Вот тебе и окупилось обучение девочек. Магистр Оффал. Я вспомнила его досье, которое перечитала после занятия медитацией со стулом. У него действительно был внебрачный сын. К таким детям, особенно одаренным, относились с куда большим снисхождением, чем к принесенным в подоле деревенским. Их возили, как меня, например, по балам, представляли свету и женили, практически как обычных наследников. Если имелись и законнорожденные — там начинались проблемы с титулами и завещаниями, а если других детей нет — считай, как будто в браке рождён. Только вот королевский целитель женат не был. А тот сын, согласно досье, одаренный вслед за отцом целительской магией, умер в подростковом возрасте. То ли шею свернул, то ли упал откуда — в общем, мгновенная смерть, магистр при всем своём могуществе ничего не успел делать. — Так-так. Сын, значит, по кривой дорожке… — пробормотала я. Сложить два и два проще простого, даже далекие от расследования девочки из борделя были в курсе недавней поимки убийцы. Но как же хлопнули ушами подчиненные Доэрти! Проворонить подлог ребёнка, не копнуть поглубже биографию Ричарда!.. Да работай они получше, может, и убийств было бы куда меньше. Хотя, ну вышли бы мы на Оффала. Скрывает он бесталанного незаконнорожденного ребёнка, ну с кем не бывает? Меня вон, вполне законнорожденную, тоже скрывали. Кстати, а кто сказал, что он бесталанный? Вроде в досье речь шла про одаренного целительской магией? Тогда почему он не сопротивлялся? Не умел? И моя магия в него ушла как в никуда. Странное что-то происходит. Так прямо и сказала Бродерику, когда вышла к нему после разговора с Лаликой и Маржи. — Может, он об этом и хотел с тобой поговорить? — забывшись, пробормотал жених. Я вскинулась. — Кто со мной хотел поговорить? — Тот убийца. Уже неделю сидит молчит, лишь в самом начале бросил, что расскажет все только той, что его поймала. — Погоди, а почему ты мне раньше ничего не сообщил? — Бродерик вздернул упрямо подбородок, но взгляд отвёл. Понятно. Вековые традиции вступили в конфликт со здравым смыслом. Пускать нежную деву к убийце не позволяет врожденная галантность. Что-то она не мешала пустить деву к разложившимся трупам. — Поехали. Отвезём Наирин в Академию, и к тебе в участок, — решительно составила я план. Капитан, что характерно, даже не пытался возражать. Сестру я довела прямо до ее покоев. Несмотря на позднее время, стражи у дверей даже не почесались — ну, засиделась Высочество у подруги, с кем не бывает. Вот что значит репутация. Окружение привыкло к зашуганной послушной принцессе — им даже не приходит в голову, что она может выкинуть нечто неординарное. Ну, вас еще ждёт сюрприз. Что там за участие в турнире сестра задумала? Я потрясла головой, выкидывая лишнюю информацию. Все потом. Меня убийца ждёт. Заждался, можно сказать. Даже интересно, что же он такого жаждет сообщить. Для допросов и содержания арестованных под участком был благоустроен подвал. Несколько камер, забранные массивными решетками, и две комнаты — так сказать, для бесед. Попасть в подвал можно было только после тщательной проверки на вооруженность, через практически сейфовую дверь и исключительно в сопровождении двух охранников. За обоих, как и за стоявшего на входе, поручился сам капитан Салливан. Меня обыскали, впрочем, исключительно халтурно. Ни шляпки не сняли, ни юбки не проверили, а там, в одном турнюре, целый арсенал пронести можно. Я, кстати, инструменты свои так и не сдала. С собой взяла, мало ли. Но жениху я еще выскажу. Женщин либо не пускать, либо тоже обыскивать надо полноценно. Что за дискриминация по уровню опасности? Сайкерта уже подготовили к визиту леди. Причёсанный, со свежим синяком под глазом, он чинно сидел за столом, прикованный к нему за руки и ноги. Тонкие, длинные пальцы он переплёл, сложив руки перед собой, как приличный ученик. Завидев меня в сопровождении Бродерика, художник приподнялся, насколько позволили цепи. Толстые такие, как на волкодава. — Леди, — он учтиво склонил голову, будто и не пытался меня душить неделю назад. И повернулся к капитану, холодно, совершенно другим тоном добавив: — Я буду говорить только с ней, наедине. Бродерик пожал плечами и вышел. За стеной дежурили два мага из судебной комиссии с ручками наготове, чтобы записывать нашу беседу. Сам капитан останется за дверью, а слышимость тут, несмотря на толщину стен, прозрачная. Я неловко присела на краешек стула, не особо вежливо изучая лицо маньяка. Если не знать, что он убийца, — вполне приятное лицо с правильными, благородными чертами, характерным носом королевского целителя и его же надбровными дугами. Фамильное сходство налицо. — Спасибо, что пришли, — нарушил напряженную тишину Сайкерт. Я пожала плечами. — Мне сказали, что вы