Но теперь мы, возможно, поймем, что должны перестать отравлять друг друга и весь мир. Я знаю, как наивно это звучит, ведь отрава льется, не переставая. У нас урок истории в зуме зазумбомбили порнушной картинкой, которую мы все увидели, например. Но я думаю, порно и яд будут всегда, и люди всегда должны будут решать, отравлять им других или нет – пандемия у нас или нет. Я считаю, то, что произошло здесь и по всему миру за эти несколько месяцев карантина, дает нам очень слабое представление о том, каково приходится каждый день вам. Знаю, это не одно и то же, совсем не то же, что находиться в тюремных условиях – и это при том, что вы не преступник. Еще меня поражает, что сейчас вы, возможно, уже не в заключении, возможно, вы бездомный и никто не знает, где вы. Друг написал нам о том, что людей, находящихся в заключении, недавно начали потихоньку выпускать, а им некуда пойти, негде ночевать и не на что жить. Дорогой Герой, надеюсь, с вами все нормально. Должна сказать, меня поражает, что выйти из незаконного бессрочного заключения (хотя они с самого начала были невиновны) людям позволил вирус – вирус, а не человеческая доброта, понимание или справедливый закон. Еще я очень волнуюсь за одного своего знакомого, он бездомный. В новостях говорят, что бездомным предоставили номера в гостиницах. Я без понятия, получил он номер или нет. Почему мы помогаем людям, только если появляется вирус, а не все время? Но я пишу не только поэтому. Я снова пишу, потому что вернулись стрижи! Я кричала на улице от счастья, когда увидела их в небе. Похоже, их не так много, как в прошлом году, но все равно они здесь. До меня только что дошло, что, если вы не получили мое последнее письмо, то не поймете, о чем речь. Там я подробно писала о своих любимых птицах – стрижах. Они всегда возвращаются, если могут, на то же гнездовье, что оставили в прошлом году, если, конечно, его не отремонтируют и не разместят на AirBnB – но ведь из-за вируса там сейчас не может остановиться никто, кроме стрижей! Я не могу удержаться от этой шутки, хотя знаю, многие люди на нее рассердятся. Стрижи летят сюда через весь мир в одиночку, а не с партнерами. Они встречаются, только когда добираются до гнездовья. Пары составляют на всю жизнь, но лишь для выведения здесь птенцов. Потом, заведя их, стрижи разбегаются, пока не встречаются на следующий год для нового спаривания. Мне кажется, если бы люди тоже так поступали три четверти года, это могло бы спасти некоторые браки. Гнезда у стрижей похожи на плоские колечки, сделанные из перьев, бумаги и того, что они подхватывают в воздухе. Стрижи склеивают все вместе своей слюной в колечко, мелкую миску или чашку, где будут лежать яйца. Затем птицы по очереди высиживают или согревают яйца. Каждый птенец вылупливается через день после предыдущего, чтобы не загружать родителей-стрижей по полной программе. Природа так разумно устроена. На фотографиях птенцы сейчас еще совсем не похожи на стрижей, а больше напоминают уродливые розовые кожаные мешочки без перьев, огромные головы на вид такие тяжелые, что не поднять, а глаза пока ничего не видят. Но природа такая умная, что птенцы могут впадать в подобие коматозного состояния, если родители почему-то не возвращаются с едой, и могут оставаться так очень долго в случае неприятностей с родителями или непогоды. Но даже и без неприятностей родителям приходится серьезно впахивать, при каждом вылете собирая где-то около тысячи мух и других насекомых, которых они скатывают в съедобные шарики и хранят в мешочках у себя в горле, а по возвращении передают птенцам. Ну и если вы видите или слышите над собой стрижей, то они наверняка занимаются сбором пищи. Вскоре птенцы начнут отжиматься в своем гнездовье на крыльях, набираясь сил перед долгим перелетом обратно в Африку. Что реально поражает – когда они оперяются и покидают гнездо, то совершают свой первый полет вообще и, поднявшись в воздух, не приземляются уже минимум год или чаще, пару лет. Примерно через шесть недель они уже улетят. «Вот и лето кончилось», – скажет мама, когда мы посмотрим в небо без стрижей. Но покамест оно не кончилось! У нас осталось еще несколько недель. Если только услышите их над собой, помните, что они передают дружеский привет и от меня. Всех благ вам и крепкого здоровья. Надеюсь, вы получите это письмо, с наилучшими пожеланиями от вашей подруги Саши (Гринлоу). 3 Ну и в начале 1950-х, в двадцать с чем-то лет Лоренца Маццетти приезжает в Англию с группой студентов университета Флоренции, приглашенных в связи с инициативой по привозу людей из материковой Европы для помощи в работе на британских фермах. Это режиссер, чьи образы я описала раньше: образ двух не говорящих и не слышащих мужчин, которые пересекают руины, беседуя друг с другом, и образ мужчины с двумя чемоданами на краю высокого здания. Итальянские студенты высадились в Дувре, и первым делом полиция подвергла каждого полному личному обыску, а затем досмотру багажа. Полиция забрала у Маццетти паспорт. Когда его вернули, она с удивлением обнаружила, что там проставили штамп «нежелательный иностранный гражданин». Кстати говоря, для работы на ферме Маццетти не подходила: чересчур уж слабая и нервная. Если оглянуться назад, то оно и понятно, ведь она пережила самую настоящую войну: в 1944 году, когда Маццетти была