– Нет, я хотел… Я не хотел… – он резко сглотнул и отвернулся. – Я имел в виду, что я не хотел… – Ты все еще переживаешь, что я подумаю, что ты помог мне в тот первый день только потому, что я тебе понравилась? Он склонил голову. – Теперь это уже не имеет значения, ведь так? – спросила она. – Поскольку ты, очевидно, – слова робко слетели с ее губ, – ты сразу понравился мне. – Ты должна понять, – сказал он, все еще не глядя на нее. – И я думаю, теперь ты можешь понять меня. Когда я был маленьким, я часто хотел, чтобы люди чувствовали себя определенным образом. И когда я хотел этого достаточно сильно, они именно так и чувствовали себя. Я хотел, чтобы они что-то сделали, и они это делали, понимаешь? Она кивнула. Задумчиво скользнув языком по щеке, он повернулся. Его глаза были полны надежды и страха. – Я всегда переживал, что, если я захочу кого-то очень сильно, даже сейчас, я смогу заставить его тоже захотеть меня. – О, Себастьян. В груди у нее сжалось. Живот и горло заполнили порхающие бабочки. Она нащупала его руку в траве, взяла ее в свою и крепко сжала. Он переживал, что каким-то образом манипулировал ее чувствами. Что заставил ее пережить этот странный порыв – этот блаженный покой – всякий раз, когда он был рядом. Она медленно придвинулась к нему и тихо заговорила: – Мой дорогой, милый, внимательный месье Лейвуд. Никогда в жизни я не встречала человека, столь искренне неспособного к манипуляциям, как ты. Сила, которой ты когда-то обладал, видимо, идет вразрез с твоей душой. И, поскольку у меня теперь тоже есть некая сила, я чувствую, что вправе успокоить тебя: если ты и заставил меня так себя чувствовать, то только своим неизбывно добрым сердцем и невыносимой благопристойностью. Он расслабился, поза стала менее напряженной, и откинулся назад, прижавшись спиной к стволу. – А ты, – робко сказал он, – благодаря своей несдержанной решимости и невероятно позитивному мировоззрению. – У тебя все это тоже есть, – ответила она, поворачиваясь, чтобы прислонить голову к его плечу. – У нас не было выбора. Должно быть, так решили боги. Он обнял ее за плечи и провел пальцами по ее кудряшкам. – Должно быть. * * * – Ты влюблена, – с пафосом произнесла Дон-Лин. – Что? Нет. Прошло уже несколько дней, а она так и не сказала ни слова о том, что произошло между ней и Себастьяном в парке. Откуда ее мать узнала? – Что произошло? – спросила Дон-Лин. Они спустились на первый этаж гостиницы на обед – Дон-Лин устала постоянно сидеть у себя в комнате, какой бы красивой она ни была. – Что-то произошло, – продолжила она. – Неделями, неделями от тебя только и было слышно «Себастьян то» и «Лейвуд это», а теперь молчок – только напеваешь что-то без конца. – Напеваю? Когда это я напевала? – Да прямо сейчас, пока мы спускались. Нежную песенку любви. – Ничего я не напевала. – Я знаю, ведь я твоя мама. Юной девушке, как ты, слишком неловко обсуждать такие плотские желания с… – Мама. Она оглянулась, чтобы убедиться, что другие посетители не подслушивают их нескромный разговор. Дон-Лин от души рассмеялась. Это был первый по-настоящему веселый смех, какого Мелани не слышала от нее много лет. – Тебя так легко подколоть. Посмотри на себя – засмущалась совсем. Покраснела, как помидор. Она отбросила свои поддразнивания и вместо этого начала задавать другие вопросы. – Ты все еще собираешься в мастерскую Гэтвуда сегодня? – А почему нет? – Потому что, как мне кажется, тебе следует пересмотреть свое решение. Эти знания – дар. Мелани решительно покачала головой. – Нет. Нет. Риск сохранить их слишком велик. Посмотри, сколько я уже натворила, – она заговорила так тихо, что ее было едва слышно. – Сколько законов я нарушила, сколько ошибок совершила – всего лишь, чтобы скрыть одну ошибку. Если когда-нибудь все откроется и за мной начнут охоту, если мне на самом деле придется бежать или вступить в борьбу из-за… – она так и не произнесла слово «магию», – не знаю, что я буду делать. Где остановлюсь. Меня пугает то, что я знаю себя недостаточно хорошо, чтобы