* * * В одном из кабинетов на первом этаже ждали двое мужчин в костюмах и галстуках. Тот, что постарше, седой, с красной мясистой физиономией, представился подполковником госбезопасности Петром Ивановичем Котовым, который здесь, можно сказать, в доме отдыха, заведует хозяйством. К нему можно обращаться в любое время с любыми вопросами. Второй мужчина был высокий, с бледной скорбной физиономией и бесцветными губами, имени он не назвал, только шмыгнул носом и сел в углу. Котов сказал, что он чертовски рад видеть Алексея Разина на родной советской земле, что особенно важно, — живым и здоровым, теперь ему, Разину, предстоит пройти здесь ряд тестов и собеседований. Но сначала медицинский осмотр, чистая формальность. Сегодня в программе этот самый осмотр, затем беседа с людьми, которые сами представятся, они какие-то ученые, будут задавать умные вопросы, — Котов их первый раз видит. На этом сегодняшние дела закончатся, ужин принесут в комнату, вечером можно пойти погулять, но только тут, недалеко, возле корпуса, где будет освещено. В лес по дороге уходить не надо. А завтра будут другие заботы. Котов наклонился и откуда-то из-под стола достал запечатанный пакет и сказал, что его привезли сегодня из Ясенева, сказали, что в нем какие-то вопросы. Бумаги отнесут в комнату Разина, впрочем, поработать с опросником еще будет время. Вся эта канитель с тестами займет дня три-четыре. До следующей субботы Разин назад в Москву не вернется, скучать ему не дадут, программа впереди плотная. Здесь неплохо кормят, есть финская баня и бассейн, правда, небольшой, плюс своя библиотека, попадаются даже книжки на английском. Главное, что место спокойное, живописное, не хуже гостиницы для интуристов, один воздух чего стоит, — чистейший кислород. А теперь можно задавать вопросы, если вопросов нет, тогда до скорого, сегодня они еще увидятся. Человек, встретивший Разина на улице, ждал в коридоре, он спохватился и запоздало представился: Валентин, к нему можно обращаться двадцать четыре часа в сутки. Сейчас в лаборатории все готово, возьмут анализы, доктор осмотрит. Но сначала можно взглянуть на номер, где Разин поживет несколько дней. Они поднялись на последний этаж, возле лестницы все было как в провинциальных гостиницах: пара мягких кресел, в кадках два фикуса, между ними конторка, где обычно сидит дежурная по этажу, но здесь не было ни души. Над конторкой жизнеутверждающая картина, такие попадаются в больницах и домах престарелых: оранжевое солнце, ярко синее небо и полевые цветы. Коридор покрывала ковровая дорожка, бордовая с желтыми полосками. Валентин достал ключ с деревянной биркой, открыл дверь. Они оказались в комнате, обставленной на манер городской гостиной. Сине-зеленый шерстяной ковер, желтенькие обои в цветочек, обеденный круглый стол под белой скатертью, у стены стеклянный сервант с посудой. Возле окна, выходившего на заснеженную поляну и хвойный лес, два кресла с деревянными подлокотниками, в другом углу телевизор. За одной дверью ванная комната, за другой спальня, маловато уюта и человеческого тепла, но в целом жить можно. Кроватка, узкая и твердая, у окна письменный стол с лампой, какой-то маленький, словно школьная парта. Разин включил верхний свет. Бросил на пол сумку с вещами, пристроил на вешалку куртку. В двухстворчатом шкафу несколько пар белья, три рубашки на вешалках, внизу тапочки, а в темной глубине что-то белое и волосатое, вроде женской шубки. Оказалось, банный халат. Разин подошел к окну и минуту смотрел на снежное поле и лес. На душе было тревожно и тоскливо. Он думал о том, что скоро начнется важный экзамен, трудно сказать, готов к нему Разин или нет. Впрочем, все эти «готов» или «не готов», — пустая риторика. Любые экзамены надо сдавать. Валентин стоял у двери, ожидая каких-то слов, но не выдержал и спросил: — Как вам здесь? — Это все, о чем я мечтал. Покой и тишина. А на ужин дают что-нибудь… Ну, вроде крепленого вина? Или водочки? — К сожалению, не полагается. Мы вернемся еще не скоро. У вас есть четверть часа, чтобы позавтракать. Я все быстро организую. Омлет, бутерброд, кофе. Хотите? Разин отказался и в сопровождении Валентина вышел в коридор. Место за конторкой возле лестнице уже занял молодой мужчина в костюме, он тихо