– Но это она. Она ведь, верно? – Должна быть. Рут. «Бабетт». Четыре года. – Я покачала головой. – Представить не могу, как о себе-то позаботиться, а тут маленький ребенок. А ее размышления о том, что это напоминало отпуск? – Дети выносливы. Да и, наверное, это действительно казалось им отпуском в сравнении с тем, что они уже пережили. – Ты прав. – Я вздохнула. – Ладно. Итак. Что это может быть за «соседний город»? – Вначале она назвала, откуда она родом. Давай отмотаем. Женщина по имени Эльза Фридхофф приехала из Гамбурга. Мы открыли карту на моем телефоне и стали внимательно ее изучать. Гамбург располагался северо-западнее Берлина, недалеко от Дании. Это был портовый город на пересечении трех рек. Вокруг него на карте находилось множество небольших городков, многие из них прибрежные: Бремен, Люнебург, Шверин, Любек, Куксхафен. – Это уже начало. – Однозначно. Мы вышли из библиотеки вечером, но солнце еще находилось в зените, а небо было голубым. Во дворе туристы, стоя на ступенях библиотеки, делали фотографии, а в тени высоких деревьев лежали студенты. Мы прошли через арку одной из окружавшей колледж стен и снова оказались на шумной площади. Легонько раскачивая руками, иногда мы касались друг друга, переходя последнюю улицу на набережную с лодочной станцией и дорожками, расходящимися в разных направлениях. Мы пошли направо, мимо высокого камыша, растущего вдоль берега, и вразвалочку гуляющих гусей. Через реку Чарльз перекинулся небольшой пешеходный мостик, и мы поднялись на середину, разглядывая все вокруг. Вдоль воды шли длинные берега с пышной растительностью, а к небу вздымались яркие своды роз. Ной прислонился к широким каменным перилам. – Отец каждую осень возил нас сюда смотреть парусные гонки. Он участвовал за Гарвард. – Выходит, ты преемник традиций? Ной угрюмо улыбнулся. – Да. – Но он же не рассчитывает, что ты будешь участвовать в соревнованиях по гребле? От этого вопроса на его лице появилось насмешливое выражение. – В точку. – А ты хочешь? Ной снова посмотрел на воду, на следующий вырисовывающийся на фоне неба мост. – Я хочу, чтобы он мной гордился. А он любил греблю. Любит парусные гонки. Когда мы приезжали сюда, он всегда казался таким счастливым. Мы помолчали. Я не умела утешать людей из-за сложностей в семейных делах. Но, возможно, важно не утешать его, а попросту выслушать. – Думаю, он очень старался быть как все, – сказал Ной. – Может, я тоже. И, наверное, в теории папа хочет, чтобы я был счастлив. Но он считает, что в конечном итоге колледж, компания принесут мне счастье. – А ты как считаешь? Ной покачал головой. – Не знаю. Несколько минут мы молча стояли, прислонившись к перилам, и смотрели, как по реке плывут парусники и лодки. – У меня появилась идея, – наконец произнесла я. – Я поискала дендрарий после того, как о нем обмолвилась раввин. Почему бы нам не взглянуть на него? Ной насторожился. – Эбигейл… – Что? Тебе нравятся растения. Там растут растения. Мне тоже нравятся растения! Отличная ведь идея. Ной снова затряс головой, но не смог сдержать улыбку. – Ты смешная. – Но еще и убедительная? Там наверняка очень красиво. – Но еще и убедительная. Перейдя реку, мы поймали такси и поехали через весь Бостон к дендрарию, миновав большие внушительные дома и объехав огромный пруд. В прямом смысле слова это действительно был парк, но он отличался от всех парков, в которых я раньше гуляла. С извилистыми тропинками, бесчисленным количеством гигантских деревьев и кустарников, он занимал сотни акров. Вначале мы побрели к висячим