратил еще десять минут на изучение его постов и быстро нашел подсказку: «Мужики, мою шарашку на Вешняковской снова грозятся снести. Вдруг в этот раз у Собянина получится? Так что если кому что надо, подчаливайте быстрей». Крик души сопровождало фото: Айдаров с печальным лицом у ярко-синего гаража с кособокой надписью «АВТОСЕРВИС». Еще раз восславим соцсети. Мимо синего гаража на соседней с нашим офисом Вешняковской улице я проезжал многократно. Оставалось лишь найти в справочнике телефон, позвонить и записаться к Ивану Андреевичу. «Нет, только к нему. И обязательно на сегодня. У меня в подвеске стук очень нехороший». На самом деле то был банально разболтавшийся глушитель, но я не возражал, чтобы гражданин Айдаров принял меня за лопуха. Едва я взглянул в хитрые татарские глаза (как только Римма могла посчитать его узбеком?), понял: айкью у него приличный – хотя и пытается разыгрывать простачка. – Давай прокатимся, я подвеску послушаю, – сразу позвал сервисмен. Он подстелил под свой грязный комбинезон газету и устроился на пассажирском сиденье. Пока ехали – молчал. Единственный раз велел: – Газани. Теперь затормози резко. А когда я исполнил приказ, снисходительно молвил: – Ты че? Только что «права» получил? – Нет. Двадцать два года за рулем. – И не можешь глушак от ходовой отличить? – прищурился он. – Ну, глушак-то все равно закрепить надо. А еще про Галину Петровну побеседовать. И про Ярослава. – Опять! Да на кой они сдались-то вам всем? – ощетинился автослесарь. Я достал удостоверение частного детектива. Против правил, дал Айдарову в руки. Успокоил: – Не бойся. Я не мент. Плана по посадкам не имею. Айдаров уточнил: – Девчонка от тебя сегодня приходила? – Да. – А теперь еще ты приперся. Со всех сторон обложили. Говорил я Галке: полную фигню ты затеяла. Но баба разве послушает! Тремя месяцами ранее Ранним летним вечером слесарь Ваня Айдаров шел с работы и увидел в кустах спящую женщину. Прочие прохожие обходили похрапывающее тело стороной, брезгливо морщились. Но у него взгляд приметливый, потому сразу понял: дама – не бомж. Хотя, несомненно, пьяная, по кустам не каждый день валяется. Ваня подошел, присел на корточки, рассмотрел. Баба возрастом под полтинник, и, пусть рожа опухла, видно: черты лица правильные. Одежонка китайская, но с претензией на элегантность – кофточка бархатная, брючки, типа, из искусственной кожи. Обручального кольца нет. Вечер выдался душный, липкий. Домой (то бишь в общагу) не хотелось. Да и женщина, что спала на траве, резала глаз – дома, в Казани, даже мужики себе на улице валяться не позволяли, не то что бабы. Ваня потряс пьянчугу за плечо: – Эй, милая, просыпайся! Женщина поморщилась, простонала: – Феденька!.. Это еще кто? Мужик, сожитель? Но почему тогда подобное состояние допустил? Тетка открыла мутные глаза. Села, постанывая. Пробормотала: – Нет. Ты не Федька. Федька мертвый. И вдруг цыкнула на Ивана: – Чего лыбишься? Иди, куда шел! С характером баба. Айдаров таких любил. Он миролюбиво молвил: – Зачем гонишь? Я тебе помочь хочу. – Как? Денег дашь? – рыкнула она. – Не дам. Но домой отвезти могу. Она почти трезво всмотрелась в его восточный разрез глаз. Презрительно молвила: – На чем? На велике? Или у тебя самокат есть? – Куда тебе сейчас на велик. Такси возьму. – Слушай, – окончательно разозлилась женщина. – Что тебе надо? Я с узбеками не сплю. Даже спьяну. Обычно он злился, когда за трудового мигранта принимали, но тетка – жалкая и сердитая – Ване понравилась. Ему было тридцать один, и малолетних свистушек он не жаловал. Девчонки – глупые и капризные. А ровесницы еще хуже – с первого свидания под венец тянуть начинают. То ли дело дамочки сорок сильно плюс – и приласкают, и позаботятся, и детей им не нужно. И общежитский бедлам достал, а на съем хотя бы комнаты денег Айдаров жалел. Почему бы не разведать – вдруг у мадам еще и жилищные условия подходящие? Ведет себя борзо. Явно москвичка. Новая знакомая продолжала вредничать, но Иван уже понял: ей льстит внимание молодого-трезвого. Терпеливо дождался, когда поток наездов иссякнет, и помог даме подняться. Пахло от нее не слишком противно. Когда опиралась на его руку – случайно коснулась грудью. Сиськи большие, мягкие. А главное: правда москвичка! Своя квартира – в двух