отказываетесь разговаривать с кем-либо, кроме меня. — А это расследование для вас очень важно, не так ли? — подхватил мою мысль он с полуслова и ненадолго замолчал. — Мне жаль, что я убил вашу подругу. — А остальных? Не жаль? — вскинула я брови. Убийца отвёл глаза, и я решила не вдаваться в морально-этическую полемику. Смысл? Лучше перейти к сути. — Вы правда сын королевского лекаря? Поэтому так странно реагируете на целительскую магию? Ричард вздрогнул. — Уже знаете. Жаль… Такой ум — и достался женщине. Да, я его сын. Очень хотелось врезать за снисходительность в каждой фразе, но я сдержалась. Зачем-то он позвал именно меня, значит, не так уж презирает, как хочет показать. — А почему ваша фамилия тогда не Оффал? Вас же признали, насколько мне известно. — Сайкерт — фамилия моей матери, — криво усмехнулся Ричард. — Лорд Оффал не пожелал на ней жениться, поэтому она осталась при девичьей. Он хрипло рассмеялся. — Отец, он даже не сразу поверил, что я именно его сын. Мать никогда не была разборчива в связях. Только когда я чуть подрос и стало ясно, что я его копия в детстве, лорд Оффал взял меня к себе. Но тут его ждало еще одно разочарование — во мне не было магии. Ни капли. Я слушала и боялась пошевелиться. За стеной маги-стенографисты записывали драгоценные показания, без которых главный виновник смерти Хилли так и остался бы безнаказанным, несмотря на все наши подозрения и доказательства. Задушил-то ее Ричард, а вот направляющей рукой стал тот, кому по должности полагалось жизнь оберегать. Сайкерт машинальным — привычным — движением потер грудь в районе солнечного сплетения. — Отец вливал в меня магию каждый день. Это была пытка. Резерв у него огромный — он не жалел силу, пытаясь сделать из меня мага. Это будет прорыв, любил он повторять. Новое слово в целительстве. Только у него ничего не вышло. Я оказался настолько бракованным, что не смог даже принять вливаемую в меня магию. Мой организм отторгал ее, как чужую кровь. Художник помолчал, продолжая массировать солнечное сплетение. Ему явно хотелось выговориться — недаром же он оставлял свои жуткие абстрактные картины в публичном месте. Классический пример маньяка, который подсознательно хочет, чтобы его остановили. Жаль, что мы не смогли этого сделать раньше. — Лет до двенадцати я жил на правом берегу, — поведал мне Ричард доверительно, наклонившись чуть вперёд. Нас разделял стол, за дверью дежурили двое стражников и мой жених, которому я доверяла куда больше, чем всей полиции вместе взятой, и то я невольно вздрогнула, подавляя желание отстраниться. — На всем готовом, с кучей слуг, по первому чиху приносивших все на блюдечке. Малая компенсация за пытки магией, но я привык. Как я его понимала. Привыкнуть можно к чему угодно. И спать две трети суток, и жить на два мира, и править криминальной империей, хотя раньше считала любое нарушение закона ужасом и преступлением. Помимо воли, даже зная, что сидящий передо мной мужчина убил более тридцати женщин, я начинала проникаться к нему сочувствием. Точнее, не к нему, а к тому несчастному мальчику, лишенному семейного тепла. Не оправдывать его ни в коем случае. Убийство — не выход, никогда, даже если тебе от него полегчает. Но учитывая, как его искорежил родной отец, который, по идее, должен был защищать и оберегать единственное чадо, неудивительно, что у бедняги поехала крыша. — А потом стало ясно, что магия не приживется. И лорду Оффалу я стал не нужен, — тихим голосом продолжил Ричард. — Поэтому меня услали обратно к матери. Ей я тоже был не нужен — мешал работать с клиентами. Меня запирали в шкафу, потому что квартира у нас была маленькая и скрыть ребёнка было больше негде. И я слушал, как мою мать имеют разные мужчины, иногда и несколько… Ел я далеко не каждый день, но рисовать не перестал. Углём на стенах, палкой на песке — голытьбе выбирать не приходится. Меня заметил мсье Дюк, взял в подмастерья. Когда он умер, у меня уже скопилось достаточно денег, чтобы снять собственную студию, и знакомств, чтобы не умереть с голоду. Я рисовал этих расфуфыренных дам с их волосатыми собачками, пузатых лордов и наглых магов, и ненавидел их. Ненавидел всех. И отца, который показал мне лучшую жизнь, а потом бросил, и мать, которая терпела меня только потому, что лорд Оффал заплатил ей неплохую сумму за мое содержание. Спустила она ее за месяц, но договор есть договор, и выгнать меня она не могла. Хотя и хотела бы. — Все это очень трогательно, но не объясняет, зачем вы пытались убить принцессу, — холодно напомнила я суть нашей беседы. Ричард передернул плечами. — Меня тогда снова нашёл отец. Дал денег. Позвал жить с ним. Мне уже было все равно, я собирался бросить монеты ему в лицо и уйти: слишком поздно он опомнился. Но он