Стивен Платт прилетел в Москву из Лондона, у него был паспорт на имя англичанина Тома Эшланда и индивидуальный экскурсионный тур на две с половиной недели. В Шереметьево его встретил гид-переводчик из Интуриста, он же старший лейтенант госбезопасности Валерий Зимин. Экскурсионным фирменным автобусом они доехали до гостиницы «Метрополь». Зимин, всю дорогу изводивший Эшланда вопросами о семейном положении и политической обстановке в Англии, помог иностранцу донести до номера чемодан и оставил визитную карточку со своим телефоном, чтобы Эшланд мог беспокоить его в любое время дня и ночи. Зимин вернулся на свою первую и главную работу и напечатал на машинке рапорт о том, что он встретил иностранца в аэропорту и провел с ним продолжительную беседу, которая показала, что Эшланд, судя по всему, не работает в иностранной разведке, а также в военно-промышленном комплексе, не имеет родственников, связанных с военными и политическими делами. Он всего лишь мелкий профсоюзный деятель, поэтому ценности для КГБ не представляет. Кроме того, Эшланд человек аполитичный и незрелый, жизнью английских коммунистов не интересуется, впрочем, как и жизнью коммунистов СССР. Зимин хотел от души дописать, что его подопечный любит путешествовать, но не может на мизерную зарплату съездить в приличную страну, поэтому приехал в СССР. Но немного подумал и от этого комментария воздержался. Зимин перечитал рапорт и, довольный собой, сходил на доклад к начальнику и отправился к знакомому играть в домино. Первые три дня в Москве Платт посетил пару музеев, в условленном месте оставил сообщение для Разина, что через день он освободится от своих опекунов из КГБ и приедет на зимнюю дачу, которую удалось снять до лета. Разин получил сообщение и был на месте. Земельный участок и дом, обнесенный глухим забором, находился всего в тридцати минутах электричкой, от станции минут двадцать пешком. Дом и участок принадлежали ученому, доктору исторически наук, еще молодому человеку, который для солидности носил бородку и усы. Историк страдал плодовитостью, выпуская из-под пера не только исторические труды, но художественные произведения о войне, хотя в ней по молодости лет не участвовал. Зимой, когда историк здесь не жил, дом сдавали обеспеченным постояльцам. Разин протопил печь, разложил продукты, привезенные из Москвы. Спустился в подвал, где оборудовал мастерскую, и, надев спецовку и пластиковые очки, предохранявшие глаза, продолжил работу. Платт появился в первых сумерках, открыл калитку, поднялся на крыльцо и нажал кнопку звонка. Разин, еще не сняв спецовки, поднялся наверх. В темном пальто, в очках, с усами и бородкой клинышком, Платт был похож на профессора, хозяина дачи, только постаревшего. Волосы и брови он покрасил в серо-белый цвет, в усы добавил лишь немного седины. Они перекусили, за ужином Разин рассказал все новости и подвел итог: обстоятельства складываются не слишком удачно. Надежда на Комитет партийного контроля не оправдалась. Маргарита Докучаева оставила письмо на столе председателя КПК Арвида Яновича Пельше. Вскоре по иностранному паспорту вылетела в Мадрид. Судя по всему, у нее все благополучно. Но вот письмо… Разин разговаривал с генералом Деевым. Письмо случайно попалось на глаза какому-то референту или помощнику Пельше. И этот референт отнес его, куда следует. Далее… Бывший работник Внешторга Валерий Гриценко, когда-то помогавший Платту, оказался последним вымогателем. За экспертные заключения искусствоведов, касающиеся драгоценностей, он просит сверху двадцать тысяч долларов наличными. Цену он даже обсуждать не хочет. Ведет себя нагло, это наводит на мысль, что у Гриценко появился какой-то авторитетный покровитель. Короче, предстоит во всем разобраться и вернуть архив. С иконным архивом Нины Карповой мало определенности. Где хранится имущество, оставшееся после ее смерти, — точно не известно. Сын Карповой Илья — большой человек по меркам провинциального Серпухова, заведует складом. Не любит откровенные разговоры, особенно о матери. Как войти в доверие и разговорить Карпова младшего, — большой вопрос. Сунуть ему денег, — сомнительный вариант. Он насторожится, возможно, испугается и побежит в милицию или местное управление КГБ. Единственная обнадеживающая новость — из Генпрокуратуры. Там хотят подробно разузнать о материалах Платта, обещая провести их проверку и начать официальное расследование. Они осторожны, похоже, даже растеряны. И, разумеется, никаких гарантий не дают. — Борецкий старается, — сказал Разин. — Хочет казаться своим парнем, но я ему верю с трудом. — Почему? Назовите одну причину. — Я могу назвать сто одну причину, — ответил Разин. — Но главная: что-то с ним не то. — Конкретнее? — Черт