Глава 30 Платта немного мутило от крови, ее сладковатый запах, кажется, наполнил собой весенний воздух. Он наклонился над Гриценко и не узнал его, заряд дроби, выпущенный с близкого расстояния, изуродовал нижнюю часть лица, раздробив обе челюсти и выбив левый глаз. Разин тоже взглянул на Гриценко, и, не сказав ни слова, покачал головой. — Бедный Валерий Иванович, — сказал Платт. — Но Гриценко притащил сюда этого уголовника, чтобы нас похоронить… — Я сейчас не об том. Гриценко — человек примерно твоих лет и твоей комплекции. У него выбиты все зубы и раздроблены кости нижней части черепа. Если труп будет обнаружен на пепелище… Ну, тогда тело Валерия Ивановича не отличит от твоего тела даже хороший судебный эксперт. — Какое еще пепелище? — Послушай, тебе надо собрать вещи и исчезнуть. Нас будут искать. И милиция, и комитетчики. Завтра-послезавтра найдут свидетелей… Кто-то что-то видел, слышал… Москву и Подмосковье хорошо прочешут. У тебя в запасе есть немного времени, иностранные паспорта и деньги. — Так какое все-таки пепелище? — Твоей дачи. Какое же еще… Она сегодня ночью сгорит. В золе и пепле найдут сильно обгоревший труп Гриценко. Как тебе идея? Тебе жалко дачу? — Да, мне ее жалко. Если бы вы знали, каким трудом достается дача советскому человеку. — Ну, твое решение? — Я не против. Если дача сгорит, я сэкономлю на ее ремонте. Платт отошел в сторону, покопался в чемодане с бумагами, — кажется, все на месте. Разин вытащил из багажника «волги» большой кусок брезента, расстелил его на земле, рядом с тем местом, где лежал Гриценко, ухватил его за щиколотки ног и перетащил на брезент. Перевернул тело со спины на живот. Платт помог засунуть его в багажник и затереть кровавые пятна на бампере. Он покопался в своем рюкзаке и бросил его у догоревшего костра. — На время это собьет со следа гэбэшников. Если человек оставил полный рюкзак хороших вещей, значит, он тоже пострадал. Они будут искать тело в реке и в окрестных лесах. Пусть ищут… Присев у кромки воды, они помыли руки и тронулись в дорогу. Но не в Москву напрямик, а в обратную сторону, в Тульскую область, а оттуда в Каширу, где хотели перекусить, но не нашли ни одного кафе или ресторана и поехали дальше. В каком-то поселке наткнулись на магазин, взяли хлеб, рыбные консервы и газированную воду «Буратино» в поллитровых бутылках. — Не вздыхай, — утешил Платт. — Сожги дачу и переселись на съемную квартиру. Там решим, что делать дальше. — Вам одному будет трудно в Москве. — Чтобы дать показания прокуратуре, ты мне не нужен. Я задержусь всего на пару недель. Закончу с писаниной, а потом исчезну. * * * Когда вернулись назад, Карпова заткнули в отдельную коморку, холодную, с решетной на окне. Приказали сидеть и не чирикать. Его стул в большой комнате заняла домработница Даша, статная и румяная девушка. Выяснилось, что разговор Карпова с иностранцем она слышала хорошо и все запомнила, особенно, когда Илья Ильич, уже выпивший, стал рассказывать анекдоты про Ленина и Брежнева, и сам же смеялся. Карпов из-за двери крикнул, что девчонка врет, он таких анекдотов не знает. — Потом он уехал с иностранцем, — сказала Даша. — Вернулся часа через два с лишним. Я уж все белье перестирала, переоделась и уходить хотела. Он позвал меня из спальни. Когда я вошла, повалил на кровать и… Ну, вы понимаете. А потом пятерку дал, чтобы молчала. Раньше десятку давал… Распахнулась дверь, Илья Ильич стоял на пороге, красный и потный, будто в парилке сварился, его трясло: — Врешь, сука, — он шагнул вперед. — Ну, лярва… Это она счеты сводит. Орлов встал из-за стола: — Приходько, надень наручники на этого гражданина. В камере сегодня переночует, будем разбираться. За окном раздался короткий сигнал, в комнату вошел местный оперативник, доложил, что на берегу Оби найдена одежда и документы иностранца, и что за Колодным и Орловым прислали «УАЗик». Все быстро собрались и вышли к машине. Ехали минут сорок, долгими окольными дорогами, где не попадалось населенных пунктов и даже встречных машин. Последняя