Ной все понял. Но я не могла вынудить его делать какой-то вывод. Ему придется самому решать, как это воспринимать. – Ной. Он кивнул, и его губы сжались в тонкую полоску. – Полагаю, мы не станем подозревать, что по странной случайности это идентичное ожерелье? – Нет. Мне жаль. – Если честно, меня сейчас волновал не обман, а новость, что ожерелье действительно принадлежало бабушке. Она хотела его вернуть на законных основаниях. Я была права, пытаясь узнать, что произошло. – Может, возникло недопонимание, кто знает, но сейчас меня это не волнует. – Тогда почему дед сказал, что подарил его? Почему не вернул, когда она попросила? – Понятия не имею. Но нам надо еще раз с ним поговорить. Ной, это доказательство. Если мы покажем ему этот снимок, если он узнает, что мы знаем, что ожерелье принадлежало бабушке, ему придется рассказать нам правду. Ной кивнул. – Эбигейл… – Да? Он резко выдохнул и покачал головой. – Не знаю. Я не понимаю. Я просто… я не догадывался, что они врут. Я думал… у них просто были свои причины скрывать прошлое. – Может, у них действительно были причины. – Но наверняка нехорошие. – Попытаемся узнать. Ной потер виски. – Мне нужно выпить. – Он схватил с подноса мимо проходившего официанта два бокала шампанского и сделал пугающе огромный глоток. Не смотря мне в глаза, Ной прикончил шампанское за считаные секунды. – Ной, что такое? – Я провела с этим парнем слишком много времени, чтобы понимать: что-то не так. – Что с тобой? – Ничего. – Не уверена, что верю тебе. – Я внимательно его оглядела. Никогда не видела у него такого лица и такого напряжения в теле. По венам побежал холод. – Что ты мне не рассказываешь? – Не в моем характере выставлять напоказ семейные дела. – Ной перевел взгляд мне за плечо, и его лицо стало совсем невыразительным. – Давай-ка отойдем. – Он взял меня за руку и потянул за собой, но я стала упираться и повернулась туда, куда он смотрел. И остолбенела. Сегодня я пока не встречалась с его бабушкой, но сейчас она выплыла нам навстречу из толпы гостей в безукоризненном голубом платье и с идеальной прической. На ее шее переливалось ожерелье – холодное и ясное как лед. – Здравствуйте, мои дорогие. Меня словно пнули в живот. Я медленно, очень медленно развернулась к Ною. Он стоял, неестественно застыв. – Скажи мне, – строгим холодным тоном потребовала я, – что ты не знал, что ожерелье было у нее. Ной закрыл глаза. Он застыл, как невообразимо красивая статуя с искусно уложенными кудрями и в белоснежной рубашке. Когда он открыл глаза, ему не было необходимости говорить. Ной знал. Знал все это время. Мы нашли снимок моей бабушки в подростковом возрасте, где она носила ожерелье, и он подумал: «Я знаю это ожерелье, лучше не признаваться этой девчонке». Он ни разу не передумал. Он знал, что ожерелье было у его бабушки, и умалчивал об этом, прекрасно зная, как отчаянно я хотела его найти. Мне нужно бежать, но идти было некуда, поскольку пробиться сквозь толпу гостей к выходу оказалось невозможно. Поэтому я поступила иначе. Я повернулась и прошла через арку в изгороди в глубокий цветущий сад. – Эбигейл… Я приподняла юбки и побежала. Я неслась мимо цветов и деревьев, мимо хвойников с острыми иголками. По поздним летним цветам оранжевых и желтых оттенков, напоминавшим о грядущей осени. Я свернула в розарий. И что теперь? Я сама загнала себя в угол. Идти больше некуда, только в беседку, в эпицентр бури. Я взбежала по ступенькам, словно это строение без стен, без входа и выхода могло меня защитить. – Эбигейл! Я резко развернулась, и легкая ткань моего платья взметнулась в воздух. Каждая деталь сегодняшнего вечера увеличилась в размере, словно я надела очки после того, как обошла