Он задумался, на лицо упала грусть, брови приподнялись, придав ему хрупкий вид. Мелани кивнула на пуфик позади него, жестом предлагая ему сесть. Подхватив юбку, она тоже присела на тонкий деревянный стул. – Вы никогда не рассказывали раньше. – Она провела в лечебнице некоторое время, прежде чем мы поженились. Там она познакомилась с мужчиной – у меня никогда не возникало вопросов по поводу их отношений, хотя мне следовало бы их задать, – он выглянул в окно. – Простите. Никогда не думал, что мне придется рассказывать вам все это. Но сейчас это кажется правильным. Вы должны услышать это до того… – он замолчал, а взгляд его, казалось, уплыл в дальние дали. Он что, решил поиграть в папочку? Мелани в это не верила. Она так долго прожила без отца, что сейчас эта территория казалась чужой. – Себастьян никогда не причинит мне вреда, – сказала она, все еще не зная, к чему тот клонит. – Боги знают, что у него было много возможностей отказаться от… Ее голос сорвался, вторя незавершенной мысли Гэтвуда. Внутри она вся сжалась и инстинктивно подняла руку к животу. Радость все еще пульсировала в ней, но не могла изменить траекторию мыслей. Когда она шевельнулась, руки Гэтвуда тоже дернулись, будто тоже хотели коснуться ее живота. – У меня должен был родиться ребенок. Это произошло после того, как Фиона оказалась в лечебнице второй раз. Целители заверили меня, что с ней все в порядке. Ей пришлось вернуться туда, потому что она опять спуталась со своим… своим любовником. Тем самым, с которым она познакомилась там раньше. Эрик Матисс – так его звали. Великолепный древатор, но с извращениями. Его, знаете ли, повесили. И она не смогла этого вынести. Но целители хотели вылечить ее побыстрее, чтобы она могла вернуться домой и… родить подальше от этого ужасного места. Мелани сдерживала отвращение, только благодаря камням радости. Неуверенно взяла его за руку, стараясь успокоить. – Это был…? – Она всегда говорила, что да, это был мой ребенок. Возможно, так оно и было, и поэтому она… – он сжимал губы, будто сдерживание слов могло скрыть правду. – Она вернулась домой, но все равно была нездорова. Постоянно бормотала что-то себе под нос, что надо бы заглянуть глубже. «Пораньше», как она говорила. Я не понимал, что она имеет в виду. Когда она говорила, она говорила не со мной. Но это слово «пораньше» будто приклеилось ко мне. – Не продолжайте, если не хотите, – заверила его Мелани. У нее было предчувствие, что она знает, что будет дальше, что сделала его жена и почему Гэтвуд остался бездетным. Об этом не было нужды говорить. Зачем он вообще об этом рассказывает? – Мне важно рассказать вам об этом. Я думал, что все прошло и закончилось, и мне не придется ничего вам объяснять. Но я знаю вас слишком давно. И я не хотел, чтобы это произошло сейчас – во всяком случае, не сегодня – вы должны это знать. Но я проиграл… Это необходимо сделать в ближайшее время или никогда вообще. Скоро. Он бормотал и бормотал. Может, это было связано с напряжением, витавшим в воздухе в предвкушении церемонии, и эти его воспоминания выплыли на первый план. Но горевать в день ее свадьбы не годится. Мелани этого не потерпит. Несмотря на то что ее мать так долго и тщательно прикалывала вуаль шпильками к голове, Мелани стянула ее. Не спрашивая разрешения, она накинула вуаль ему на плечи, убедившись, что камни радости соприкасаются с его шеей и волосами. – Ты такая хорошая, Занозка. Поэтому мне трудно, очень трудно. – Я никуда не пойду, – сказала она, желая резко сменить тему, добавить горечи словам, намекнув на его шантаж, но вдруг обнаружила, что в ней этого нет. – Да. Конечно, – кивнул он. Снизу из сада донеслись звуки смеха. Приподняв юбки, Мелани на цыпочках подошла и выглянула в окно. Задний двор Айендаров был очень большим и раскинулся вниз и в сторону от дома. На широкой лужайке в сотне ярдов от веранды теперь стояли десятки белых стульев, выстроившихся в ряды напротив бирюзового свадебного шатра. Вокруг лужайки были разбиты яркие цветники, а дальше границы поместья были обозначены лиственными деревьями и белым