часть пути прошла через поле, по разбухшей грунтовке. Заходящее солнце садилось в реку, появлялось и пропадало, окрашивая весенние сумерки в странные желтые и фиолетовые цвета. Овраги были полны воды, прихваченной ледяной коркой, впереди у горизонта двумя рядами поднимались деревья. У берега снега было больше, водитель повернул к реке и остановил машину. * * * Колодный вышел, огляделся. Земля, сочившаяся водой, была утоптана так, будто здесь прошла рота солдат. До берега оставалось всего метров семь, но это была не река, а какой-то залив, образованный из речной протоки, у самого берега узкая полоска воды, а дальше только разбухший лед. На берегу три «УАЗика» с внешними фонарями на кузовах и включенными фарами. К Колодному подошел человек в тулупе и зимней шапке, уже знакомый начальник здешнего управления КГБ полковник Сергей Пановко. — Разрешите доложить? — Сейчас мы с майором Орловым глянем, что тут за дела. А потом поговорим. Колодный шагнул туда, где было больше света. За голыми кустами пепелище костра, уже остывшее, наломанные ветки лежали кучей на земле, рядом спутанные рыболовные снасти и рюкзак. Вещи из него вытащили и разложили на земле, чтобы сделать фотографии. Возле береговой линии лежал человек в валенках и изодранном белом тулупе, на котором проступили темные пятна. Колодный нагнулся, попытался приподнять руку убитого, но не смог. Значит, началось трупное окоченение. С неба летели редкие снежинки, с реки дул ветер. Перед кустом, на спине лежал человек с русыми с сединой волосами, в полупальто, темных брюках. Свитер задран до подбородка, видны впалый живот и грудь. Одна ладонь, испачканная запекшейся кровью, прижата к животу. На внешней части ладони татуировка. В двух шагах от убитого лежал обрез охотничьего ружья и стрелянные гильзы. Осмотрели палатку, шапку, брошенную на земле, и остывшее кострище. Полковник Пановко подошел ближе и сказал: — Два часа назад местные дружинники нашли тут четыре тела. Судмедэксперт говорил, что убили недавно, днем. Мы тут до вашего приезда ничего не трогали. Только двух милицейских оперов забрали в морг. Оба убиты из обреза. Они были задействованы в операции, объезжали территорию. — А эти двое? — спросил Колодный. — Документов при них нет. Один, судя по татуировкам на запястьях, животе и груди, отбывал срок по уголовным статьям. А там, — Пановко показал на место, где лежал человек в тулупе. — Видимо, рыбак. Завтра будем устанавливать личности. — Еще что-нибудь? — Главная сенсация. В рюкзаке носильные вещи, этикетки иностранные. В том числе поддевка, ну, вроде утепленной жилетки, в кармане рюкзака квитанция из гостиницы, выписанная на Томаса Эшланда. Пановко прикурил новую сигарету и сказал: — Когда приехала опергруппа, на почве был свежий отпечаток протекторов. Покрышки не новые, но в приличном состоянии. Легковая машина. Эксперт сделал гипсовые слепки и фото. Очевидно, двое пострадавших приехали сюда, чтобы выпить бутылку и потолковать. По соседству в своей палатке оказался Эшланд. Произошел бытовой конфликт. Это рабочая версия… — Интересно, на кой черт здесь оказался Эшланд? — вздохнул Колодный. — Никакой логики. Возможно, Эшланда убили с целью ограбления в другом месте, не здесь. А сюда привезли, чтобы пустили под лед. Тут приехали оперативники… И началось… Это больше похоже на правду. Колодный плюнул себе под ноги. Они потолковали еще некоторое время, Пановко пригласил гостей в столовую для руководства райкома партии, поужинать. Они отправились туда на двух машинах, посидели в светлой большой комнате, полюбовались на официантку, стройную и красивую, поели, выпили бутылку «пшеничной». Колодный немного согрелся и, повеселев, заказал еще бутылку. — А с Карповым чего делать? — спросил Орлов. — Ну, это который заведует складом, Карпов? Куда его определять? — А, этот сукин сын, — Колодный нахмурился. — Мы попросим, чтобы им занялся товарищ Пановко. Чтобы с Карповым, как говориться, по всей строгости закона. Оформляйте бумаги по сто семнадцатой статье за