поздоровался и спрятал глаза, склонившись к разложенным бумажкам. Другой мужчина дремал в кресле у окна. * * * Спустились в подвальный этаж, плохо освещенный, Валентин открыл дверь, пропустил Разина и пропал. За дверью был кабинет, похожий на врачебный, с кафелем на стенах. За столом сидел мужчина в белом халате. Он представился, но имя тут же вылетело из головы, сказал, что сначала они поговорят, а потом сестра возьмет анализы. Врач задал вопросы, общие, простые. Нет ли бессонницы, не появляются ли мысли о самоубийстве, не страдает ли Разин галлюцинациями, бывают ли головные боли и мышечные спазмы, в какое время он ложиться спать, как часто просыпается ночью, часто ли потребляет алкоголь, какие медицинские препараты принимал, когда находился за границей, кто эти препараты прописывал, нет ли у него проблем с памятью, подвержен ли он гипнозу и так далее. Врач постучал молоточком по коленям, поводил перед глазами блестящим шпателем, измерил давление, попросил вытянуть руки и раздвинуть пальцы, а потом коснуться указательным пальцем левой руки кончика носа. Появилась сестра, отвела его в смежную комнату, попросила снять пиджак и закатать рукав рубашки выше локтя, взяла кровь, сказала, что за ширмой унитаз, надо помочиться в баночку, и на том все закончилось. * * * Разин оказался в другой комнате, освещенной яркими люминесцентными лампами, она была больше врачебного кабинета, стены не белые, а желтые. Там его ждали мужчины в гражданских костюмах, один выглядел не старым, но волосы и усы седые, другой — брюнет лет сорока, худощавый и высокий. Мужчины представились, назвав фамилии, имена и отчества, сказали, что они сотрудники какой-то научной лаборатории, но Разин не стал запоминать, потому что никакой лаборатории в природе не существует, имена вымышленные, он окрестил новых знакомых Седым и Длинным. На большом широком столе посередине комнаты поставили что-то вроде макета из светлого картона, размером примерно метр пятьдесят на метр тридцать, а на нем несколько маленьких машинок, в ряд лежали пластиковые человечки разного цвета. С другой стороны стола фотоаппарат на штативе. Яркий свет резал глаза, Разин сел на стул и спросил, можно ли выключить половину люминесцентных ламп. Оказывается, нельзя, иначе трудно сделать четкие фотографии. И тут Разин заметил в дальнем углу еще одного мужчину, на столике перед ним стоял пленочный магнитофон. Рядом сидела женщина средних лет с блокнотом. Седой сказал, что Разин уже письменно объяснил, что именно произошло в подземном гараже, его рассказ логичный и понятный. Но в нем есть некоторые, как бы это лучше сказать, — шероховатости, которые надо убрать. И лучше всего это сделать, не описывая события словами, а показать на вот этом макете, что именно происходило в том гараже. По ходу дела ему зададут несколько вопросов. Удалось достать поэтажные планы гаража, на основе планов был выполнен этот макет двух уровней — второго и третьего. Вот игрушечные человечки, зеленые, — путь будут участники группы Разина. Серые человечки — это люди, попавшие под огонь. О пострадавших в перестрелке навели справки: трое мужчин, получивших ранения, умерли в больнице. Сейчас Разину надо вспомнить, что произошло на втором уровне гаража, а затем уже — на третьем. Машинки нужно поставить так, как стояли тогда. Все ли понятно? Что-то щелкнуло, закрутились катушки магнитофона. Разин привстал и расставил машинки, как запомнил. И сказал, что его группа приехала на двух машинах, если считать его «форд». Он выбрал машинки зеленого цвета и поставил их на места. Длинный положил перед макетом бумажный квадратик с напечатанной на нем единицей, подошел к фотокамере и нажал на спуск, фиксируя позицию на макете. Глава 27 Часа через полтора, когда цифры стали двузначными, Седой предложил сделать перерыв, немного отдохнуть. Все вышли, остался только человек в углу, он не смотрел на Разина, делая вид, что занят своим магнитофоном. Но вскоре и он ушел. Женщина-стенографистка принесла Разину кружку холодной воды и сказала, что может сделать растворимого кофе, но он отказался. Сейчас Разин отдал бы год жизни, чтобы выключили этот свет, нестерпимо яркий, от которого хочется плакать и болит голова. Участники теста стали возвращаться, как-то неспешно, с