Тут-то мы и приехали. Вонь в участке стояла страшная. Только через пару минут до меня дошло, что ведут меня как раз в эпицентр запаха. Спаси Всеединый, во что я ввязалась? Покопавшись в сумочке, я выудила надушенный платок. Весьма специфически надушенный: лимон, анис и мята. Специально для работы с вонючими объектами — далеко не все обитатели левого берега регулярно мылись, а подходить к ним близко приходилось часто. Тяжелая металлическая дверь, отделявшая обиталище мертвых от живых в участке, с душераздирающим скрипом медленно отворилась. Я поежилась. Ее бы на спецэффекты в фильм ужасов — готовый реквизит. Бродерик подтолкнул ее рукой и замер, перегораживая мне дорогу. — Ты, если соберёшься падать в обморок, скажи, и мы сразу уйдём. Я смерила его взглядом, который достаточно ясно объяснил полицейскому, что когда мы с первым курсом посещали морг, он под стол пешком ходил. Ну, не дословно, конечно, но общий посыл он уловил даже сквозь вуаль. Поднырнула под его выставленную руку и первой зашла в комнату. В лицо дохнуло тёплой вонью разложения, даже платок не сильно помог. Комната была практически пуста, только металлический шкаф в углу и пять таких же столов в ряд посередине. От пола до потолка она была отделана кафелем. Чтобы мыть проще, наверное. Логично, в принципе. Три стола были заняты. Чёрные простыни — траур, как и положено, — обрисовывали контуры человеческих тел. Те, что пролежали в воде дольше, я определила сразу по провалам простыни в самых неожиданных местах. Морские обитатели неплохо подзакусили конечностями и внутренностями. Я с трудом подавила тошноту и разыгравшееся воображение, сконцентрировавшись на третьем теле. Бродерик обошёл меня слева и откинул ткань с лица жертвы. Блондинка, как и следовало ожидать. Распущенные волосы спускались до пола, при жизни была, наверное, прехорошенькая: круглые щечки, сейчас почерневшие и лопнувшие в нескольких местах, аккуратный носик, большие глаза… были. Я сглотнула, отрывая взгляд от лица несчастной. — Открывай остальное, — распорядилась я, откашлявшись. Бродерик послушно стянул простыню за краешек со всего тела. — А почему она все еще одета? — удивилась я. — Ты же говорил, ее лекарь уже осматривал. Из королевской лечебницы. Полицейский вытаращился на меня, будто я глупость сморозила. — Она же мертва. Зачем ее раздевать, позорить еще? У меня даже тошнота прошла. Похоже, многое я еще не знала о местных обычаях, в частности, погребальных. Бедняжка и впрямь выглядела не очень. От долгого пребывания в воде труп раздуло, кожа местами лопнула и из трещин сочилось нечто густое и, несомненно, зловонное. Я покрепче прижала платок к носу и рту и склонилась над тем, что только недавно было стройной молодой женщиной. Снова удары в грудь, в основном в центр. Вода смыла следы, трудно сказать, что именно ее убило, но если он не изменил своему почерку, то сначала ее задушили. Полоса на шее едва угадывалась в общем разложении, но — если знать, где смотреть, — была на месте. Одежда была местами разрезана, местами порвана, и изрядной части не хватало, но в какой момент произошла утрата, во время убийства или позже, в воде, понять было невозможно. Чтобы определить, имело ли место насилие, пришлось использовать дар. На мертвых я не практиковалась со времён изменения внешности Хилли и уже успела подзабыть противное ощущение. Будто вместо солнечного тёплого песка вдруг нащупала склизкую медузу. Небольшой импульс — и обратно, к реальности. Задерживаться в разлагающемся теле не хотелось категорически. — Насилия не было, — констатировала я. Прошлый раз, когда я обследовала жертву, как-то забыла проверить этот немаловажный факт. Из сериалов я помнила, что если убивают женщину таким кровавым и близкоконтактным способом и при этом не насилуют, то убийца, скорее всего, импотент. Этот вывод я и озвучила. Бродерик поперхнулся. — Да, вам это не сильно поможет, — согласилась я с его молчаливым возмущённым взглядом. — Разве что можно по борделям поспрашивать у кого не встаёт. Ладно, не красней так. Сама поспрашиваю. Полицейский фыркнул — научила мальчика дурному — и взялся за простыню. — Все? — Нет еще, — покачала я головой. Сканировать бедняжку больше не хотелось совсем, но осмотр провести по всем правилам надо, хотя бы наружный. Я не побрезговала и пропустила между пальцами высохшие спутанные волосы. Под ногтями неприятно заскрипел песок. А вот и что-то покрупнее. Ракушка. Вот когда пригодились