его знает, я это кожей чувствую. — Дело слишком большое, чтобы прокуратура могла его просто взять и закопать. И сказать, что ничего не было. — А я думаю, что они способны закопать не только это дело, но и нас с вами. — Тут не из чего выбирать, — сказал Платт. — И мы не можем проверить ваши опасения. Наступил момент, когда надо действовать, а не сомневаться. Для начала решим вопрос с архивом. Тогда уже позвоним Борецкому и встретимся. * * * Платт посидел молча и добавил: — Мне реакция прокуратуры понятна. Мы передаем им не информацию, а головную боль, тяжелую работу и даже смертельный риск. Разумеется, они не дают лично мне никаких гарантий, потому что дать их не могут. В СССР нет закона о защите свидетелей. Единственно что они попытаются, — на время проверки поселить меня в какой-нибудь дыре, подальше от людских глаз. И приставить пару охранников. Борецкий сначала отказал, но потом, посоветовавшись со своим начальником, — передумал. И это добрый знак. Значит, надежда есть. Значит, нам все-таки доверяют. Вот так мы должны понимать эту историю: нам доверяют. — Ну, что ж… Вы оптимист. А что скажете о Гриценко? — Видимо, за последнее время он сильно переменился. Договаривайтесь с ним о встрече. Надо платить и не торговаться. Нужен архив, документы. — А что с Карповым? — Тут у меня есть некий сюрприз, — ответил Платт. — История это длинная, эта история несчастной любви. Я прилетел сюда из Англии под именем некоего Томаса Эшланда. Имя я выбрал не случайно. Некий Эшланд во время войны сопровождал военные конвои из Англии до Мурманска, где тогда жила Нина Карпова. Она, молодая девушка, познакомилась с английским моряком. А дальше все пошло так, как бывает только в молодости, когда война и любовь друг другу почти не мешают. Потом моряк уплыл обратно на родину. После войны они переписывались, хотели встретиться. Но тут со скрипом опустился железный занавес, переписка оборвалась… — Значит, вы по документам сын того моряка? — Верно. У меня есть шанс встретиться с Карповым и завоевать его доверие. О том, что я собираюсь к нему в Серпухов, Интурист поставлен в известность, иначе нельзя. Итак, чем вы занимались, когда я пришел? На вас была рабочая спецовка и очки для защиты глаз… * * * Разин поднялся и повел Платта к лестнице. Подвал оказался большим и хорошо освещенным. Здесь хранили ветхую мебель и старые книги в коробках. В углу был верстак, на нем шлифовальная машина и корпус двадцатилитрового огнетушителя, у которого срезали верхнюю часть и днище. — Я купил старую «волгу» и гараж, — сказал Разин. — Под ним глубокий подвал, там есть вентиляционное отверстие и моторчик, чтобы плесень не завелась. В подвале можно хранить любые документы. Письма, копии архивных бумаг, оружие, короче, все, что должно быть под рукой. Если что-то пойдет не так, нам нужно будет уничтожить все бумаги. Для этого часто используют кислоту. Но лучше всего — врыв, нужны температуры, при которых бумаги будут уничтожены мгновенно, без остатка. — А зачем огнетушители? — засмеялся Платт. — Заливать пожар? — Я хочу использовать их корпуса как оболочку взрывных устройств. Я разрезаю огнетушитель сверху и снизу. Удаляю все, что в него положили изготовители. В мои огнетушители входит около двадцати пяти килограмм самодельной взрывчатки на основе селитры и солидола. Плюс некоторые химические компоненты для усиления взрывной силы и стабилизации этой смеси. Каждый огнетушитель — это тротиловый эквивалент фугасного снаряда калибра сто пять миллиметров. Поражающие компоненты, типа дроби или нарубленных гвоздей, отсутствуют. Я помещаю в разрезанный огнетушитель взрывчатку в полимерной пленке, чтобы не было контакта с поверхностью. Основным взрывателем служит емкость с порохом в верхней части. На нее ставлю пластиковую переборку, герметизирую зазоры. За прокладкой замедлитель, самый простой и надежный, нажимного действия. Никаких часовых механизмов, батареек, конденсаторов, проводов… Ничего, что может подвести и не сработать. Когда закончу сборку, соединю части методом холодной сварки и покрашу. — Вы меня заинтриговали. Так как это будет работать? — В верхней части стеклянная емкость с концентратом соляной кислоты. Представьте обычный огнетушитель. Сверху ручка запорно-пускового устройства, под ней рукоятка, за которую его можно брать и нести. Обычно, когда хотят использовать огнетушитель, нажимают ладонью на рычаг запорно-спускового устройства — из шланга начинает идти пена. Но если мы нажмем ручку запорного устройства на моем аппарате, внутри расколется емкость с концентратом серной кислоты. Кислота сожрет пластиковую переборку за 65 секунд и попадет на порох, который воспламенится и подорвет основной