«Ладно, – говорит он. – Вот как мы поступим. Мы покажем фильм остальным студентам, я посмотрю, нравится он им или нет, и решу, что с вами делать». На первом показе фильма директор школы искусств знакомит ее с человеком, которого тоже пригласил посмотреть фильм, – директором Британского института кино. Директор Британского института кино, директор школы искусств и студенты школы искусств аплодируют и восторженно кричат в конце снятого ею фильма. БИК выделяет ей грант на экспериментальный фильм. На эти деньги она начинает работу над новым фильмом. Это рассказ о двух глухонемых, которые живут и работают среди руин, на фоне старинной архитектуры лондонского Ист-Энда. Они ходят по улицам, разговаривая друг с другом на языке жестов о любви, о том, как сохранять чистый и приличный вид в неопрятное послевоенное время, и о том, что они считают странным либо красивым. Их нередко преследует толпа насмешливых и жестоких детей. Этот фильм называется «Вместе». Подобно фильму «К.», он маленький, изящный и чрезвычайно мощный, будничный, но при этом почти апокалиптический, и он совершенно не похож на то, что снимают другие режиссеры этого времени. Маццетти знакомится с режиссером Линдсеем Андерсоном[54]. Он помогает ей с монтажом фильма «Вместе». Совместно с ним, Карелом Рейшем и Тони Ричардсоном[55] она становится одной из основательниц движения «Свободное кино». Их кинопроизведения и телепрограммы радикально изменяют возможности британского кинематографа. Тем временем на Каннском фестивале 1956 года фильму «Вместе» рукоплещут и его с восторгом принимают как критики, так и зрители. Примерно в тот же период Лоренца Маццетти возвращается в Италию и недолго живет со своей сестрой-близнецом. Только не подумайте, что к этому времени призраки оставили ее в покое: истекающие кровью призраки по-прежнему сопутствуют ей, где бы она ни была и что бы ни делала. «Они слишком долго сидели у меня в подсознании». Ну и она пишет роман под названием «Il Cielo Cade» – «Небо падает». Это книга про убийство ее семьи, о религиозных и политических раздорах, разделяющих людей и управляющих ими, и все события показаны глазами очень маленького ребенка. После этого Маццетти пишет еще один роман, «Con Rabbia», что дословно переводится «С яростью» или «Сердито». Это продолжение книги «Небо падает», и повествование ведется с позиции революционно настроенной девушки, взбешенной тем равнодушием, которое она встречает после войны повсюду, несмотря на то что произошло со столькими людьми. «Я больше не могла жить в спокойствии и скуке. Моя рука коснулась крови и трагедии, и я знаю, что, пока скука усыпляла, реальность подготавливала апокалипсис». Всю свою жизнь Маццетти будет писать картины, выставляться и печататься во многих формах, а в перерывах снимать новые короткометражки: как и все ее творчество, эти фильмы повествуют о разрыве, который случается при столкновении невинности и опыта, и о том, как сохранить эту невинность даже в самой глубине размозженной взрослой психики. Маццетти построит кукольный театр на Кампо-деи-Фиори в центре Рима и много лет будет ставить для бесчисленных зрителей свою версию «Панча и Джуди». Ее последний большой проект, «Album di Famiglia», или «Семейный альбом» – серия картин с портретами ее родственников еще до момента их убийства и c образами тосканской природы великолепным, солнечным летом, с нацистами под деревьями и фашистами, обучающими школьников, – будет напоминать таких художников, как Анри Матисс и Шарлотта Саломон[56], своим стилем, общим пониманием того, как ложится свет, куда бы он ни ложился, и своими чистыми цветами. Кончается ли жизнь смертью? Какое определение дать жизни? Как мы приходим к пониманию того, что