садам, где виноградные лозы вились по шпалерам, а потом направились по табличкам, указывающим в сторону садового бонсая. – Почти уверена, что это не бонсай, – сказала я, когда мы прошли мимо очередной таблички, ведущей к вечнозеленым растениям. – Здесь должна быть одна из лучших коллекций в Америке, – сообщил Ной. – Мы бы наверняка заметили. – Так ты еще и эксперт по бонсаю? Ной засмеялся. Его энтузиазм и восхищение перед растениями, как мое перед Элли Мэй, подкупали. – Нет, но не считать его классным невозможно. Сюда! Мы подошли к шестиугольному тенту. Стены были открыты стихии, а внутри тянулась дорожка. Мы пошли против часовой стрелки, внимательно читая знаки и любуясь миниатюрными деревцами. – Это кипарисовик туполистный, – сообщила я. – Ему больше двухсот лет. Ной наклонился поближе, и сзади пропищали тихим голосом: – Убедительная просьба НЕ ПОДХОДИТЬ к деревьям. Он отпрыгнул и виновато на меня посмотрел, словно надеясь, что я не заметила его прыжок. Я захихикала: – Бонсай ограбить не удалось. Потом мы пошли гулять по парку, блуждая по холмам и мимо громадных деревьев. В самом дальнем конце, откуда мы пришли, располагалась самая высокая точка парка – покатый холм с видом на Бостон. Мы с Ноем опустились на балку из камня. Слева мужчина снимал на камеру позирующую женщину, а справа двое мужчин играли с собакой. – Ты мог бы тут работать, – прокомментировала я. – Дендрарий принадлежит Гарварду. Ты мог бы здесь заниматься. Ной кивнул. Очевидно, ничего нового я ему не сообщила, но решила, что, вероятно, ему стоит задуматься над этим вариантом. С заходом солнца парк закрылся, и к тому времени мы проголодались. Мы поужинали в кубинском ресторанчике, который нам посоветовал наш водитель. Когда мы вернулись в квартиру, на часах было десять. Достаточно поздно, чтобы пожелать друг другу спокойной ночи и лечь спать. Однако мы уселись на диван. Меня пробила нервная дрожь. И что теперь? Ведь мы уж точно не ляжем спать. В этом-то все и дело. Я абсолютно точно и на все сто хотела замутить с Ноем Барбанелом. Хотела так сильно, что становилось больно. Внутри все скрутило от желания, дыхание перехватывало, а легкие горели. И все же переходный период от необъятий до объятий казался таким пугающим, так беспокоил возможным отказом, что я решила: лучше спрыгнуть с моста, чем посмотреть фактам в лицо. Нико говорила, что это состояние «без поцелуев» становится лучше с практикой. Она сказала, что в итоге ты становишься таким профи, что сам чувствуешь, когда поцелуи нужны, как запятые в предложениях, чувствуешь молчание, предвещающее поцелуй, и это предвкушение. Я еще не достигла такого мастерства. Ной заерзал на диване. – Хочешь что-нибудь посмотреть? Нет. Ничего я не хотела смотреть. Я хотела с ним целоваться. – Конечно, – ответила я, потому что не дай мне бог вести себя как взрослый человек. Он включил телевизор, и мы нашли первую серию сериала, который как-то обсуждали. Ну, ладно. Хорошо. Посижу тут, посмотрю телевизор, как будто есть вероятность, что мне удастся на нем сосредоточиться, когда я хотела лишь напрыгнуть на Ноя. Мы сидели бок о бок, но не касались друг друга, и от этого меня затошнило. Я всеми фибрами души ощущала разделяющее нас пространство. Сериал закончился. – Хочешь, еще что-нибудь посмотрим? Естественно, я не хотела смотреть что-нибудь еще, поэтому ответила, пожав плечами. Превосходно. Нужно что-то сказать. Рукой помахать, что ли. Но я даже губы разжать не могла, чтобы что-нибудь молвить. Скажи что-нибудь, скажи, скажи! – Нет, – выпалила я.