мои бдения на пансионской кухне. Кто бы мог подумать?.. — Перловица, — я продемонстрировала двустворчатую полуоткрытую раковину. Обитатель ее недовольно шевелил ножкой и срочно хотел обратно в воду. Бродерик, и без того приятно-зеленого оттенка, сглотнул, давя рвотный рефлекс. — Она, вообще-то, в море плавала. Понятное дело, всякое налипло. Брось гадость, пойдём уже. Дурная была идея. Он подхватил меня за локоть, пытаясь увлечь к выходу из морга. Он что, решил, что я ненормальная и люблю в отходах и трупах просто так копаться? Я решительно выдернула руку из захвата и потрясла перед его носом моллюском. — Этот сорт не живет в морской воде. Они доплыли по реке до моря, потом их течением отнесло к берегу. По крайней мере эту точно. Если бы я осмотрела других, можно было бы сказать наверняка. Может, вода в легких была бы пресная? Броди представил, наверное, как бы я определяла солёность воды, и передернулся. — Не надо остальных осматривать. Зацепка вполне солидная, спасибо тебе. Пойдём отсюда, — он решительно накрыл тело простыней и, подцепив меня снова за локоть, повлёк к выходу. — Мне бы в дамскую комнату зайти, — тонко намекнула я, поднимая повыше руки с налипшими песчинками и не только. Бродерик только молча кивнул, с грохотом захлопывая за нами тяжелую дверь. Если бы так же просто можно было запереть воспоминания… На мое счастье, участок был оснащён полным набором канализации. Там даже имелись душевые! Все в одном помещении: и туалеты, хорошо хоть в кабинках, и три душа в ряд, и рукомойники. Благо никого в этот момент там не оказалось, ведь предназначалось помещение исключительно для мужчин. Перед тем, как пустить меня внутрь, Бродерик проверил все кабинки и остался снаружи сторожить, чтобы никто не вошёл. Глянув на многократно использованное полотенце на крючке, я предпочла потрясти руками в воздухе, сбрасывая лишнюю влагу, и пихнула дверь бедром. Та поддалась, капитан галантно придержал ее, оказавшись неожиданно близко. Я сглотнула, подавив желание поправить вуаль, — на таком расстоянии от неё маловато толку — и отшагнула назад. — Поехали на реку? — выпалила я первое, что пришло в голову, чтобы отвлечь Бродерика от увлечённого разглядывания моего лица. Сработало. Тот заморгал, отводя глаза. Не очень-то вы себя прилично ведёте, бывший лорд. Так таращиться на даму — непристойно, даже если она вам кажется знакомой. — Зачем? — тупо переспросил он, освобождая мне дорогу. — Посмотреть, — пожала я плечами, проскользнув побыстрее мимо подозрительно прищурившегося капитана. Неужели разглядел? — Вдруг какие следы остались. Не желаете ли прогуляться со мной по набережной? Погода стоит просто прелестная! Последние фразы я беззаботно прощебетала уже на улице, раскрывая зонтик и закрываясь от мерзко моросящего дождя. Бродерик тяжело вздохнул, покосился на набрякшее тучами небо, и взял из корзины один из форменных синих зонтов полицейского управления. Хорошо, что я свой захватила. Как чувствовала, что пригодится. Не хватало еще с женихом под одним зонтом идти. Еще узнает, чего доброго. Сама не знаю, какие следы я рассчитывала найти. Тем более, под дождем, в вечных сумерках смога. Полицейское управление стояло в глубине кварталов, и до реки еще пришлось идти минут двадцать. Скорее всего, подсознательно мне просто хотелось так незамысловато почувствовать, что я жива, в отличие от тех несчастных в морге. Холодные брызги на лице, промокшие, хлюпающие полусапожки, перестук капель по куполу зонта, тяжелые шаги надежного рыжего полицейского за моей спиной. Все, чтобы вернуть меня в здесь и сейчас, чтобы я не задумывалась, каково приходилось бедняжкам, когда их шею пережимала тугая проволока. Это еще неизвестно, живы ли они были, когда в грудь вонзался нож. Об этом аспекте мне вообще думать не хотелось. От слова совсем. Да и не понять уже — слишком долго они в воде пролежали. Мелькнувшую идею, что мы можем вот сейчас, в еще волнующейся после недавнего шторма воде, углядеть еще один труп посвежее, я старательно отогнала и дорогу к ней забыла. Мне еще спать вечером, и желательно без кошмаров. Но судьба сегодня почему-то решила, что кошмары мне просто жизненно необходимы. Когда мы проходили мимо достопамятного моста, по которому меня когда-то послали далеко и надолго на левый берег, я заметила уходящие вниз ступени… Очень удобно. Людное место, правда, но если ночью, в темноте и смоге, то протащить и сбросить труп вполне возможно. — А