Возможно, именно они сообщили бабушке о смерти ее родителей, а это означало, что у них могла остаться какая-то информация о них или, возможно, о самом переезде бабушки, включая данные о ее семье. Хольцман-Хаус больше не существовала, но их записи передали другой еврейской общественной организации. Как и многие другие организации, с которыми я уже пообщалась, у них не оказалось оцифрованных записей, и они предложили мне приехать в Нью-Йорк, чтобы лично поискать в архивах. Но кто не рискует, тот не пьет шампанское. Я отправила им письмо по электронной почте, радуясь, что у меня появилась настоящая информация, которой можно поделиться: «Моя бабушка, Рут Голдман, прибыла на пароходе «Бабетт» в 1939 году. Несколько недель она провела в Хольцман-Хаус. Есть ли в ваших документах какие-нибудь сведения о ней?» Ной вышел из душа с взъерошенными волосами и сонным выражением лица. Низко на бедрах у него висело полотенце. – Доброе утро. – Доброе утро. – Я неожиданно смутилась, словно не мы полночи прижимались друг к другу. Он налил себе стакан воды. – Ты разговаривала по телефону? – Да, с мамой. Он выпил полстакана и посмотрел на меня. – Ты в порядке? – Из-за звонка? – несколько недоумевая, уточнила я. – Нет, я про… – Ной впервые мямлил. – Я хотел уточнить по поводу вчерашнего. Убедиться, что мы не слишком поторопились. Мне не удалось сдержать проворную улыбку. – Нет, мы не поторопились. – Хорошо. – Ной подошел и смачно поцеловал меня в губы, а потом улыбнулся так, что у меня растаяло сердце. – Потому что я считаю, что вечер вышел отличным. Этот парень меня прикончит. – Как насчет завтрака? – спросил он. – Я умираю от голода. Мы пошли в кафе неподалеку, где подавали сэндвичи, названные в честь улиц и школ. На завтрак мы заказали буррито, Ной выбрал кофе, а я добавила печенье. Каждому – свое. Потом мы поехали на такси в центр города и оставшийся день гуляли по общественным паркам, которые, как сообщил Ной, были старейшими в нашей стране. Потом мы отправились к поезду, с поезда пересели на паром, а паром отвез нас на Нантакет. Было странно возвращаться на остров после того, как мы отсутствовали целую ночь. Возвращаться туда, где ты проводил каникулы, после того, как отдых заканчивался, вообще странно. Да и атмосфера в Бостоне совершенно отличалась от духа Нантакета. И я уже не говорю о случившемся между мной и Ноем. Я нервничала, пока мы шли по темным знакомым улицам к дому миссис Хендерсон. Что будет теперь? Бостон казался сказкой, а на Нантакет, как бы странно это ни прозвучало, вернется обычная жизнь? В городе у нас была своя атмосфера. А здесь? Ной проводил меня до двери, и мы застыли на ступенях. Он поправил на плече ремешок спортивной сумки. – Скоро увидимся. Верно. Потому что мы прощаемся. – Я сообщу тебе, если в архивах окажется какая-нибудь информация. – Хорошо. – Хорошо. Мы продолжили стоять на месте. А потом Ной положил ладонь на мою щеку и нежно и легонько, как перышко, коснулся губами моих губ. Волнующее напряжение тут же развеялось. – Тогда до встречи. – До встречи. – Я заскочила в дом и прислонилась к закрытой двери. Я широко улыбнулась, глядя в потолок и не в силах задушить удовольствие от проведенных вместе выходных. Я целовалась с Ноем Барбанелом! И вообще-то даже активно с ним обнималась. Я подавила радостный возглас. В доме было темно, но сквозь окна проникал лунный свет. Я пританцовывала, поднимаясь наверх, и молча вошла в свою комнату, где уже спала Джейн. Я счастливо и мечтательно опустилась на кровать, как кленовое семечко, летящее вниз на землю. И уснула, думая о Ное. И