деревянным забором. Идеальное место для свадьбы. Красивая природа, большое пространство, чтобы пообщаться и потанцевать, и для всех гостей места хватит. Главный магистрат позволил себе пригласить еще кое-кого, и скоро она сможет пообщаться с известными целителями и химиками со всего Лутадора. Мастер Айендар был отличным работодателем. Хорошо относился к ней как к человеку. Когда регуляторы спросили, чувствует ли она себя в безопасности в его доме, она знала, что они спрашивали именно о нем. Большинство гостей еще не приехали – это будет намного позже. А пока ее мама и тетя Себастьяна, сестра его покойной матери, стояли и болтали возле шатра, с легкостью раздавая указания слугам Айендара. Дон-Лин никогда раньше не приходилось управлять кем-либо – даже Мелани не очень-то долго находилась под опекой матери – и теперь она с удивительной легкостью наверстывала упущенное. – Что ты там бормочешь, как утка в воду? – покрикивала она. Раздался негромкий удар гонга, и все на лужайке повернулись к заднему входу в главный дом. Прибыли жрецы. Чтобы жениться, паре требовалось несколько членов духовенства, и Мелани и Себастьян выбрали традиционный набор – по одному от каждого божества. Они вошли в ритуальную зону, одетые во все белое. Шея у каждого была обернута шарфами разного цвета. Жрец Непознанного был в белой бурке, а вместо шарфа в его головной убор была вплетена пурпурная мандала. Когда жрецы шли, все кланялись. – Скоро выходить, – вздохнула она. Гэтвуд подошел и встал с ней рядом. – Да. Он вперился в нее взглядом, в котором бурлила сила – она чувствовала, как он обжигает ей скулу и переносицу, но она не повернулась, чтобы посмотреть на него. – И еще вот это, – прошептал он, все еще бормоча, и его пальцы в перчатках потянулись к лицу, как щупальца призрака. И хотя он не коснулся ее, она знала, что он имел в виду метку. – Это доказательство, что мы связаны. Нам было суждено встретиться. После смерти Фионы я долго не мог понять, что случилось, почему она сделала то, что сделала. Почему я потерял ее. Но теперь мне ясно. – Вы хотели передать мне подарок? – напомнила ему Мелани, неуклюже отпрянув от окна. – Да. Из внутреннего кармана пиджака он достал небольшую белую коробку. – Не тот цвет. А, может, идеальный. Заинтересованно изогнув губы, она приподняла крышку, пока он держал коробку в вытянутой руке. Там, в розетке из красиво вырезанных бумажных лепестков, лежала брошь, украшенная крупным и красным камнем – таких она, пожалуй, не видела. – Это рубин? Но он такой огромный. Я не могу его принять. – Вам придется, – сказал он. – Потому что вы уж точно не примете ничего, что будет происходить после. Дверь тихо скрипнула, и она повернулась на звук. В комнату вошла женщина с темной кожей и бритой головой. Наверное, одна из родственниц Себастьяна немного заблудилась в поместье. – Вы рано. Вас должны были встретить внизу… – О, это моя гостья, дорогая, – сказал Гэтвуд. – И капитан Де-Лия Хирват как раз вовремя. Внезапно он схватил Мелани за подбородок. Пораженная, она попыталась вырваться, но он держал ее крепко, впиваясь пальцами в нежную плоть ее щек. – Что вы…? Отпустите меня, – потребовала она, ударив его по руке. Шкатулка упала на пол. Брошь вылетела из шкатулки и запрыгала по ковру, затормозив у ног Де-Лии. – Если вы не отпустите меня, Гораций, я закричу, – предупредила Мелани. Ее должен был охватить страх. Несмотря на свой преклонный возраст, он все равно был крупнее и сильнее ее. Но она чувствовала одну только ненависть. Как так получилось, что она решила посочувствовать ему сегодня? После всего, что произошло, после его цепляний, его преследований, его… Ее руки сами собой скрючились, как ястребиные когти. Если бы ей пришлось сейчас умереть, то перед смертью она бы вырвала ему глаза. Она вцепилась ему в запястья и, слегка присев, дернула, пытаясь вывести его из равновесия за счет своего веса. Сердце билось у нее в груди, как птица в клетке. Откуда у него столько силы? Уколы? Неужели они действительно укрепляют его силу и выносливость? – Полагаю, ты все равно закричишь, – сказал