– Да, бухая опять! – ответила соседка, проясняя для меня всю картину. Затем махнула рукой и ушла от дыры. – Это все объясняет, – кивнул Тони, будто бы соглашаясь с моими мыслями, которых, на самом деле, слышать не мог. – Ладно, раз свидетель ушел, можем вторгаться в чужую собственность! Не дожидаясь протестов со стороны моего верного рыцаря, я зашла в дом Церковиных. – Тамара! – покричала я для приличия с порога. Узенькая терраска привела нас на кухню. Грязной посуды немерено: она и стоит на столе, и валяется на полу, и скинута в раковину. Везде летают мухи. На столешнице еще полчище темных крошек, а на самом краю, свисая под опасным углом, лежит половинка длинного маринованного огурца. Арка привела нас в следующую комнату (в доме не было коридоров и дверей). На кровати в одежде поверх грязного постельного белья валялась какая-то женщина лицом вниз. Подушки не было, голова покоилась прямо на простыне. Темные спутанные волосы, смуглая кожа, невысокий рост – ничего общего с симпатичной девушкой на снимках. – Кхе-кхе, – покашляла я так громко, как могла, а Тони потряс женщину за плечо, видя, что на звуки она не реагирует. – Она мертвая? – Типун тебе!.. Одновременно с его фразой женщина закряхтела и пошевелилась. Наконец я увидела ее лицо. Удивительно, но все черты, за исключением, пожалуй что, длинного носа, были идентичными с Наташиными. Теперь я уже не сомневалась: перед нами ее мать. – Простите, вы Тамара? – на всякий случай уточнила я. Хотя не то чтобы уточнила, скорее просто не знала, как иначе начать разговор. – Сто лет уже Тамара… – почти неразборчиво, так, что я даже не сразу поняла, пробурчала она и посмотрела наконец на меня и Тони. – О, я вас знаю! Вы приходили уже! Почему вы все время приходите и задаете вопросы? Мы с Антоном переглянулись. Совсем с катушек съехала. И для чего люди употребляют спиртное, скажите мне на милость? Солидарна с Бельским. Хоть он и пижон, но очень умный пижон. Господи, опять я о нем думаю, что ж это такое… – Дамочка, – встрял Антон, – это называется дежавю! – Че? – Приснилось вам, короче! Ну или это… предвидение будущего! – А-а, – протянуло создание, пытаясь принять вертикальное положение, но неизменно падая обратно на кровать. Блин, сколько времени на нее придется угробить, чтобы привести в чувство, а ведь у меня еще другой адрес… – У меня это с детства! – заговорила она более вменяемым тоном, присев наконец на краешек собственной тахты. – Когда беременной ходила, мне сны снились страшные! Так и знала, что доченьки моей… не… – Заплакав, она все-таки договорила до конца: – …станет рано! – Вы про Наташу? – ласково спросила я, гладя ее по плечу. Дурацкая привычка все перепроверять. Да и брезгливость моя куда-то испарилась. Жаль было женщину. Может, она и не пила вовсе, пока такое горе не случилось? Мы никогда заранее не знаем, как среагируем на то или иное событие, тем более трагическое. – Да, Наташеньку мою… Вы знали ее? Друзья ее? Я молчала. Врать этой женщине не поднимался язык, если можно так выразиться, а сказать правду я, разумеется не могла, и Тони кивнул за нас обоих, получается. – Сейчас не лучшее время для вопросов, – шепнул он мне. Другого времени у меня, увы, не будет. – Расскажите, пожалуйста, что случилось. Она же не сама… ну… Она утонула, да? – выкрутилась я. Женщина зарыдала еще пуще и ответила просто кивком. Я подала ей салфетки, на удивление найденные на столе возле кровати, но Тамара проигнорировала их, полезла в карман вязаной кофты, в которой спала, и выудила оттуда большой мужской носовой платок. Затем еще раз кивнула. – Сказал участковый наш, что полезла ночью купаться. У Наташеньки день рождения был. Но со мной не стала отмечать, почто ей я? Старая тетка. У нее друзья появились в этом… коттедже, – с ненавистью, настолько свойственной простым гражданам при виде богачей, сообщила нам Тамара. – Она сказала, что там будет отмечать. Сама-то непьющая, но ей, видно, налили там… Друзья эти ее новые. А вы там были? – с подозрением спросила она нас. – Нет, мы недавно узнали об этом горе, – сказала я. – Мы приехали издалека. – А откуда это? Я посмотрела на Тони. – Из Рязанской