проснулась, думая о Ное. Ладно, это может реально отнять слишком много времени. Неужели люди всегда чувствуют себя разбитыми из-за любовных отношений? Истощенными в пух и прах? Это нормально – страстно, как наркотик, желать другого человека? Ни за что не поверю. Конечно, так могло быть. Наверное, химические процессы в моем теле изменились, и я пристрастилась к гормонам Ноя. Биологический долг смеялся надо мной, подталкивая к продолжению рода, хотя Земля перенаселена и было бы неплохо, если бы человечество на какое-то время отключилось. Пока мы хотя бы не терраформируем Марс. Господи, как же я его хотела. – Ты вернулась! – Джейн быстро сбежала с лестницы и подсела ко мне за кухонный стол. – Как все прошло? – Отлично. Мы нашли одну запись… – Расскажи лучше про Ноя. – Она налила молоко в миску с колечками. – Вы провели вместе ночь! И не говори, что только формально. Сообщения у тебя были очень уклончивые. Я отложила ложку, и на лице у меня расплылась улыбка, как у Чеширского кота. – Ну… – Боже, да что случилось? Джейн издавала очень верные звуки и возгласы на мой рассказ. Когда я закончила, она резко выдохнула. – Наконец-то! – И как мне теперь поступить? – Можешь ему написать. Верно. Могу. Теоретически я умела пользоваться телефоном и английским языком. Разве что… Что написать человеку после того, как вы поцеловались? Почему этому не учат в школе? Почему мы изучаем математику и биологию, но я не научилась отвечать парню, который засунул мне в рот свой язык? Как, черт возьми, нам удалось продлить человеческий род? Я зачерпнула последние три колечка. – Нет. Точно не буду. Джейн ухмыльнулась. – Самая храбрая девчонка на Нантакете. Я скорчила мину. Весь оставшийся день я была на нервах. На работе Мэгги прервала наш разговор и спросила, все ли у меня в порядке. До конца смены я пыталась взять себя в руки, но, честно говоря, получалось плохо. Чаще всего в книгах, которые я читала, поцелуи происходили в конце романа, и все потом были счастливы. Или, возможно, пара обнималась, потому что они были в фальшивых отношениях или браке по расчету (да, я прочла много исторических романов), или в порыве гневной страсти. А еще они постоянно сталкивались друг с другом. Но что, если вы поцеловались и не находитесь в отношениях или вынуждены постоянно взаимодействовать друг с другом? Что, если вы просто разок обнимались и были правда увлечены этим человеком, но гарантий никаких не давали? Как узнать, как теперь вам общаться? Я решила написать Ною, когда мой телефон наконец завибрировал в кармане. Я замерла, почти запихнув книгу на полку, и не могла заставить себя вытащить телефон. Сейчас я как кот Шредингера: я и смс-сообщения. Когда все же посмотрела на телефон, то не поняла: то ли я была без ума от счастья, то ли невыносимо расстроена. Я подождала, как ребенок, задержавший дыхание под водой, пока неуверенность не стала хуже потенциального разочарования, и выхватила телефон. Мама: Ты знала, что в среднем подростки проводят СЕМНАДЦАТЬ ЧАСОВ, СМОТРЯ В ТЕЛЕФОН. ЧТО ТЫ ТАМ СМОТРИШЬ СХОДИ ПОГУЛЯЙ. Мама. Меня охватила досада, и я недовольно хмыкнула. Я: Вообще-то шесть часов сегодня я провела, смотря не на экран, а на книги. А еще уверена, что ты прочла эту статью С ТЕЛЕФОНА. Телефон снова завибрировал. Я посмотрела и громко ойкнула, быстро отводя глаза в сторону. Паника и надежда теперь сражались за власть. Я часто задышала и заставила себя прочитать сообщение. Ной: Чем завтра занята? Господи. Ной. Сообщение. Почему из-за него я теряю дар речи? Я когда-нибудь оправлюсь? Или теперь таким будет мое существование?