Он улыбнулся и снова поцеловал. И на этот раз нам никто не помешал. Самуэль хотел быть нежным, но в меня, будто кто-то вселился. Его прикосновения разбудили невыносимый жар, и мне хотелось как можно скорее его затушить. Позволив себя раздеть и уложить на простыни, я коварно скинула Самуэля. Бесстыдно стянула с него брюки и уселась сверху. Он протяжно выдохнул, чувствуя мою влажную страсть. – Мари… – Самуэль… Я наклонилась, едва-едва задевая губами его рот. Самуэль потянулся за мной, но я не позволила, принялась двигаться, заставляя любимого забыть обо всем на свете, отдавая ему свою любовь. – Мари… – Самуэль… В тот момент я была безмерно счастлива, еще не зная, что приготовила нам судьба. Глава семнадцатая Через два дня должно было состояться первое заседание, на котором будет рассматриваться дело Мошано, еще через три Самуэль был готов вплотную заняться Клодом. Но вышло все совсем иначе. Мы завтракали, болтали о том о сем, делились планами. Самуэль собирался на службу, а мы с Юлианой хотели посетить выставку известного художника. Карин мечтала зайти в кафе рядом с выставочным павильоном, дабы полакомиться пирожным. Однако планам не суждено было исполниться. Дверь с шумом распахнулась. В столовую вбежал бледный Гордон. Следом, важно ступая, появился кэр Нумвел, начальник Самуэля, в сопровождении нескольких городовых. – В чем дело, кэр Нумвел? Самуэль положил вилку и с удивлением посмотрел на начальника. Тот кивнул, здороваясь, а потом громким, четко поставленным голосом заявил: – Кэра Мари Ревиль, вы обвиняетесь в обладании запретного дара меняющей личину. Приказываю следовать за мной. Вначале я ничего не могла понять. Пялилась на пришедших, переводила взгляд с Самуэля на Юлиану, с нее на Карин и обратно. Слова Нумвела звучали в голове, но были пустыми, ничего незначащими. – Повторяю, Мари Ревиль, вы обязаны пойти с нами, иначе городовые применят силу. – Какого черта, Нумвел?! – воскликнул Самуэль, вскакивая со стула. – Что за представление?! Вы все с ума посходили?! Это моя невеста! Нумвел поморщился. – Прости, Черконе, это не обсуждается. И прошу тебя, не лезь, не усложняй ситуацию. Ясное дело, Самуэль полез, особенно когда меня бесцеремонно стащили со стула и поволокли к двери. Попытался отбить, но городовые были наготове. Раздался выстрел, и мой любимый рухнул на пол. – Убили! Заголосила Юлиана, заплакала Карин, я только и могла, что смотреть. Внутри все заледенело, руки и ноги не слушались. – Помолчите, кэра Черконе! – воскликнул Нумвел, пытаясь перекричать шум. – Это снотворное. Ваш брат очнется через четыре часа. Впрочем, Юлиана его не слышала, рухнула на колени рядом с братом и заливала его рубаху слезами. С непонятной отрешенностью я позволила надеть верхнюю одежду, сама влезла в сапоги. Меня вывели на улицу. Холодный ветер надул юбку пузырем, взметнул волосы, швырнул в лицо снег. Снежинки растаяли, по щекам потекла вода. Или не вода, не знаю. Меня посадили в особый мобиль городовых. Одни уселся за руль, второй сел рядом, еще трое отправились в будку стеречь опасную преступницу, то есть, меня. В будке не было окон, только вентиляция на крыше. Куда меня везли, я не знала. Хотя куда? В тюрьму, наверное. Со мной больше не говорили, только смотрели во все глаза. Видимо, ждали, когда превращусь в зверя. Превращаться я не собиралась, опустила глаза в пол, чтобы никого не видеть, скрючилась на лавке, пытаясь стать маленькой и незаметной. Страха не было. Все случилось слишком внезапно и казалось игрой. Какой-то нелепой дурной постановкой. Мобиль затормозил, мои конвоиры вылезли из будки. – Пошевеливайся! – прикрикнул один из них. Я поднялась с лавки и стала выбираться. Неловко встала на первую ступень и едва не упала. Никто даже не шелохнулся. Конвоиры с настороженным любопытством пялились на меня. В руках они держали оружие, и что-то подсказывало, заряжено оно было не снотворным. Я выбралась из будки, огляделась. Мобиль остановился возле приземистого здания из почерневшего от времени камня. Крыша была завалена снегом, окна зарешечены. Возле двери стоял вооруженный мужчина. Ну, здравствуй, тюрьма, вот мы и свиделись. – Заходи, Ревиль, чувствуй себя как дома. Оказалось, Нумвел тоже приехал, только в другом мобиле. Он подхватил меня под локоть и завел внутрь. Двери душераздирающе скрипнули открываясь. Меня втолкнули в царство полумрака, затхлых запахов