кварталах. Пока шли, Ваня выведал: пьет с горя. Любимый сын погиб. Совсем недавно, весной. «И осталась я одна-одинешенька, сижу в пустом доме – куда деться, не знаю», – причитала Галина Петровна. Айдаров было совсем воспрянул, но быстро выяснилось: насчет полного одиночества дама слегка лукавит. К двухкомнатной жилплощади прилагался еще один сын – придурочный, но, по счастью, не буйный. Зовут Ярик. Вечно сидит в своей комнате, молодоженам (а Ваня с Галей настоящий медовый месяц устроили, с безудержным сексом) особо не докучает. – И жили бы мы счастливо, но одна беда, – рассказывал Иван, – Галка, после смерти старшего, малость умом тронулась. Никак не могла принять, что сына нет больше. Постоянно искала, кто в его смерти виноват, – особенно когда выпьет. То Филя какой-то, то два сыщика долбаных – козел и проститутка. Взглянул лукаво: – Это, наверно, вы и помощница ваша. Я промолчал. Айдаров продолжил: – И балерину Ольгу прикладывала. Вроде та – гадина – Федора сама спровоцировала, а потом он, чтоб не посадили, с собой покончил. Что там у них случилось-то? Я не счел нужным скрывать: – Федор вместе со своим другом – тем самым Филей – Ольгу убить пытались. Как нежелательного свидетеля. Ударили по голове, в реке топили. Не сомневались: она умерла. Не знали, что в холодной воде смерть наступает не сразу. И не догадывались, что Ольгу успели вытащить и реанимировать. Когда Федор узнал, что девушка жива и дает против него показания, – выпрыгнул из окна. Не хотел в тюрьму идти. – Вот оно как… – Иван покачал головой. – Галка в подробности не вдавалась. Я-то думал: там ревность, любовь-морковь, может, трахнул, а она потом в полицию заявила… Он встряхнул головой и решительно добавил: – Но Галочка моя еще по одной причине на балерину злилась. В нее ж Ярик, инвалид несчастный, влюблен был. Знаете? – Знаю. – Вот и Галина знала, – вздохнул Иван. – Сам парень, ясное дело, ей не рассказывал, но она баба дотошная. Проследила за ним. Выяснила, к кому ходит. Разозлилась ужасно. Орала: «Эта стерва Федьку убила, а ты ей задницу лижешь». Ярик ее не слушал, я тоже думал: «Поорет, да успокоится». Но дальше – хуже. Парню ведь пенсия положена как инвалиду. И раньше, я так понял, мать за него деньги получала и сама ими распоряжалась. А тут он вдруг их потребовал. И сумму точную откуда-то узнал – прямо так и сказал: «Мама, отдать мне мои двадцать тысяч триста двадцать рублей». Галка распсиховалась. Но Ярослав (хотя с виду дурак дураком) повел себя по-умному. Знай себе, бубнит: «Отдать по-хорошему. Деньги мои. Я в опеку идти. Жаловаться». Моя бесится, орет: «Это тебя Ольга накрутила!» – Ну, а я, – Иван не без гордости улыбнулся, – всегда вижу, когда спорить бесполезно. И влияние на Галину имею. Так что смог убедить: базарить без толку. Деньги по закону правда его – пусть и забирает. Галка в итоге согласилась. Смирилась. Но злобу затаила. Без копейки-то неудобно. С работы она ушла, доходов никаких. – Вы, что ли, ее впроголодь держали? – Продукты покупал. Квартплату вносил. На колготки там, помаду – все, короче, что нужно, – приосанился Айдаров. – Но ей еще на водку требовалось. Поэтому я строго: в магазины только вместе, а лично ей в руки – ни рубля. Радовался: вроде не пьет. Но однажды – уже в июле – вдруг замечаю: из серванта хрустальная ваза исчезла. А из спальни – часы каслинские. Сначала думал: продала, чтобы на выпивку хватило. Но пьяница деньги заимел – сразу закинулся. А она – ходит трезвая. Да и имущество, я прикинул, тыщи за две сдать можно, это как минимум. Что, думаю, затеяла? Пристал к ней: «Зачем продала, куда деньги дела?» Огрызается: «Вещи мои, куда хочу – туда и деваю». Так и не выяснил. А с Ярославом тоже что-то странное происходит. То ходил мрачный, лицо в пол, ногти грызет – а тут вдруг улыбаться начал. Я Галине говорю: «Что-то у твоего сына хорошее случилось». Она злится: «Плевать. Он мне теперь вообще не сын». Ну, тогда я за него взялся. Спрашиваю: «Ольга тебе, что ли, дала?» Он отвечает, очень серьезно: «Я очень просить, но Ольга не дать». – «Чего такой довольный тогда?» Он в ответ: «Я стать волшебником. И спасать царевну». И улыбается. Ну, думаю, о чем с тобой говорить, дурак. А однажды вечером он приходит такой довольный и говорит: – Пожалуйста, давать мне чемодан.