– Что? – Мне все равно, кто ты, Мари. Хоть меняющая личину, хоть сама смерть. Я сохраню твою тайну. И если уж вы с Самуэлем любите друг друга, то пусть будет так. Я не стану вмешиваться. – Спасибо, Юлиана, – прошептала я, обнимая ее в ответ. – Спасибо. Снизу раздался голос Самуэля, он о чем-то спрашивал Гордона. – Беги к нему, – улыбнулась Юлиана. – Он соскучился. А я переоденусь и снова в больницу. Я поцеловала ее в щеку и побежала к любимому. Лишь благодаря лисьему слуху услышала тихие слова: – Пожалуйста, боги, присмотрите за этой девочкой. Мой брат заслужил счастье… Самуэль стоял возле лестницы, раскинув руки. Я, чувствуя себя ребенком, не добежала несколько ступеней и прыгнула к нему. Он поймал, крепко прижал к себе. – Я соскучился, – прошептал любимый. Промолчала, вместо этого поцеловала со всей возможной страстью. Он ответил, отчего умные мысли покинули мою голову, а тело обожгла волна возбуждения. Если бы я владела перемещением в пространстве, мы бы в тот же миг оказались в спальне. И… Тихое покашливание заставило смутиться и спрыгнуть на пол. – Прошу за стол, – проговорил Гордон, деликатно смотря в сторону. – Еда остывает. Пришлось отложить хитроумный план по соблазнению на потом. Впрочем, чуть позже мы не только осуществили его, но и перевыполнили, не в силах оторваться друг от друга ни на секунду. Три недели пролетели, как одно мгновение. Карин выздоровела, ей разрешили поехать домой. Подчиненные Самуэля вовсю рыли землю носом и, наконец, нашли неопровержимые доказательства преступлений четы Мошано. Даже с Клодом могло все решится в нашу пользу, чему способствовало рвение Самуэля как можно скорее освободить сестру от ненужного брака. Наша семья сблизилась еще сильнее. Да, пусть я пока не была официально ее членом, но чувствовала себя оной. Тем более свадьбу мы запланировали на позднюю весну, оставалось лишь немного подождать. А уж после того, как кое-что узнала, и вовсе. В тот день я спала дольше, чем обычно. То проваливалась в сновидения, то практически была готова проснуться, но не просыпалась, балансировала на грани. Пока в один прекрасный момент не услышала детский голосок: – Мама, мамочка, я пришел! В шею ткнулся влажный носик, язычок облизал щеку, нос пощекотали хвостиком. Я громко чихнула и проснулась. Открыла глаза, рядом никого не было, ни Самуэля, ни Карин, ни другого ребенка. Да и не могло быть, это был лишь сон. Сон… Сон? Сон! В памяти вдруг возникла история, которую когда-то рассказывала нам с сестрой мама. – Знаете, девочки, в нашем роду дети всегда приходят знакомиться к матерям раньше, чем они понимают, что в тягости. – Как это?! – удивлялась сестра. – Очень просто. Например, ты, Ева, привиделась мне в зеркале в виде трехлетней малышки, когда я расчесывала волосы. А Мари прибежала в сон в облике лисенка, всю облизала, назвала мамой и убежала… Мама, как же мне тебя не хватает! Не с кем посоветоваться, не у кого спросить. Я так надеюсь, мамочка, что у вас там все хорошо. А у меня все замечательно, тем более сейчас, когда я знаю. До вечера я не находила себе места. Не могла есть, пить, мне не сиделось, хотелось то на воздух, то спрятаться в своей комнате под одеяло. Когда вернулся Самуэль я измучилась вконец. – Любимая, что случилось? – спросил он, когда мы остались одни. – Я вижу, тебя что-то гложет. Откройся мне. Я затравленно посмотрела ему в глаза. Стать матерью – что может быть лучше! Но я все равно боялась: реакции Самуэля, его слов, выбора. – Ты пугаешь меня, Мари. Что стряслось? Я глубоко вздохнула и заговорила, не став кружить вокруг да около. – Самуэль, я беременна. Скоро у нас родится сын. – Ты уверена, любимая? – Как никогда. Он на мгновение замер, а потом тревожная складка на лбу разгладилась, глаза радостно вспыхнули, губы растянулись в улыбке. Самуэль резко подался вперед и сжал в объятьях, пряча от всего мира. По моим щекам потекли слезы. Слезы счастья. – Это лучший день в моей жизни, – прошептал он, и я поняла, Самуэль едва-едва сдерживал рыдания. – Ты, правда, рад? – Безмерно. – И не жалеешь? – О чем? – он отстранился и с удивлением посмотрел на меня. – Ну… – О чем я могу жалеть? О том, что рядом со мной любимая? О том, что она вскоре станет моей женой? Или о том, что подарит сына? Глупышка! Да я сам себе завидую! Он снова обнял меня и поцеловал в макушку. – Но меня интересует лишь один момент… Я взволнованно выбралась из его объятий. Самуэль коварно улыбался. – Какой же? – Почему ты уверена, что родится мальчик? Вдруг чудесная рыженькая девочка? Я невольно покраснела. – Понимаешь, в моем роду женщина всегда знает, какого пола ребенка она носит. Я быстро пересказала историю мамы и то, как пришел знакомиться наш сын. Самуэль слушал внимательно, то и дело целовал, сбивая с мысли. Когда я закончила, спросил: – Есть еще что-то, что я должен знать? – Есть. Мы должны решить, буду ли я становится лисой во время беременности? – Это важно? – Очень. Я провела ладонью по его щеке. Щека немного кололась. Он поймал мою руку и поцеловал каждый пальчик. – Если я буду оборачиваться, малыш возьмет мой дар, если нет, то никогда не увидит своего зверя. Будет чувствовать, ощущать пустоту, но никогда не сможет стать лисом. – А ты, Мари, как хочешь ты? – Я приму любое твое решение, любимый, – прошептала я. Самуэль перевел взгляд и задумался. Я ждала, мысленно считая каждую секунду. Хотела ли я, чтобы сын мог оборачиваться? И да, и нет. Без второго обличия ему будет легче жить в этом мире, безопаснее, проще. Но представляя, что лишу его права быть собой, отрежу от лисьего рода, никогда не расскажу о предках, их славных деяниях. Никогда не покажу, как оборачиваться, никогда не побегу с ним рядом, сопровождая на первую охоту… Хотелось плакать. – Мари, ты… Я вздрогнула и посмотрела на Самуэля, он тоже смотрел на меня, лаская взглядом. – Я не могу лишить сына возможности быть самим собой, сделать неполноценным. Ты будешь оборачиваться. Только пообещай мне… – Все что угодно, – всхлипнула я. – Пообещай, что делать это будешь только в доме, вдали от чужих глаз. Мы не должны подвергать семью опасности. – Обещаю.