что там? — ткнула я затянутой в кружевную перчатку рукой в сторону ступеней. Оказалось, под мостом с обеих сторон никто никогда не бывал. Дежурный маг огня раз в неделю проходил по верху, и вместе с ним между балками катилось очищающее заклинание. Воду он не затрагивал, так что рыба спокойно продолжала плавать, а всякие норовящие поселиться в темном влажном месте паразиты вроде крыс и улиток сгорали моментально. Огонь уничтожал только сухопутную органику — водоросли и прочая подводная растительность спокойно себе процветали. — Чистка будет завтра. Мы как раз вовремя, — Бродерик поежился на холодном мокром ветру. — Проверим? Я сейчас. Фонарь возьму, а то темно уже. Он быстрым шагом двинулся на другую сторону моста, тут же скрывшись в густом тумане. Оставшись в одиночестве, я поежилась. Неожиданно громким стал плеск воды где-то в темноте, внизу; морось колючими иголками впивалась в лицо, несмотря на зонтик. Шерстяное пальто напиталось влагой из воздуха и скорее холодило, чем грело. Не хватало еще, чтобы вот сейчас из полумрака вынырнул убийца. Фонарей с моста было явно недостаточно, чтобы вернуть мне душевное спокойствие, их едва было видно размытыми белесыми пятнами в глубине смога. Бродерик принёс даже два светильника. Один отдал мне, и я стиснула тёплую от его руки металлическую петлю. Ступив на первую ступеньку, ведущую к темному пространству под мостом, Салливан протянул мне руку. Я довольно улыбнулась под вуалью. Хоть одному мужчине в этом мире я уже привила мысль о том, что без меня ни одно дело не обойдётся. Лучше бы я осталась наверху, осознала я через минуту. Чем ниже мы спускались, тем ядренее становилась вонь. Наверху она практически терялась в привычных миазмах левобережья, но сейчас — около, по идее, чистой и свежей поверхности реки — должно было стать легче, но не становилось. Наоборот. Воняло как-то знакомо. Практически так же, как только что в морге. Скользкие ступеньки вынуждали все время смотреть под ноги. Я опиралась на локоть Бродерика уже не из куртуазности, а по чистой необходимости: навернуться на покрытых какой-то слизью и чёрным налетом камнях не хотелось совершенно. Река плескалась у самых камней, иногда заливая их беглой волной. Бродерик прохлюпал вперед, под мост, не обращая внимания на лужи. Хорошо ему в армейских сапогах. Мои полусапожки промокли окончательно, но я этого даже не заметила, прижимая освободившейся рукой к носу и рту платок с пропиткой. Вонь стала совершенно невыносима. — Твою мать… — выдохнул капитан. Я повыше подняла подрагивающий фонарь. Надо же, и не заметила, что у меня трясутся руки. Хорошо, что еще не выпал. Стена была покрыта грязными разводами: полосы, пятна и куски какой-то коричневатой субстанции создавали причудливое уродливо-прекрасное полотно абстракциониста. Лучше бы я не приглядывалась. Нет, лучше бы я вообще сюда не спускалась… И не попадала в этот чокнутый, проклятый, забытый богами мир! У стены, как банки спрея у граффитиста, валялось то, что когда-то было одеждой. Какие-то куски ткани успели почернеть и покрыться вездесущей плесенью, некоторые были посвежее, едва успевшие заскорузнуть от пропитавшей их крови. — Это одежда жертв. А я еще удивлялась, почему такие аккуратные края лоскутьев. А он их отрезал, чтобы стену размалевать. — Зачем? Он что, спятил? — пробормотал растерянно Бродерик, тупо уставившись на кровавое полотно. Не думаю, что он понимал, что именно разглядывает, иначе уже извергал бы обед в реку. Скорее, его мозг отключил реакции от шока, оставив одно рациональное мышление, которое тоже буксовало, не в силах постичь логику ненормального убийцы. — А ты думаешь, он стал бы убивать похожих между собой женщин, если бы был в здравом уме? — я с трудом, но заставила себя отвести взгляд от жуткого зрелища. Да, это переплюнуло даже воспоминания о Хилли. Мой новый персональный рекорд ужастика. — Надо направить водников, пусть прочешут реку. Начать надо повыше — мало ли, еще какие сюрпризы обнаружатся… Бродерик вздохнул. — Неужели ты думаешь, что хоть кто-нибудь с правого берега почешется? Пойду договорюсь с рыбаками. У них багры и шесты, за несколько дней управимся. Я почувствовала холодную ярость, поднимающуюся откуда-то изнутри, из моего резерва. Хорошо, что я не огневик. Спалила бы весь мост нахрен. А так всего лишь отрывисто ткнула пальцем в царапину от бритья на его щеке, не дававшую мне весь день покоя. Бродерик зашипел от боли и отдернулся.