сказать, где лежит эта грань и перейду ли я ее. Куда мне идти? К кому обратиться? Если начнут угрожать тебе? Или Себастьяну? – Ты по-прежнему остаешься собой. Да, но кто я? На самом деле? Это и был самый главный вопрос. Кем она хочет быть? Глава 33 Крона Несколько месяцев я ухаживала за Мимулюсей, играла с ней, любила ее. И поняла, что все, чему нас учили о варгах – все было неправильным. Их можно было приручить, как других зверей. Они умели чувствовать, и с ними можно было наладить отношения. Я придумала себе новую миссию – изменить мнение общества о варгах. Их план был прост. Крона наденет маску мастера Пат-Суна и последует за Джексоном, как только он появится в назначенное время. Остальные члены ее группы станут следить за ней издалека – с крыш окрестных городских кварталов – и она будет держать их в курсе своих передвижений через капсулу реверберации. Простой план, который мог стать переломным моментом в деле. Они могут произвести аресты. Могут рискнуть и навлечь на себя гнев Главного магистрата. Хотелось надеяться, что самый влиятельный представитель закона в городе-государстве поймет причины и не почувствует себя оскорбленным или еще что похуже. Но Крона не отличалась наивностью. У них было огромное количество косвенных улик, указывающих на причастность какого-то человека, который находился под крышей дома Айендаров. Но ничего конкретного. Даже инструмент целителя и человек в маске, буквально выкрикивающий «Айендар» – все это можно было объяснить. Особенно, если объяснением займется сам Главный магистрат, кровно заинтересованный в неприкосновенности своего дома, которого, вероятно, мало заботило, не полетит ли группа регуляторов со своих должностей. В конце концов, что такое смерть нескольких простолюдинов по сравнению с репутацией семьи аристократа, его именем и положением? Кроне нужно было добыть нечто солидное. Осязаемое. Нечто, что она могла бы предъявить Главному магистрату, чего он не смог бы опровергнуть. Если в деле замешаны Фибран Айендар, Клайв ЛеМар или Мелани Дюпон… если один из них – убийца… Джексон наверняка приведет ее в гнездо исполнителей – воров и убийц, собравшихся в этой секте последователей Непознанного. Крона была уверена, что они выбрали наиболее эффективный образ действий. Ожидание на одном месте действия – аресты – и быстрый переход на другое. По крайней мере, она была в этом уверена, пока не прибыла тем утром в участок. На ней была обычная уличная одежда – лучше не привлекать к себе внимания, когда следишь за подозреваемыми в городе. Даже способности мастерицы Пат-Сун не могли полностью скрыть столь бросающуюся в глаза форму регулятора. Но в юбках она чувствовала себя почти раздетой. И даже сам воздух города казался ей каким-то не таким, но она никак не могла понять, в чем дело. В крови у нее неожиданно взыграл адреналин, заставив ее вздрогнуть, а сердце от беспокойства колотилось так сильно, что на нем наверняка появились синяки. Ее тело как будто предчувствовало что-то, чего не мог описать ее разум. Возможно, это была сама секта, само существование Джексона, мысли о которых рвали ей грудь, причиняя боль, когда она проходила в участок через главный вход. А, может, она просто искренне переживала за Де-Лию: ей казалось, что с сестрой происходит что-то не то, и хотелось помочь, но та отказалась от помощи. Их капитан снова пережила трудную ночь. Да, это могло быть раздражение либо досада, либо и то, и другое, но у нее складывалось впечатление, что это нечто похуже – о чем Кроне говорили угрюмые взгляды людей. – Трей, что случилось? – быстро спросила она, приблизившись к тому месту, где он склонился над приемными капельницами ансибла. Лицо его кривилось в холодном разочаровании, отчего ямочки на щеках и морщинки вокруг глаз выглядели глубокими и грубыми для его возраста. – Сообщение от Табиты, – хмуро ответил он. – Они со стражем были на дежурстве сегодня и наблюдали за Стрэндж. За несколько часов она ни разу не вышла из своей каморки, и они решили посмотреть, в чем дело…