– Думаю, мы пойдем. Большое спасибо, что встретились с нами. – Не за что. Приходите в любое время. Приятно познакомиться, Эбби. Мы вышли, и я глянула на Ноя, пока мы шли по коридорам. – Так что это за дендрарий?[10] – Это парк в Бостоне. – Э… древесный парк? Ной изогнул губы. – Ну, ты не ошиблась. – Суффикс «рарий» его выдал, – пошутила я. – Какой затасканный синоним для парка. Ведь люди постоянно бегают по кругу и приговаривают: «Мистер Рарий, не паркуйте машину в Гарвардском дворе», – добавила я, изображая наш знаменитый массачусетский акцент. – Ты смешная, – рассмеявшись, сказал Ной и открыл дверь. Он покачал головой, а я широко ему улыбнулась, разволновавшись от своей ужасной шутки. Ной резко замер. – Что? – Я повернулась в том же направлении и увидела, как прямо к нам идут его родители. И тоже остолбенела, как олень в свете фар. – О нет. – Эбигейл! – остановилась рядом с нами мама Ноя. – Как я рада снова тебя встретить. И Ной. Такая неожиданность. Что вы тут делаете? – Эбигейл переживала о моем здоровье. Его мама нервно улыбнулась. – Он шутит, – быстро вмешалась я. – Мы… – Упс. На самом деле не очень-то хотелось упоминать мою бабушку. – Просто заскочили на минутку. – Останетесь на службу? Ной покачал головой: – Не! Впервые в разговор вступил его отец, и тон его сочился неодобрением. – Почему? – У нас уже есть планы, – ответил Ной и взял меня за руку. Не знаю, для чего: чтобы поддержать или тащить за собой, если придется бежать. – Хм. – Гарри Барбанел обратил внимание на меня. – А как, хм… продвигается твое… расследование, Эбигейл? Мне не нравилось, что Гарри Барбанел называет меня полным именем. Вот из уст Ноя это звучало мило, а у его папы – нет. И мое расследование? Ну, с ним уж я меньше всего хочу его обсуждать, памятуя, как он кивком позвал Ноя домой в «Золотые двери» после того провального ужина. Я помнила, в каком напряжении Ной вернулся в стан Барбанелов. Поджав губы, я улыбнулась мистеру Барбанелу. – Хорошо. Миссис Барбанел взяла мужа за локоть. Наверное, она тоже была готова утащить своего партнера. – Тогда приятного вечера. Еще увидимся. Мы подождали, пока родители Ноя скроются в молельной, и еще минуту шли молча. Но даже потом я старалась говорить негромко. – Твои родители что-нибудь упоминали об ужине на прошлой неделе? Что они знают о моем, эм… расследовании? Ной покосился на меня. – Теперь почти все. У нас состоялась семейная дискуссия. – Ты серьезно? – почти взвизгнула я. – И что собой подразумевает «семейная дискуссия»? – Ничего особенного. Папа потащил меня в кабинет деда вместе с мамой и бабушкой. Дед рассказал моим родителям, что Рут росла в его семье, но это все. Потом папа спросил у меня, почему дедушка сильно расстроился, а бабушка вела себя так странно… и… – Ной пожал плечами. – И что? – Я рассказал ему о письмах. Об Эдварде и Рут. О том, как я пытаюсь помочь тебе узнать историю твоей семьи. В груди у меня смешались самые разные чувства, как пищевая сода и уксус. Столкновение и взрыв, и я не знала, как с ними справиться. Конечно, я хотела, чтобы Ной поговорил со своим отцом. Но мне не нравилось, что Гарри Барбанел знал о моих поисках – может быть, потому что он откровенно демонстрировал свое неодобрение, а я ненавидела внушающее отвращение, гадливое чувство, которое вызывало у меня это неодобрение. Думаю, Ной чувствовал то же самое, когда столкнулся со своим папой. – И что он думает? – спросила я. – О твоей помощи мне? Ной пожал плечами. – Хочешь поужинать? – Ной! Он вздохнул. – Ему не пришлось это по душе. – Предположу, он считает, что тебе стоит отвести меня от дальнейших поисков. Ной коротко кивнул. – Поэтому он наверняка был не рад увидеть нас сегодня вместе. – Наверное, нет. – Ной ухмыльнулся мне. – Хотя, с другой стороны, моя последняя девушка была католичкой, и родители почти уверовали, что я на ней женюсь, поэтому, возможно, они все же рады. Два удара мне прямо в сердце. Первый: сравнение с предыдущей девушкой, будто я могла претендовать на подобный статус (почему я всегда так парюсь?). Второй: с кем он раньше встречался? Почему они расстались? Как бы исподтишка все о ней разузнать? – А? – Есть местечко на Мейн-стрит под названием «Моби Дик», я хотел там побывать, – сказал Ной. – Пошли туда. Это мне за то, что разнюхивала о его девушках. Я пошла с Ноем в город, продолжая держать его за руку. – Выходит, ты рассказал папе о романе и письмах. А про ожерелье упоминал? Ной бросил на меня взгляд, но ответил не сразу. – Нет. – Нет? Ты помедлил с ответом. У него вырвался смешок. – Нет. Просто сомневаюсь, что это поможет. – Потому что он решит, что я еще сильнее докапываюсь? – Да, все равно это не привело бы ни к чему хорошему. – Ной остановился у входа в ресторан. – Мы пришли. И мы вошли в ресторан, позабыв о потерянных ожерельях, бывших девушках и осуждающих семьях. Вечером, сидя в лунном свете на крыльце миссис Хендерсон, я позвонила маме под пение цикад. Мама уже знала о Киндертранспорте, потому что мамы знают все о Киндертранспортах, налогах, возможностях здравоохранения и умрешь ты или нет от странной шишки на локте. Но она ни разу не слышала про американский Киндертран-спорт. – Как определить, входил ли ребенок в эту тысячу? – спросила она. – Как это было организовано? Похоже на независимое собрание людей с похожими историями. – Не знаю, может, это кодовое обозначение. Я уже услышала, как она хмурится. – Но тогда их могло быть больше тысячи, и как бы они это назвали? – Может, речь идет о каком-то конкретном временном промежутке, или их провезли как-то по-особенному. Я еще не искала информацию, но рабби дала нам почту своей подруги, которая, по ее словам, как раз занимается изучением подобных тем. Такое ведь могло произойти с бабушкой, верно? Родители могли отправить бабушку из страны для ее же безопасности, верно?