ленцой. Седой внимательно посмотрел на макет, будто опасался, что в его отсутствие Разин украл одну из фигурок или машинку. Стали вспоминать, на чем остановились. А, конечно… На том, что стрельба началась почти сразу. Вот машины и люди Разина. Он сам отступал к стене, где оставил свою машину. — Оба моих товарища оставались у противоположной стены, — сказал Разин. — В команде Фостера-старшего было не меньше семерых бойцов. У нас была хорошая позиция, чтобы держать на прицеле центральную часть гаража, но нас перехитрили. Разин показам пальцем на фигурки и машину у дальней стены. — Это позиция Бориса. Он сидел в своей машине, когда все началось. Стреляли из автоматического оружия. Я думаю, он был убит почти сразу. — Почему вы думаете, что сразу? — Он пользовался «люгером». Так вот, насколько я помню, из «люгера» выстрелили два или три раза. — Точно такая же картина с моим вторым помощником, который сидел в синей машине. Он был убит сразу. Седой заглянул в блокнот, перевернул страницу и спросил: — В чем состояла задача Бориса? — Остаться незамеченным и прикрыть мой тыл, если начнется стрельба. — Его заметили и убрали первым. Значит, свет в гараже был нормальным? — Свет был слабый. Но Бориса заметили. Я остался без прикрытия. — Что сделали вы, когда прозвучали выстрелы? — Первая же пуля попала в меня. В бронежилет. Я упал. Разин говорил медленно, останавливался, стараясь вспомнить мелкие подробности до той минуты, когда началась стрельба и он бросился к машине, спасаясь от пуль. Он передвинул одну фигурку к ближней машине. Длинный положил бумажку со следующей цифрой и сделал фотографию. Разин сказал, что он, взвесив все обстоятельства, решил, что противники могли подняться на второй уровень по лестнице, расположенной за дальней стеной. У них, возможно, был ключ от служебной двери. Разин показал пальцем на стену и заметил, что на макете этой двери нет, а на самом деле она была вот здесь. Его слушатели переглянулись, Седой пожал плечами. Разин попросил стенографистку принести еще воды и продолжил. — Давайте, я облегчу вашу задачу, Алексей, — сказал Седой. — Не надо так много говорить о мыслях и чувствах. Нас интересуют только события, происходившие на стоянке. Их последовательность. Хотя… Рассказывайте, как вам удобно. Я хочу немного забежать вперед. В письменном отчете вы указали, что члены вашей группы погибли у вас на глазах. Это так? — Я написал, что гибели моих людей я не видел. Я слышал автоматные очереди и видел расстрелянные машины. Плотность огня такая, что остаться в живых не было ни малейшей возможности. Тело Бориса я видел мельком, он лежал возле автомобиля в том дальнем углу. Я уверен, что в конечном итоге из моей группы живым никто, кроме меня, не ушел. — Когда вы остались один, в вашем пистолете была почти полная обойма. Точнее, десять патронов. Вы написали в отчете, что расстреляли два патрона из двенадцати, что были в обойме. Десять патронов — это не так уж мало при вашем умении обращаться с оружием. Но вы решили применить рискованный трюк с зажигалкой и бензином. Почему вы не воспользовались пистолетом? — Против меня было несколько стрелков. Троих из них я видел. Но, думаю, нападавших могло быть пятеро. И даже шестеро. У троих — автоматическое оружие. Я прикинул все варианты. И решил, что со своей позиции, пожалуй, смогу положить одного. Потом положат меня. Разин продолжал говорить ровным спокойным голосом, стараясь тратить меньше слов. Закончив со вторым уровнем гаража, перешли к нижнему. Разин рассказал, как открыл ключом дверь на лестницу, стал спускаться вниз, на лестнице чуть ни лицом к лицу встретился с младшим братом Фостера и еще каким-то парнем, который был с ним. Картонный макет верхнего этажа сняли, отнесли на пустой стол и оставили там. Разин отметил про себя, что макет нижнего уровня сделан качественно. В общем и целом, все верно, даже пропорции соблюдены. Он рассказал о том, что произошло внизу, ответил на вопросы. Теперь было заметно, что устал не только он один. Концовка была немного скомкана. Седой поблагодарил Разина за рассказ, посмотрел на часы и сказал, что со временем просто беда, рассчитывали закончить опрос за полтора часа, а разговаривали почти пять. * * * Разин вышел в коридор, где скучал