Он подошел к помосту и потянул Ольшу на себя. Та игриво захихикала, оказавшись в его объятьях. Мужчина с силой сжал ее ягодицу, оставив на нежной коже следы от пальцев. Я снова застонала, потому что очень хотела оказаться на ее месте. Присутствующие проводили пару до двери, другой, не в которую я вошла, а потом резко устремили взгляды на меня. Я визгливо засмеялась. – Второй подарочек! – воскликнул Мошано. – Рыжая синеглазая крошка Мари. Приезжая, бездомная, находится на попечении моей дорогой супруги. Тельма чуть склонила голову в поклоне. – Предположительно девственна. Прекрасно сложена. Впрочем, вы все видите сами. А еще она чуткая и послушная. Заставит любого унестись в царство наслаждения. Давайте же, мои дорогие, узнаем, кто будет первым! Он вновь поднял крышку ларца и еще дольше возился с, перебирая сложенные листы. И, наконец, вытащил один. – Итак, владельцем на час крошки Мари становится… номер восемь! – Я! Я! Я! – завопил тучный мужчина в узком фраке, очень похожий на градоначальника. – Эта рыжая девка моя! У меня номер восемь! Он поднял руку, показывая всем желающим приглашение. – Ошибаешься, – внезапно проговорил знакомый голос. Весьма злой голос. Мужчины расступились, и я снова увидела Самуэля. В который раз за этот день. Он подошел к мужчине во фраке и бесцеремонно отобрал приглашение. Восьмой было дернулся, чтобы вернуть золотой прямоугольник, но наткнулся на кулак Самуэля и рухнул, как подкошенный. Никто не мешал, все молчали. Замерла и чета Мошано, но все глаза глядя на происходящее. Самуэль подошел к помосту и протянул руку. – Иди ко мне, Мари. На этот раз в его голосе не было злобы, только усталость и нежность. – Иди сюда. Я протянула свою ладонь и шагнула с помоста, оказавшись в его объятьях. Не в силах терпеть, коснулась губами его рта. Он ответил, но я не успела насладиться, коварная тьма обморока унесла меня далеко-далеко. Глава четырнадцатая Первым, что я почувствовала, был взгляд. Любопытный и беззлобный. Поэтому, наверное, я и не слетела с кровати и не забилась в угол, прячась от его обладателя. Большие широко распахнутые глаза, длинные черные ресницы, курносый нос, веснушки, непокорная темная прядка, вылезшая из прически – за мной с большим интересом наблюдала малышка Карин. – Здравствуй, – проговорила я, с неудовольствием слыша, как хрипл мой голос. – Здравствуй. – Где я, Карин? Малышка сморщила нос. – Как это где? У меня дома. Теперь нахмурилась я. – А как я оказалась у тебя дома? – А ты разве не помнишь? – Честно говоря, не очень. – Тебя дядюшка принес. – Самуэль! – ахнула я. – Ага. Вчера вечером. Я видела. Не спалось, вот я и бегала по лестнице, подглядывала… ой…, – девочка смущенно захлопала ресницами. – То есть… я хотела сказать… пить мне захотелось, вот я и пошла на кухню, вниз, а там дядюшка тебя тащит. От нарисованной в воображении картинки мне стало плохо, а когда память подкинула все то, что я вытворяла на приеме, и вовсе захотелось умереть. Вот прямо сейчас. Пока не вернулся Самуэль, не взглянул на меня всепрощающими черными глазами. – Тебе плохо?! – воскликнула Карин. – Потерпи, Мари, я сейчас дядюшку позову! – Не надо дядюшки! – встрепенулась я, но не тут-то было, Карин с криками убежала за дверь. Живая Мать, помоги! Я спряталась под одеяло, обнаружив, что одета в теплую длинную ночную рубашку. Какая радость. Впрочем, сильно легче не стало, стыд затопил с головой, и меньше всего мне сейчас хотелось видеть свидетеля моего безобразного поведения. – Мари, вам плохо? А вот и он судя по голосу, взволнован. – Мари? У вас головокружение? Боль? Скажите, пожалуйста, не нужно терпеть. – Со мной все хорошо, – прошелестела я из-под одеяла. – Раз так, не могли бы вы показаться? Мне не особо удобно говорить с одеялом. Я вновь ощутила, как запылали щеки. – Не могу, простите? – И почему же? Живая Мать, неужели он не понимает, что если я вылезу на воздух, то сгорю от стыда?! – Мари, вы там живы? Не задохнулись? Имейте в виду, длительное нахождение под одеялом плохо влияет на самочувствие юных кэр. В голосе появились смешливые нотки. Да он издевается надо мной! – Вы! Да, вы…, – пыхтя, будто еж, я выбралась из-под одеяла и уселась на постели. Самуэль стоял рядом и с интересом наблюдал за мной. – Вы издеваетесь?! – И не думал, – помотал он головой. – Как вы себя чувствуйте, Мари? Теперь в его голосе было лишь сочувствие, но от этого стало только хуже. В памяти еще ярче вспыхнули воспоминания. – Хорошо, – ответила я и, всхлипнув, добавила. – Простите, но… ужасно! – Голова болит? Доктор сказал… – Нет, мое тело в порядке, но… я все помню, Самуэль, понимаете? Помню и не могу объяснить… – Мари… – Самуэль… прошу, дайте мне уйти! Я безмерно благодарна вам за все, но не могу больше обременять вас своим обществом… я… мне ужасно стыдно… – Мари. – Он подошел ближе и взял меня за руку. – Посмотрите на меня. Я замотала головой, не в силах поднять на него взгляд. – Прошу вас. Спокойный тон вместе с легкими поглаживаниями ладони сделали свое дело, я осмелилась взглянуть на него. – Мари, вы ни в чем не виноваты… – Но как же! – Дослушайте, прошу. – Простите. – Вас опоили. Мерзкими запрещенными дурманными каплями, превращающими человека в существо, которого интересует только одно. Вы понимаете? Я кивнула.