сказал, что сожалеет. Что не собирался меня бросать, а его вынудили. Вроде у короля родилась убогая дочь, увечная, и ему пришлось всю магию бросить на борьбу с ее недугом. И на меня уже не оставалось. А ведь у него почти получилось. И сейчас он может сделать меня магом, осталось всего чуть-чуть — и мы сможем вместе жить на правом берегу, как в старые добрые времена. Нам мешает только та принцесса, которая родилась калекой. Если она вернётся, отцу опять придётся ее лечить, а ее собирались вернуть. Приехал тот дикарь из Релии, а выдать за него замуж некого — Ее Высочество Наирин уже была помолвлена с Горманом. Что-то в его рассказе не складывалось. Да, допустим, задурить голову поехавшему крышей парню, рассказав о неземной родительской любви и мешающей оной принцессе, которую нужно срочно убрать, и тогда все будут счастливы, проще простого. Но зачем на самом деле Оффалу убирать меня? Помешать браку с Ранджитом? Зачем? Ричард полез во внутренний карман пиджака. Дверь угрожающе скрипнула, будто бдивший за ней Бродерик готовился рвануть, спасать меня от нападения. Но маньяк всего лишь вытащил сложенный лист бумаги. Развернул и положил на стол между нами. — Думаю, вам будет интересно. Нашёл в бумагах отца. Вредная привычка — не сжигать важные письма, — криво усмехнулся он. — Вас что, не обыскивали? — удивилась я. В моем представлении если не до исподнего раздеть, то уж посторонние предметы отнять у него были обязаны первым делом. — Это письмо я попросил капитана найти в моей квартире специально к вашему приходу. Для посторонних в нем ничего интересного, зато тем, кто в курсе вашего секрета, прочитать его будет весьма любопытно. Почерк я узнала сразу. Строчки прыгали перед глазами, выхватывались несвязные фрагменты. «Чудом излечилась», «двигается плавно, равномерно», «завела секреты». Матушка Ригна отчиталась весьма подробно. И выполнила обещание: королевской семье она не писала — она рассказала все придворному целителю. — Вы угрожали его репутации. Жаль, что я нашёл это письмо после того, как убил вашу подругу и меня понесло окончательно. Меня использовали вслепую, а я повелся как последний идиот. И уже не смог остановиться. Сайкерт замолчал, позволяя мне переварить новую информацию. Репутация? Серьезно? Мою лучшую подругу убили только потому, что я вылечилась? Раз королевский целитель не справился, значит, никто не справится. А тут раз — и вроде как само исцелилось. Оффалу грозил максимум выговор от королевской четы, но он предпочёл ликвидировать свидетельство его несостоятельности как лекаря. И как только клятву обошёл? И правда. А как он обошёл клятву? Похоже, я задала вопрос вслух, потому что Ричард пожал плечами. — Отец утверждает, что клятва ослабла. Задумать дурное по отношению к королевской семье теперь очень даже можно. Сделать им пока ничего нельзя, а вот планировать и подговаривать других — запросто. Уже лет двадцать, как потихоньку ослабевают клятвенные путы, связывающие магов и королевскую семью. Кто-то не замечает этого, потому что искренне предан монарху, а те, кто замечает, тем невыгодно дать о том знать. Им как раз хочется и замышлять, и планировать. — То есть все те покушения… — Чего не знаю, того не знаю, — развёл руками Ричард. Он, похоже, действительно хотел мне помочь с этим вопросом, но и сам не был в курсе. Каким только местом жизнь ни повернётся… Консультироваться по политической ситуации в стране с маньяком? Ставим галочку. — Но зачем вы убивали всех остальных? Тоже отец попросил? — я уже успела навоображать себе страшный план целителя по созданию армии зомби, но ответ оказался куда банальнее. — В любом человеке есть немного магии жизни. А мой пустой резерв, который, как ни странно, во мне действительно есть, все время ноет и просит его заполнить. Сам я этого сделать не могу. Бракованный, понимаете? Сайкерт развёл закованными руками, насколько позволили кандалы. — В момент смерти жизненная энергия высвобождается. И поскольку я касался жертвы, вашей подруги, она перетекла в меня. И мне стало легче. Больше не было жжения, этой сосущей пустоты внутри. Я спокойно спал по ночам. Какое-то время. Но постепенно, по капле, резерв опустел снова, как чашка с трещиной, из которой вытекает вода. Художники — они такие художники. Даже тягу к убийству опишут образно и выразительно. — И тогда вы убили снова, — подытожила я. Ричард кивнул. — Тридцать невинных девушек умерли потому, что у вас свербело в груди? — Кроме вашей подруги, невинной ни одна не была, — хохотнул убийца. Все мое зародившееся сочувствие как рукой сняло. — Спасибо за сведения, вы очень помогли следствию, — скороговоркой произнесла я, поднимаясь. Не могу! Еще секунда — и я вцеплюсь ему в лицо ногтями, как последняя базарная торговка.