заряд. Вероятность самопроизвольного подрыва ничтожна. Перед лестницей в подвал гаража порожек, на который нельзя наступать, иначе взорвешься. Чтобы этого не случилось, надо поднять порожек, а не наступать на него. — Воришки или подростки не могут залезть в гараж? — Исключено. Нужно специальное оборудование, чтобы попасть внутрь. Внешне это простой гараж, но в натуре форд Нокс. Стены — это толстые доски, обитые железом с двух сторон. Специальные замки и ворота, которые не откроешь ни ломом, ни монтировкой. — Где вы взяли компоненты для этой бомбы? — Абсолютно все, включая огнетушители, есть в магазинах бытовой химии. Или в спецмагазинах, там школьные учителя химии могут купить реактивы для практики в старших классах. — И вы ставите опыты со взрывчаткой здесь, в подвале профессорской дачи? — Что вы… Меры безопасности соблюдены. Взрывчатка хранится отдельно. В глубине сада небольшой домик, что-то вроде летней кухни, увитой плющом. Вот там… Платт рассмеялся и сказал: — Слушайте, вы опасный человек. Теперь я точно знаю, что нам пришьют «терроризм», намотают двадцать лет и загонят на Колыму. За эти ваши огнетушители. Ну, все… Мне уже пора в гостиницу. — Скоро начнутся ваши регулярные встречи с прокурорскими работниками. Каждый раз вы будете удирать от своего опекуна? Тратить время, чтобы от него оторваться? — Друг мой, я тоже думал об этом, — сказал Платт. — Есть одна неплохая мысль. По секрету: англичанин Том Эшланд, которым я являюсь по документам, должен трагически погибнуть. Но так, чтобы тело не нашли и не могли идентифицировать. Мой герой питает страсть к подледной рыбалке. Сейчас лед на большинстве рек уже сошел, но кое-где еще остается. Во время поездки в Серпухов Эшланд пойдет на рыбалку и… Труп будут искать, но без успеха. Его ведь может унести течением. Что скажете? — Удачная идея. Хотя, Эшланда жалко. Через полчаса, когда совсем стемнело, Разин довез Платта до железнодорожной станции, а сам вернулся, чтобы доделать, что начал. Глава 16 Во вторник с утра Виктор Орлов остановил «волгу» возле книжного магазина «Молодая гвардия» на Большой Полянке, неподалеку от отделения милиции, где провел последние дни его молодой помощник-осведомитель Серж Виноградов. Погода была теплая, почти весенняя, Орлов по радиотелефону позвонил знакомому капитану милиции Зуеву, сказал, что Сержа можно выпускать. — Документы еще не готовы, — ответил Зуев. — Прошу прощения. Тут вчера на мосту, прямо напротив Кремля, задержали шесть залетных фраеров, ну, за пьяную драку. Одного прохожего порезали, второго чуть не насмерть пришибли. Мы с ними всю ночь… — И мне что делать? — Минут сорок подождать придется, — вздохнул Зуев. — Сейчас все оформлю. Орлов вылез из машины и вспомнил племянницу, которую в школе заставляют читать серьезные скучные книги или всякую муть про войну и про счастливую советскую жизнь, а девчонке надо бы что-то для души вроде «Трех мушкетеров» Дюма. Он вошел в магазин «Молодая гвардия» и осмотрелся по сторонам, наверняка в этих огромных залах можно найти хоть что-то для подростков. Первый этаж был отдан общественно-политической литературе и материалам последних пленумов и совещаний ЦК КПСС, советского правительства и профсоюзов. Орлов блуждал между отрытых прилавков, на которых, чтобы скрыть их наготу, бесконечными рядами разложили брошюру зелено-серого цвета. Он остановился, взял в руки книжонку: «Ольстер: правда о нарушении прав человека в Северной Ирландии». Втрое толще ученической тетради, трудились над созданием произведения три журналиста-международника, тираж миллион экземпляров. Вздохнув, Орлов по широкой лестнице поднялся на второй этаж, где, судя по указателям, продают художественную литературу. Там его встретили материалы партийных съездов, пленумов, заседаний… Из доступных книг завалялись «Мать» Максима Горького и «Поднятая целина» Михаила Шолохова. И только в угловой секции на дальней витрине, до которой рукой не достанешь, выставили несколько читабельных книг, среди которых «Три мушкетера». Миловидная продавщица в голубом халатике обрабатывала пилочкой ногти. — Можно «Мушкетеров» посмотреть? Ну, которые за три рубля. — А чего на них глядеть? — продавщица продолжила возиться с ногтями. — Если есть талон, — бери. А нет, так… — Значит, у вас все по талонам? Девушка открыла рот, чтобы ответить в своем фирменном ядовито-ироничном стиле, но подняла глаза на статного красивого мужчину и, забыв все колкости, подарила Орлову сладострастную улыбку, одернула халатик и поднялась на ноги. — Тут, мужчина, как в настоящей жизни. Все блага — только по талонам. Все книги, все девять наименований, от Шукшина Василия Макаровича до Лажечникова и Дюма-отца, как там его по отчеству…