без них целый мир. Столбики в беседке были увиты плющом, темно-зеленые листики на деревьях казались позолоченными от света. Стоял насыщенный аромат роз. На полу беседки длинными полосами растянулся рыжеватый солнечный свет. – Ты соврал мне. Лицо Ноя под золотистым загаром было бледным и застывшим. – Я не врал. – Ты знал, что ожерелье у твоей бабушки, но даже словом не обмолвился. Ной покачал головой и поставил ногу на первую из трех ступенек беседки. Я отошла назад под зарево света, стекающего из-под купола крыши. – Я думал, ты ошиблась. Думал, ты копаешься в истории моей семьи, в нашей собственности. Я думал, это ожерелье моей бабушки. – Но оно принадлежит не твоей бабушке, а моей. – Я не знал! – Тогда почему мы это не обсудили? Почему ты не сказал: «Ах да, то ожерелье. Я его видел». Почему позволил мне бултыхаться вслепую? – Потому что мы были едва знакомы. Я отпрянула, будто получила удар. – Понимаю. Ной подался вперед. – Нет. Не уходи. – Почему бы и нет? Боже, Ной! А потом, когда мы познакомились? Мы ужинали с твоей семьей, и шаббат… мы плавали вместе на лодке, разговаривали с раввином, съели сотню мороженого. Ты заставил меня думать, что мы друзья, что ты мне помогаешь, а сам все это время знал, где находится ожерелье. Ты просто пытался сбить меня со следа? – Нет! – Ной провел рукой по волосам. – То есть да, когда мы только начали поиски, я старался не подпускать тебя слишком близко. А потом… я пытался решить, как правильнее поступить. Я пытался их защитить. – Что ж, хорошо, – сказала я. – Ты добился своего. Ты защитил свою семью и сохранил тайны. Прекрасно! Можешь оставить себе и ожерелье моей бабушки, если твоя не станет его носить. – Господи, Эбигейл, ясное дело, что теперь я бы тебе рассказал. После того, как узнал, что ожерелье принадлежало твоей бабушке. – Разумеется, – с издевкой бросила я. Мне стало жарко, ужасно-ужасно жарко. Единственный способ защитить себя – превратиться в ледышку, покрыться коркой незыблемого холода. – Именно поэтому ты сразу все и рассказал, не став пить шампанское. – Я раздумывал. – И долго ты собирался раздумывать? Проклятье, Ной. – Я схватилась за юбку, сминая светлый фатин. Мой голос звенел, как натянутая струна. – Ты даже после Бостона мне не рассказал. Его лицо смягчилось, и Ной потянулся ко мне. – Эбигейл… Я отшатнулась. Лицо пылало, а сердце билось быстро, словно крылышки колибри. – Нельзя хранить такое в секрете. – К Бостону я решил, что это неоднозначный вопрос. Неважно. Мы выяснили… мы думали, что ожерелье принадлежало моему деду. К чему подливать масла в огонь? – Дело в доверии, Ной. И в честности. – Это бы тебя огорчило. – Так огорчил бы меня! Лучше испытывать горечь, чем находиться в неведении! Господи! – Я провела рукой по волосам. – Ты должен был сказать. Не нужно было притворяться, что помогаешь мне, когда на самом деле мешал. – Я пытался балансировать… – Но у тебя не получилось, Ной. Ты не уравновесил меня и свою семью. Ты выбрал их. – Я покачала головой. – А знаешь что? Ты прав. Мы почти незнакомы. Мы по-прежнему едва друг друга знаем. – Я снова стала ледышкой, выпрямив спину и гордо подняв голову. – Я хочу получить его. – Что? – обалдело уставился он. – Я хочу вернуть ожерелье. – Ты ведешь себя опрометчиво… – Не говори мне, что мне делать или как себя вести. Оно принадлежало моей бабушке, так? Она просила его вернуть. Она сказала ему отправить ей ожерелье, а он отказался. – Это было сто лет назад. – А Элгин украл мрамор Парфенона, и Розеттский камень, и это до сих пор ужасная отговорка. – Возможно, я привела не самый удачный пример, учитывая, что Британский музей так и не вернул предметы искусства Греции и Египту. – Я хочу его вернуть.