Валентин, поднялся наверх. В комнате было прохладно, свет включен в обеих комнатах. Он лег на кровать, полчаса лежал с закрытыми глазами, казалось, что по-прежнему горел яркий свет, а он сидел пред макетом гаража и что-то говорил. Разин лежал бы так еще хоть целый час или целую вечность, но зазвонил телефон на тумбочке. Подполковник Котов, который встречал его утром, спросил, не поужинает ли Разин в его компании, если не против, — тогда пусть топает на первый этаж, они перекусят и выпьют по рюмке беленькой. Хотелось отказаться, но, услышав про водку, он передумал. Котову то ли скучно было, то ли начальство обязало его написать рапорт: впечатления о Разине и темы, которых касались в разговоре. Они посидели у телевизора, поужинали и даже не осилили поллитровку «столичной». Разина после теста клонило в сон. Котов не знал, о чем можно говорить с новым человеком, о чем нельзя, поэтому поболтал о погоде, о его деревенской родне, сыне и внуке. Он рассказал, что тесть живет в Ростовской области, у старика свое хозяйство, поросята, яблоневый сад. Живут со старухой так, что и райской жизни не надо, они уже в раю. Все свое, пенсию платят, сад и огород, так тестю мало, еще счетоводом подрабатывает, на полставки. От щедрот своих старик балует родню соленьями и не только… Котов щелкнул по горлу пальцем. Разин сказал, что после таких рассказов хочется самому все бросить к чертовой матери, поехать в Ростовскую область, записаться в колхоз и своими руками заложить яблоневый сад. И поросят заодно завести. Они рассмеялись. Разин спросил себя: про тестя Котов врет или говорит правду, приукрашивая счастливую колхозную жизнь? Котову здесь и поговорить особо не с кем. Да и какие темы для разговора сейчас можно считать безопасными? О женщинах нельзя, о пьянстве тоже, о деньгах нельзя, любимую партию не тронь, о недостатках ни-ни, про успехи социалистической экономики лучше не вспоминать, да и где они, эти успехи… Когда подняли по последней рюмке, Котов вздохнул с облегчением, будто тяготился обществом чужого человека. Такая у него служба, ничего сказать нельзя, ни единого лишнего слова. Мало того, иногда пугают не собственные слова, а свои же мысли. Бывает, ночью приснится или вдруг в голову вступит нечто такое, за что в прежние времена к стенке ставили без суда, а сейчас только из партии исключают и с работы гонят. А ведь подполковник Котов не рыба, чтобы всю жизнь молчать, ему тоже хочется пошевелить языком, особенно во время застолья. Но в заначке всегда остаются нейтральные спасительные темы: капризы погоды и мифический тесть с яблоневым садом и поросятами. Вот он и врет, чтобы не сидеть дураком. * * * Разин поблагодарил за угощение, поднялся в номер и оделся. Вышел на воздух и остановился, на втором этаже в четырех окнах есть свет, на третьем этаже горело три окна. Наверное, Разин тут такой не один, по соседству мается еще какой-нибудь горемыка, в нем тоже сомневаются товарищи, мучают вопросами, умными и не очень, выворачивают душу, лезут туда немытыми ручищами. Разин обошел корпус, заметив, что какие-то мужчины гуляют неподалеку, делая вид, что заняты своим разговором. После ужина стало клонить в сон, он поднялся к себе, чувствуя внезапную слабость. Скинул одежду, лег на кровать, потянулся к лампе выключить свет, но, кажется, так и заснул с вытянутой рукой. Он провалился в сон, какой-то странный, похожий на явь. В этом сне было душно, пахло аптекой. У его кровати сидели двое незнакомцев, они старались его растормошить, держали за руку, даже хлопали по щеке, будто хотели разбудить, но не могли. Пришел человек в белом халате, видимо, врач. Он сел ближе других, померил давление, взял из вены кровь и сделал два укола в плечо. После укола стало тепло и приятно на душе, будто с нее свалился тяжкий груз. Захотелось рассказать этим симпатичным людям, которые пришли просто по-соседски поболтать, что-то занимательное. Появился недавний собутыльник подполковник Котов. Один мужчина сказал, что Котов перестарался с угощением, — и все заулыбались. Разину стало казаться, что его сущность разделилась на две части, одна часть хотела веселья, дружеских разговоров, другая часть будто омертвела и не давала ответить на вопросы, свободно высказать то, что приходило в голову.