– Оно хранилось у моей бабушки пятьдесят лет! – А сколько лет оно принадлежало моей семье, кто скажет? Или ты поговоришь со своей семьей, или я. – Эбигейл… – Он схватил меня за руку. Я стряхнула его руку. – Я серьезно, Ной. – Я прошла мимо него через розарий и вышла на лужайку, с трудом держа себя в руках. Улыбающиеся лица гостей смешались в хаотичный, сводящий с ума кошмар, водоворот слишком ярких глаз и визгливого смеха. Спотыкаясь, я пошла через них прямо ко входу в дом. Я не собиралась предъявлять претензии Хелен Барбанел. Правда не собиралась. Но когда она предстала передо мной в своем голубом платье, как снежная королева, с переливающимися драгоценностями на шее, меня прорвало. – Почему вы сказали, что ожерелье моей бабушке подарил ваш муж? – Что, прости? – Она обратила на меня свой холодный, непроницаемый взгляд. – Я знаю, что это неправда. Я нашла старое фото своей бабушки с этим ожерельем. На ее лице ни один мускул не дрогнул. – Что ты хочешь сказать, дорогая? – Снимок, на котором она еще ребенок. Это ожерелье принадлежало Рут. Это всегда было ее ожерелье. Хелен наклонила голову с жалостливой улыбкой. – Оно принадлежало матери Эдварда. Наверное, Рут взяла его взаймы, чтобы примерить. – Нет, – стояла я на своем. – Эта фотография была сделана до того, как она приехала в «Золотые двери». – Я повернула к ней телефон. – Видите? Хелен взяла мой телефон. Моргнула. – Что это? – Это из Хольцман-Хаус в Нью-Йорке. С тех времен, когда моя бабушка приплыла сюда еще ребенком. Она приоткрыла рот. – Откуда у нее это ожерелье? – Наверное, ее семья отдала его еще до ее переезда. – Зачем ей мне лгать? Я знала, что не нравлюсь ей, но лгать просто без причины?.. – Нет, – покачала головой Хелен. Ее голос стал необычно глухим, в словах сквозило удивление. – Оно было от Эдварда. – Ой. – По спине побежали мурашки от дурного предчувствия. – Он мне его подарил. Оно принадлежало его матери. Я уставилась на нее. Хелен поджала губы, как ее внук. Потом вернула мне телефон. Движения ее стали резкими и отточенными. – Пойдем. Полагаю, ответы нужны нам обеим. Глава 26 Хелен пронеслась через многолюдную лужайку, а я следовала за ней по пятам. Никто словно не замечал волнами исходившего от нее гнева. Она остановилась перед своим супругом, сидевшим в кресле напротив двух пожилых мужчин. – Прошу меня извинить, – сказала она им с царственным видом. – Я хотела бы поговорить со своим супругом. Уходя, они чуть ли не раскланивались. Хелен Барбанел не стала садиться. Она встала над своим мужем, являя собой праведную фурию в небесно-голубом платье. Когда она заговорила, ее голос даже не дрогнул, но я заметила, как трясутся у нее пальцы, когда она расстегнула ожерелье. Она показала его мужу. – Эта юная леди утверждает, что ожерелье никогда не было твоим. Эдвард Барбанел закрыл глаза. – Это правда? – не отступала его жена. – Это ожерелье не принадлежало твоей семье? Оно осталось от Рут Голдман? Он по-прежнему молчал. – Отвечай, – так низко прошипела Хелен, что вряд ли кто-то из близко стоявших гостей мог ее услышать. – Или хотя бы скажи, что это неправда. У Эдварда вырвался низкий стон. Хелен втянула воздух и повернулась ко мне. Взяв меня за повисшую руку, она вложила в нее ожерелье. – Забирай. Я застыла как столб. Хелен повернулась к мужу. – Я не воровка, Эдвард Барбанел. Ты меня опозорил. – С этими словами она ушла, бросившись к гостям с широкой улыбкой и заливистым и холодным, как бриллианты, смехом. А заодно оставила меня на растерзание Эдварда Барбанела. Я уставилась на старика, а потом опустила глаза на сверкающие подвески у меня в руке. – Вы… что… – Я неуверенно показала их ему. Он отвернулся. – Уходи, – велел Эдвард. Так я и поступила. Запихнув ожерелье в карман, пошла прочь с вечеринки. Трясущимися пальцами я вызвала такси, а потом, глубоко дыша и смотря на луну, попыталась привести себя в чувство. – Эбигейл. Я повернулась. За мной стоял Ной. Его волосы были взъерошены – то ли руками, то ли ветром, а на лице застыло суровое выражение. – Ты ведь не уходишь? Как же я на него злилась! Не знаю, оправдан мой гнев или он был нелепым, но в глубине души пустила корни непроходящая ярость. Ощущение предательства и унижения. Ной знал, чего я хотела, и посчитал мое желание пустячным. Ладно. Мне такого в жизни не надо. – Давай все обсудим. – Нет. – Эбигейл. – Он рванул ко мне. – Я ведь завтра уеду. – Так уезжай. – Я от него отвернулась. Ной остановился напротив меня. – Нельзя так все заканчивать… – Вообще-то можно. Вроде именно это и называется камнем преткновения. – Думаешь, мне нужно выбрать тебя, а не бабушку с дедушкой? Свою семью? Компанию? – Не знаю. Может, для себя ты сделал правильный выбор. Но не для нас. Нельзя строить отношения на лжи и недоверии. – Никто не вламывается в чужие дома! Но люди меняются. – Но ты, очевидно, ни капли не изменился. Ты не доверял мне, иначе рассказал бы. – До чего же ты гордая!