области, – ответил он вместо меня. Женщина удовлетворилась названным субъектом Российской Федерации и продолжила: – Ну вот, девочка моя домой не вернулась. Оказалось, что ее там только утром начали искать. Вызвали участкового. Он сначала ехать не хотел, он у нас в городе живет. Говорит, гуляет. Спросите у матери. А они не знают, где она живет. Знали, что местная. Они же все приезжие. Ну только бабушка эта, забыла, как ее… – Таисия Арсеньевна. – Да, вот ей спасибо. Она тут заведует этим… как его… клубом бабушек, короче. Через них быстро выяснила, где Наташа живет. Жила. Ко мне явились эти бабки. Я сперва не поняла ничего. Потом молодые эти пришли. И с ними этот… мужик этот, который всеми этими заведует… концертами драными. Если бы девочка моя не заинтересовалась бы этой музыкой дурацкой, ничего бы не случилось! Мне ставили бабы в магазине нашем. Музыку эту. Ничего в ней. Один бубнеж! – Ну зачем вы так, – обиделся Тони, – рэп – такой же жанр музыки, как и эстрада. – Еще скажи, как опера, – влезла я. А то разозлит мне свидетеля, и что делать? Где информацию добывать? – И что дальше было? – Дальше искали ее всей деревней. Потом местные мужики про пруд заговорили. У нас часто тонут в нем. Горят, что чудище в нем живет. – Лохнесское? – хохотнул Антон, но, увидев мой пристальный взгляд, осекся. – Не знаю, как оно называется. Но нашли ее. В пруду-то. Захлебнулась, говорят. Участковый сказал, выпимши полезла. Так бывает, мол. – А что, она одна купалась? – удивилась я. – Никого это не смутило? – Нет. Никто из молодых тех ребят не признался, что с ней купался ночью. – А алкоголь нашли в крови ее? – Я спросил Никича. Это участковый наш. Он сказал, что нашли, хоть и мало. Но если тут замешан местный пруд, сказал он, то считай, все понятно. – Это ему было понятно, – нахмурилась я. – Потому что искать никого не хотели. – О чем ты? – удивился Антон. О чем я? Действительно. Как сказать ему, что я не хочу, чтобы оказалось, что по вине моей сестры-близнеца несчастная девушка утопилась в местном пруду? И как объяснить ему, почему мою сестрицу это меньше волновало, чем меня саму? Ведь это она должна была расследовать, а не я. А что если у нее все-таки проснулась совесть и она именно поэтому пропала? Она что-то выяснила, поняла, что это не несчастный случай и не самоубийство, и… Что? Убийца Натальи избавился и от Эллы? Может, стоит поискать тело Эллы в этом же чертовом пруду? – Элька, ты побледнела. Что с тобой? Да, я могу сколько угодно делать вид, что ненавижу сестру. Однако от этих мыслей, что и ее утопили, меня всю затрясло. Ее нет месяц. Месяц! Каковы шансы, что она жива?.. – А ваша дочь, – игнорируя Антона, пристала я снова к Тамаре, – часто употребляла алкоголь? – Нет, никогда! Она не то что я… Она хорошая девочка… Вы же знаете ее! Вы сказали, что друзья! О, Соня, ты посыпалась… Даже алкашка раскусила вранье. – Мы давно не общались, – попыталась я спасти положение. – Вдруг что-то изменилось? – Ничего не изменилось! Это я, я заслуживаю смерти! А не она! Уходите! – внезапно она поднялась и пошла на нас. – Всю душу вы мне вымотали… Тамара стала агрессивной, действительно пора уходить. Я отступила к арке, но мимоходом спросила: – У вас есть еще кто-нибудь? Может, позвонить им? – Есть, – неожиданно миролюбиво ответила Тамара, все еще оттаранивая нас к кухне. – Лидка. – Соседка? – Нет. Сестра. Но не надо ей звонить. Она тоже годами пропадает. Где ее черти носят, я не знаю. Была ментом, ее погнали, а потом с бандитами связалась. Не морочьте мне голову! Я одна, и дорога мне теперь тоже одна! В ад! Мы уходили почти бегом. – С катушек тетка съехала! – жаловался уже на улице Антон. – Съедешь тут, – сочувственно произнесла я. – Ты чего такая добренькая последнее время? Черт… Я так хотела быть собой, что в итоге вызвала подозрения. – Пытаюсь исправиться. Мне часто говорят, что я эгоистичная стерва. Может, не врут, а? – И я ему подмигнула, чтобы свести все в шутку. – Конечно, не врут! – хохотнул парень. Я направилась вперед по дороге, которая здесь, в этой части деревни, была неровной и неасфальтированной. – Пошли теперь в семнадцатый дом. – А там что?