изнасилование и передавайте дело в суд. Свою десятку он получит. Орлов сказал, что задержится здесь до завтра, пока водолазы будут обследовать дно. Переночует в той же квартире. Колодный решил, что ему оставаться уже незачем и после ужина уехал на служебной машине в Москву. * * * В первых сумерках Разин высадил Платта неподалеку от железнодорожной станции, откуда электричкой до Москвы всего минут сорок. Разин сидел, наблюдая, как Платт вышел из станционной будки, где продавали билеты, поставил чемодан, прислонился к ограде и закурил. Народу было всего человек десять, женщины возвращались домой после смены на текстильной фабрике. Разин дождался электричку и уехал. На окраине Красной Пахры он оказался поздним вечером. Заехал с другой стороны, оставил «волгу» в переулке неподалеку от соседского дома. Прошел на чужой участок и, покопавшись в темноте, вытащил спрятанную за сараем тачку на двух колесах и вместе с ней вернулся к машине. Через четверть часа самая опасная часть работы была завершена, тело Гриценко, прикрытое одеялом, лежало на диване. Спасаясь от холода, Разин затопил печку, согрел на плите чайник, включил водонагреватель, привезенный из Америки, и, закрывшись в ванной комнате, залез под душ. Он стоял и тер пятна крови, оставшиеся на ладонях и запястьях рук, будто въевшиеся в поры кожи. Он надел старую куртку, открыл ворота и сел за руль «жигулей». У поселкового магазина, уже закрытого до завтрашнего утра, стояли две группы мужчин, которых привела сюда неутолимая жажда. Значит, водку или крепленое вино сегодня завозили. Вовсю шла торговля с заднего крыльца. Руководил этим действом мужчина в зимней шапке и рабочем халате. Он взял двадцать пять рублей, исчез в подсобке и вернулся с двумя бутылками водки. Разин поехал обратно, наблюдая в зеркальце за увязавшийся следом машиной. На этот раз оперативники проводили его до самого дома. Значит, завтра у начальства появится рапорт, что Разин, сидевший на даче второй день, вечером все-таки появился, чтобы съездить за водкой. Так пьет, что никаких запасов не хватает. Устроившись за журнальным столиком, он ел и про себя разговаривал с портретом жены, стоявшем на серванте. Он сказал, что дачный дом теперь все равно никому не нужен. Что касается его, Разина, он никогда не горел желанием копаться в земле с рассадой клубники или греться на солнце на заднем дворе. И вообще, эта дачная идиллия должна была рано или поздно подойти к концу. Дальнейшая жизнь может сложиться по-разному. В пиковом случае его убьют в перестрелке или замордуют в тюрьме, — этот вариант весьма возможен. Но есть и другой сценарий: он вырвется из Союза, окажется где-нибудь на краю света, будет жить тихо, надеясь, что красная империя развалится, похоронив под своими обломками коммунистическую партию, госбезопасность и вместе с ними множество разных подонков. Но, если быть честным, — империя простоит еще долго, двадцать лет, сорок… Поэтому у Разина мало шансов вернуться назад и пожить тут на склоне лет. — Так что, ни мне, ни тебе этот дом теперь не нужен, — сказал Разин вслух. — Гори эта дача синим пламенем. Ты не расстраивайся по пустякам. А вот «жигули» жалко… Красный пятидесятилитровый баллон, питающий газом плиту, стоял в углу на кухне. Баллон он менял недавно, газа под завязку. Разин открыл кран баллона, отсоединил резиновый шланг от плиты и быстро почувствовал характерный запах. Он распахнул дверь из кухни в комнату. Под другую дверь, ведущую на веранду, подложил какие-то тряпки, чтобы газ туда не выходил. Взял сумку с вещами, посмотрел на портрет жены, уже протянул руку, чтобы взять его с собой, но решил ничего не трогать. Он вынул из серванта толстую свечу, поставил ее на столик и зажег фитиль. Через пять минут он оказался на задней дороге, сел в «волгу» и, отъехав подальше, стал ждать. В зеркальце он видел вспышку, осветившую черное небо. Столб огня поднялся высоко вверх, взрыв эхом прокатился по ночному поселку и улетел в даль за лес. Разин тяжело вздохнул и поехал к Москве. Глава 31