еще подростком, группа нацистских офицеров прибыла в дом в Тоскане, где они вместе с сестрой-близнецом Паолой воспитывались в семье сестры их отца, Нины: мать близнецов Маццетти умерла вскоре после родов, и они всю свою жизнь переходили от одного человека к другому, из одной семьи в другую. Но теперь они наконец-то оказались дома, жили с Ниной и ее мужем, Робертом Эйнштейном, который был двоюродным братом Альберта Эйнштейна, и своими двоюродными сестрами чуть старше, Люче и Анной-Марией. В то лето немцев в Италии оттесняли наступающие войска союзников. Как-то прекрасным солнечным днем в дом пришли офицеры вермахта и, не сумев найти Роберта, который скрылся в лесах, зная, что охотятся за ним, совершили две вещи: Разрушили дом. Убили всех Эйнштейнов, которых сумели найти, – Нину и ее детей. Они решили не убивать Лоренцу Маццетти и ее сестру, поскольку фамилия у них была не Эйнштейн. Близнецы, которых заперли вместе с другими жителями деревни на время бойни, вернулись в дом и увидели трупы своих двоюродных сестер и тетки. Дядя тоже вернулся к телам. Вскоре после этого он покончил с собой. Учитывая подобную предысторию, можно себе представить, что теперь в Англии Маццетти близка к нервному срыву. Она бесит фермера, за которым ее закрепили, ведь у нее не хватает сил таскать тяжелые мешки, у нее не получается хорошо отбирать плохую картошку на транспортерной ленте, она сжигает ужин, который должна приготовить для других студентов, и слишком медленно убирает навозную кучу. Хозяин прогоняет ее с фермы. Ну и она добирается до Лондона, чтобы найти работу и какое-нибудь жилье. Но что-то глубоко внутри у нее сломано, и это означает, что любая работа, за которую она берется, оборачивается каким-то сюром. Женщина из пригорода нанимает ее служанкой с проживанием, но в конце концов вышвыривает все ее пожитки на дорогу, вызывает полицию и обвиняет в воровстве. (Позднее Маццетти узнает, что женщина сама ее обворовывала.) Милая счастливая семья с милым счастливым домом в городе предлагает ей место служанки и радушно впускает в свою милую жизнь. Но в милой счастливой семье Лоренцу вдруг с новой силой окружают призраки, которые стоят, сидят и ходят вокруг, молчат, улыбаются, истекают кровью в тех местах, где она подростком видела оставленные пулями отверстия. «Я убежала со своим чемоданом в поисках какого-нибудь несчастья». Она бродит по улицам одна. Ее преследуют мужчины, до нее домогаются. Но оказывается, что лондонские полисмены к ней исключительно добры. Они укрывают ее от дождя, угощают чаем и не раз позволяют провести зимнюю ночь в теплом полицейском участке. И однажды, когда она потерянно бродит по улицам, какая-то семья замечает ее потерянность и приглашает к себе поесть. Так она впервые в жизни пробует карри. Со временем Маццетти получает место официантки и посудомойки в ресторане рядом с Черинг-Кросс, где подают лишь омлеты да суп. Эту работу ей удается сохранить. Но это не настоящая ее работа. Ведь она с детства была художницей. На самом закате жизни, которая окажется долгой (она умрет в Риме в начале 2020 года, в возрасте девяноста двух лет), ее друг Руджеро будет вспоминать, как его собственная семья, когда он был еще ребенком, проснувшись после сиесты, обнаруживала, что их сад заполняют прислоненные к каждому дереву картины обеих сестер-близнецов. Ну и пока Маццетти чудом выживала в эти туманные лондонские годы, она все время писала картины и рисовала. Однажды она берет свои работы и относит в Школу изящных искусств Слейда. Маццетти стоит в вестибюле и просит принять ее в школу. Ей вежливо отказывают. Объясняют, что нельзя просто так прийти с улицы и попросить, чтобы тебя приняли в школу. Маццетти стоит в парадном вестибюле и не двигается с места. Она повторяет. Она хочет, чтобы ее приняли в школу искусств. Ей строго говорят, что здесь так не принято, и строго просят уйти. Она начинает кричать, что хочет увидеть директора школы. На шум из комнаты выходит мужчина. Спрашивает, зачем ей директор. Она говорит, что хочет, чтобы ее приняли в школу. Говорит, что она гений. Он смотрит на ее рисунки. Говорит: «Ладно, с завтрашнего дня вы наша студентка». (Директор – это он.) Вскоре после поступления в школу искусств Маццетти проходит мимо шкафчика с надписью: «КИНОКЛУБ». Она открывает дверцы. Там навалом киноаппаратуры. Она никогда не снимала кино. Но собирает нескольких друзей, они берут столько аппаратуры, сколько могут удержать, и переносят к ней на квартиру. Вместе с этими друзьями и при помощи каких-то очень добрых незнакомцев она снимает короткометражку по мотивам одного из самых любимых своих рассказов – «Превращение» Франца Кафки. «Превращение», – рассказывала она гораздо позже, – представляется мощным обвинительным актом, предъявленным житейской рутине, которая делает нас равнодушными к прошлой, нынешней и будущей несправедливости». Фильм называется «К.» Счет за «весьма сложную» техническую работу над ним, проявку, озвучку и так далее Маццетти отправляет университету. Через несколько дней ее вызывают к директору. Он спрашивает насчет крупной суммы денег, под которой она расписалась от имени университета, ни у кого не спросив разрешения. Он предупреждает, что она может угодить в тюрьму, если подделала подпись в финансовом документе. Она дрожит. Но рассказывает ему о фильме.