такое время? Что мы будем с ним делать, что оно сделает с нами? «Линия жизни у всех где-нибудь да обрывается». Многое из того, что я вам здесь рассказала, можно найти в романах Лоренцы Маццетти и ее мемуарах, «Diario Londinese», опубликованных по-английски под названием «Лондонские дневники». Английское слово summer («лето») происходит от древнеанглийского sumor, от протоиндоевропейского корня sam, означающего как «один», так и «вместе». Не могу вспомнить, откуда взята следующая цитата, которую вы сейчас прочтете. Она никак не связана с Маццетти, хотя и тесно связана с нею и со всеми нами. Но я переписала ее в блокнот много лет назад и теперь не могу найти источник. «Творчество относится к культуре не потому, что это ее производное, а потому что оно стремится исцелить культуру. Искусство, насыщенное подсознанием, действует на индивида, подобно компенсирующему сновидению: оно пытается восстановить равновесие и обращается к глубоко укорененным проблемам». Маццетти рассказывает, как вскоре после летней расправы над ее родственниками передовой отряд союзных войск приходит к дому в Италии, где они были убиты. Английские и шотландские солдаты находят парочку контуженных детей, сидящих возле недавно засыпанных могил. Первым делом солдаты учат этих детей петь английские песенки. Первая песня, которой они их учат? «Ты мое солнышко»[57]. Встретимся здесь же ровно через два часа, – сказала Грейс. – Я схожу погуляю. Это было субботним утром. Они еще не уехали из Саффолка. Стояли на тротуаре у кафе под холодным солнцем. Погуляешь? – сказала дочь. Да, – сказала Грейс. Сама? – сказала дочь. Сама, – сказала Грейс. Ты же не ходишь гулять, – сказала дочь. – Я не помню, чтобы ты когда-нибудь ходила гулять. Ты не специалист по моей части, – сказала Грейс. А нам нельзя пойти? – сказала дочь. Нет, – сказала Грейс. Почему? – сказала дочь. Вам будет скучно, – сказала Грейс. Мне нет, – сказал дочь. – Может, ему. Тогда дай мне налички, – сказал сын. Зачем? – сказала Грейс. Им не понравится, если мы просидим два часа и не купим ничего поесть или попить, – сказал сын. Ты же только что съел огроменный завтрак, – сказала Грейс. Ну да, но мы не можем столько времени торчать в кафе и ни за что не платить, – сказал сын. Вы не обязаны все время ждать здесь, – сказала Грейс. – Можете пойти и заняться чем-нибудь – чем угодно. Сходите на разведку. Сегодня чудесный день. Мороз, – сказала дочь. Спуститесь на пляж, – сказала Грейс. – Там есть паттинг-грин. Сходите на паттинг-грин. Вряд ли он открыт, – сказал сын. – Сейчас ведь февраль. Почему ты не хочешь, чтобы мы пошли с тобой? – сказала дочь. Вообще-то дочь не хотела идти вместе с ней. Дочь вообще-то просто навязывалась, почуяв, что Грейс почему-то хотела побыть немного одна. Веришь – нет, но я хочу побыть немного одна, – сказала Грейс. – По личным причинам. Куда ты собралась? – сказала дочь. Глянуть на старую церковь, – сказала Грейс. Это неправда, – сказала дочь. Может, сходите вдвоем к игровым автоматам? – сказала Грейс. – Там должно быть открыто. Сходите на пристань. Я не пойду к автоматам, – сказала дочь. Если придется коротать время у автоматов, нам понадобятся деньги, – сказал сын. Грейс достала кошелек и дала ему двадцатифунтовую купюру. Этого не хватит, – сказал сын. – Это же всего десять выстрелов на «Терминаторе». Вполне хватит, и в любом случае ты должен отдать половину Саше, – сказала Грейс. Десять выстрелов – это уже за вычетом Саши, – сказал сын. Мы можем разменять их здесь на кассе, – сказала дочь. – Я разменяю. Нет, я разменяю, – сказал сын. – У автоматов. Я не пойду к автоматам, – сказала дочь. – Сейчас же дай их мне, и я попрошу мужчину на кассе их разменять. Нет, – сказал сын.