и несвободы. В здании тюрьмы были низкие потолки, тусклые лампы, вокруг которых вились мухи, сквозняки и странные звуки, от которых по спине побежали мурашки. Нумвел провел меня по длинному коридору и сдал с рук на руки коменданту – жилистому мужчине в годах, что-то тихо ему сказал, подписал документ и ушел. Комендант окинул меня ничего незначащим взглядом. – Снимите верхнюю одежду, – велел он. Я подчинилась. – Следуйте за мной. И не вздумайте напасть, умрете сразу. Я кивнула и поторопилась за ним. Комендант повел меня вглубь, шел долго, я даже успела устать, остановился возле крепкой, обитой железом, двери. Отпер ее и посторонился. – Ваши апартаменты, кэра. Заходите. Я замешкалась на пороге, больше похожем на пасть огромного зверя, испуганно оглянулась в поисках поддержки. Но меня лишь с силой толкнули внутрь. – Приятного отдыха, кэра, – ухмыльнулся комендант и закрыл дверь. Только теперь, когда замок заперли, и я очутилась в темной холодной камере, пришло понимание: кто-то узнал, что я оборотень и нажаловался властям. И что теперь меня ждет, неизвестно. Некоторое время я стояла возле двери, прислушивалась, все надеялась, что дверь сейчас откроется, и меня освободят. Я побегу на свет, к людям, моей новой семье, к Самуэлю. И забуду навсегда об этой страшной обители. Но минуты сменялись минутами, часы часами, а дверь так и не открылась. Лишь однажды внизу появился свет, и в камеру просунули миску с кашей и щербатую чашку с водой. На миг захотелось швырнуть жалкое подношение, разбить посуду, расплескать воду, втоптать в грязь кашу, но я сумела остановить себя. Неизвестно, что будет дальше, вряд ли здесь кормят трижды в день деликатесами. Нужно быть бережливой и думать о малыше. Я подняла миску и кружку, отнесла поближе к лавке, заменяющей кровать. Садиться на кровать пока не стала, брезговала, слишком неприятно выглядело то, что заменяло постельное белье, одеяло и подушку. Но что-то мне подсказывало, скоро придется не только присесть, но и прилечь. Так и получилось, силы оставили меня, и я легла, содрогаясь от отвращения. Впрочем, стоило закрыть глаза, пришел сон, унося меня далеко-далеко отсюда. В первый раз я проснулась от скрипа – это снова открылся люк снизу, и мне подали очередную миску и кружку. Попила воды и даже поела, потом вытолкнула пустую посуду обратно. Каша была пресной, невкусной, но есть хотелось с каждой минутой все сильнее. Потом я снова легла, и во второй раз проснулась от криков. Кричал Самуэль. Я явственно различала его голос. Он требовал выпустить меня из камеры, грозил карами, расправой, предлагал деньги, услуги, однако, меня так и не выпустили, а Самуэля выгнали. Напоследок заявив, что если он будет вести себя по-свински, окажется в соседней камере. Разочарование было таким сильным, что я даже не могла плакать. Смотрела в потолок невидящим взглядом и не шевелилась. Шло время. Сколько точно я провела в камере, не знаю. Окон здесь не было, чтобы я могла следить за сменой дня и ночи. Некоторое оживление вызывало только открытие люка и очередная порция еды. А так, я скучала, передумала обо всем, о чем только можно. Страдала, вспоминала Самуэля, Карин, Юлиану. Как они там? Представляла всяческие способы наказания, отчего потом долго не могла уснуть, вздрагивая от каждого шороха. А «шорохов» в тюрьме было предостаточно: где-то шебаршились крысы, капала вода, свистел ветер, кто-то стонал, кричал, ныл, разговаривал. Иногда от посторонних звуков разрывалась голова. В такие моменты я падала на койку, накрывала голову подобием подушки и зажмуривалась. Помогало плохо. В основном я лежала или сидела на кровати. Иногда, когда сил оставаться на месте больше не было, вскакивала на ноги и бегала по камере. Нарезала круги, как запертый в клетке зверь. Впрочем, я и была этим зверем. Пойманным, запертым, привязанным на поводок зверем, ожидающим своей участи. Главное, чтобы Самуэль и девочки не пострадали. Чтобы хватило им ума обмануть, сказать, что не знали, не ведали о моей природе. А мы с малышом… Мой мальчик, надеюсь, и у нас с тобой все будет хорошо. Комендант пришел после очередного кормления. Заворочался ключ в замке, заскрипели петли, дверь открылась. Я как раз лежала и мысленно разговаривала с Самуэлем. Он мне улыбался, обещал, что мы справимся. И скоро, совсем скоро я вернусь домой. – Вставай, Ревиль, – без предисловий заявил комендант.