– Пойдем ужинать, новенькая, – сказала Пульга. – Не успеешь, ляжешь голодной. Здесь никто никого не ждет. Пришлось пошевеливаться. Ужинали на кухне. Кроме нас, за столом сидели слуги. Хмурые мужчины и замученные неулыбчивые женщины. Командовала парадом повариха в засаленном фартуке и огромном колпаке. – Новенькая Мари, – представила меня Хелла. Присутствующие на миг подняли от тарелок пустые глаза, затем потеряли интерес. Вот и познакомились. На ужин подали бобовую похлебку, кусок хлеба и ягодный взвар с медом. Вкусно и сытно. – Спасибо, очень вкусно, – я единственная, кто поблагодарил повариху. Остальные отваливались от стола, будто сонные мухи, и уходили. Женщина покраснела от похвалы, заулыбалась. И когда я уже уходила, сунула в руку пирожок. – Кушай, девочка. Для хозяев делала, вот осталось. – Огромное спасибо. – Все, теперь иди, мне еще убираться надо. По дороге слопав подношение, в комнату мастериц я вошла в приподнятом настроении. Впрочем, вскоре оно упало. Внутри бушевал скандал. – Где оно?! – бесновалась Сарима. Женщина раскраснелась, ее короткие черные волосы стояли дыбом, лицо исказилось в гримасе то ли боли, то ли отчаяния. Она бессмысленно размахивала руками и кричала. – Где оно?! Кто взял?! Оно лежало под матрасом, а сейчас его нет! Верните, гадюки!!! – Это она взяла, новенькая, – вдруг прозвучал тоненький голосок Пульги. – Больше некому. Все работали. Взгляды тут же обратились ко мне. Я даже отступила на шаг от неожиданности. – Ты… ты…, – Сарима вытянула руки со скрюченными пальцами и двинулась на меня. То ли задушить собралась, то ли глаза выколоть. Ни то ни другое меня не устраивало. – Да в чем дело?! – рявкнула я. – Что за крики?! И при чем здесь я?! Старая Хелла проворно для своего почтенного возраста вклинилась между мной и Саримой. Взяла рассерженную женщину за руку и усадила на стул. – Посиди, дорогая, отдохни. Сейчас все выясним. Затем она подошла к двери и поплотнее ее закрыла. – Сарима спрятала кружево. На продажу. Мы все так делаем, кто одежду втихаря шьет, кто вяжет, и ты будешь, поверь, девочка. Денег здесь толком не заработаешь, от кэры лишней монеты не дождаться. И не уйдешь, градоначальник не позволит. А деньги нужны. У меня вот внучка, ей надо приданное собирать, у Саримы две дочери, у Питры – сын, у Пульги – брат малолетний, а Боне лечится надо, девочка она молодая, хороший доктор ей косточки мигом на место вправит. Поэтому приходится вкручиваться. Понимаешь? Я кивнула. – Мы здесь друг за друга горой. Всякое может случиться, где одна не справится, вместе выдюжим. Поэтому Мари, если вязала кружево, верни. Ничего тебе не сделаем. За первый раз всегда прощение. Оно ведь всякое бывает. Ты девочка неплохая, вижу. Отдай кружево, не бери грех на душу. – Я не брала. – Врет, – пискнула Пульга. – Я по глазам вижу. Хелла нахмурилась. – Упорствуешь во лжи, тогда не обессудь, получишь по полной. А решишь пожаловаться, добавим. Здесь как, милочка, если руки работают, то синяк под глазом или лицо расцарапанное, никого не волнует. У хозяйки есть, кому клиентов встречать, кому их обслуживать. Наше дело маленькое. Шить да вязать. Вдали от чужих глаз. Понимаешь? – Да. – И жить нам вместе в этой комнате, пока руки работают да пальцы шевелятся. Пока градоначальник не решит, что износились, и на свалку пора. – Кэра Хелла, не брала я! Хоть чем хотите поклянусь, не брала. Да даже в глаза не видела ваше кружево! – Ай-я-яй, девочка, – покачала головой старуха. – Я бы и рада тебе поверить, да не могу. Знаешь, сколько я таких за свою жизнь перевидала? Много. И стоят они честными глазенками тебе в глаза смотрят и врут. Так что прости, но бить тебя сегодня будем крепко. Чтобы на всю жизнь поняла: крыс здесь не любят. Мастерицы вдруг поднялись со своих мест, подобрались и стали окружать. А я поняла, что если сейчас ничего не придумаю, быть мне битой. Обернуться и защищаться в лисьем обличье даже не думала. Сразу я со всеми не справлюсь, да и не убивать же их, в самом дела, но проблем точно прибавится. Я судорожно оглядывала лица, ища хоть одно сомневающееся, но не находила. Женщины твердо решили преподать мне урок. Внезапно я вспомнила, что когда впервые увидела Пульгу, она залезла вовсе не под ту кровать, на которой отдыхала. – Подождите! Днем сюда прибегала Пульга, она вытащила из-под матраса сверток! Мастерицы удивленно переглянулись, а обвиняемая покраснела. – Врет! – взвизгнула она. – Целый день я спиц из рук не выпускала! В туалет ходила только однажды! Да не одна, а с Боней. Хелла пожевала губами. – Боня, что скажешь? – Бабуль, Пульга не врет. Мы с ней весь день вместе провели. Никуда она одна не ходила. – Но и я не вру! – воскликнула я. – Меня привела сюда кэра Валенсо, оставила буквально на несколько минут, чтобы принести сменную одежду. Да вы у нее самой спросите. А когда ее не было, пришла Пульга. Меня начала расспрашивать, а когда узнала, что я новенькая, полезла под матрас вон той кровати. Я показала, какой именно. – Потом вытащила что-то завернутое в белую тряпку, а дальше… – Мои кружева! – всхлипнула Сарима. – Я их в тряпочку завернула… – Тихо, Сарима, – велела Хелла. – Что дальше, рассказывай, Мари. – Да почти и рассказывать-то нечего. Она спрятала сверток в платье и ушла. – И все? Я задумалась. – Ах, нет. Сказала мне: «Ты меня не видела, новенькая». Таким голосом злобным. Я еще подумала, что странно это звучит, нелепо…Ой, у нее на шее кулон висел. – Кулон? – оживилась Хелла. – А что за кулон, помнишь? – Черный такой. Неприятный. Вот вспоминаю и мурашки по спине. – Черный, значит, – протянула старуха, а потом злобно добавила. – Питра, ты опять за свое?! Толстушка дрогнула и затравленно посмотрела на нее. – Хелла, я… – Не ври мне, Питра! – прикрикнула старуха. – Я все равно узнаю. – Я…я взяла. Простите! Щеки женщины стали свекольного цвета, губы задрожали. Она душераздирающе всхлипнула и зарыдала. – Верни кружево, дуреха. – Не могу… – Продала, значит? – констатировала Хелла. – Продала! – Где деньги? Женщина зарыдала еще горче. – И денег, значит, тоже нет! – всплеснула руками Хелла. Тут уж зарыдала и несчастная обворованная Сарима. – Неужто опять своему хахалю Рывану отдала?! Питра прижала ладони к лицу и мелко-мелко задрожала.