он и переместил руку с подбородка на горло. Зубами стянул перчатку с другой руки и заткнул ей рот, прижав ладонь к ее челюсти, чтобы она не смогла вытолкнуть ее. Она знала, что однажды он сделает это – сделает с ней что-нибудь ужасное. Черт возьми, она же знала. Но вежливость и страх – страх быть разоблаченной, если она выведет его на чистую воду – не позволили ей рассказать об этом Айендарам или кому-либо еще, кто мог бы с ним справиться. Но почему сейчас? Почему ты набросился на меня именно сейчас? Ублюдок, почему ты не дал мне спокойно выйти замуж? Он качнулся от ее рывка, но равновесие не потерял. Линия рта стала жесткой, но в глазах плескалось сочувствие. Как будто он считал это неизбежным – чем-то, что было за пределами его контроля. Обернуться Мелани не могла, но чувствовала приближение Де-Лии. Она кричала, взывая о помощи сквозь перчатку, но знала, что все было напрасно. Эта женщина пришла, чтобы помочь Гэтвуду… чтобы… Боги, она даже представить себе не могла, что он может сделать или что его заставило напасть на нее. Де-Лия, двигаясь, издавала странное звяканье. Такой звук издают бутылки, стукаясь друг о друга. Что-то скользнуло перед лицом Мелани – клинок, на котором балансировали брошь и шкатулка. – Спасибо, капитан, – сказал Гэтвуд, с особой осторожностью убирая драгоценный камень назад в шкатулку. Очевидно, он не хотел прикасаться к броши. – Свяжи ее. Неизвестно откуда возникла белая тряпка, которую накинули на голову Мелани, одновременно закрепив кляп из перчатки, плотно зажатой у нее во рту. После чего Гэтвуд отстранился. Снова раздалось звяканье, и Мелани поняла, что у женщины к бедру привязан мешочек. У нее там что, ампулы времени? Слишком уж они большие, но в данный момент это не имело значения. – Если вы до меня дотронетесь, я вас прикончу, – кричала Мелани, хотя из нее вырывался один глухой визг. – Себастьян прикончит вас. Моя мать прикончит вас. Ее начала охватывать паника, которая подавляла гнев. Когда Де-Лия уложила ее на пол, уткнув лицом в ковер, в уголках глаз Мелани выступили слезы. В открытые запястья впились грубые волокна веревки. Зачем ты это делаешь? Все это время я думала, что с тобой что-то не так, но я не думала, что… Зачем ты это делаешь? Он как будто услышал ее мысли и присел перед ней на корточки. – Долгое время я считал Фиону просто невменяемой. Она убила нашу маленькую дочь всего через несколько дней после того, как та родилась. Стражам Дозора я сказал, что потом она покончила жизнь самоубийством, но это неправда. Я нашел ее с девочкой, и это я убил ее. Она пыталась объяснить. Она говорила про магию. Говорила, что магия возникает не только из элементов. Что есть пятый вид магии. Мы знаем о дереве, песке, драгоценных камнях и металле. Но она сказала, что есть еще кое-что. Она сказала, что пятый вид магии – это пневма, неизвестная тканевая жидкость. Пятый вид магия – это человеческая магия. Но ее забирают у людей. Крадут. И она просто захотела увидеть магию до того, как ее украдут, поэтому она начала искать. Искать в нашем ребенке. Из опухших, похожих на щелки глаз – маленьких и искренних, – текли слезы, оставляя блестящие дорожки на щеках. Гэтвуд вытер рот, провел рукой по волосам. – Безумие, ведь правда? Все, что она говорила, звучало абсолютно нереально. Просто бред безумной, кровожадной женщины. Магия не может жить в людях. Людей нельзя зарядить магией, – многозначительно сказал он. –  Но потом я познакомился с тобой. Фиона давно покинула этот мир. Но доказательство ее слов явилось ко мне. Она говорила, что магия может жить в теле – в плоти. И ты пришла. Может, божество Непознанного хотел дать мне понять, как я был неправ, убив ее, и послал тебя. Думаю, они хотели наказать меня за то, что я наказал ее. И я подумал, что, если я продолжу ее работу, смогу искупить свою вину. Долгое время я не знал, как это сделать. У меня была ты – моя занозка. Юная целительница, заряженная магией. Но я не знал, что с тобой делать. Он снял с ее головы обруч, убрав с него ее кудри. Обнажил метку. – Даже несмотря на это, я не знал, что делать.