– Приятно познакомиться. – Его отец пожал мне руку. Я уже забыла, каково это – когда взрослый человек обращается с тобой не как к лишней паре рук, которая может накрыть на стол, или не учиняя допроса о том, как поколение Z относится к политическим проблемам. Мне стало не по себе. – Я отправила Ширу за твоим отцом, – прошептала мужу миссис Барбанел. – Давай собирать народ. – Она окликнула: – Время ужина! Идемте! – Вы ужинаете вместе каждый вечер? – спросила я Ноя, когда мы примкнули к толпе, медленно бредущей на выход. На лужайке установили два стола, которые были накрыты изысканно, а не пафосно, как в прошлый мой визит. – Нет, только по выходным, когда собирается большинство. Папа приезжает только с пятницы по воскресенье, как и некоторые тети и дяди, а еще кузены. – А твоя мама? Она живет здесь все лето? – Да, мама работает на удаленке. Она инженер в роботехнической компании. Сегодня мы сидим за одним столом с взрослыми. Мы заняли свои места вместе с другими подростками и взрослыми, а чуть поодаль, за другим столом, уселись маленькие дети. Было еще светло – солнцестояние пока не наступило, – но воздух был немного подернут дымкой, и мы словно могли видеть окружающую нас жару. Ветер с моря освежал влажный воздух. Стол загромождали всякие вкусности: овощной кускус с нутом и пышным изюмом; небольшие миски с оливками; перец, фаршированный шафрановым рисом; большие глиняные горшки с таджином. Воздух благоухал пряным тмином и куркумой. Собравшиеся за столом люди накладывали себе еду в привычной непринужденной манере, передавая друг другу блюда и забирая их обратно. Шира, младшая кузина Ноя, вышла из дома, держа за руку пожилого мужчину, который направился на свое место во главе стола. Эдвард Барбанел. Я нечасто встречала девяностолетних стариков: дедушка умер, когда мне было двенадцать, а отцу моего папы еще не исполнилось восьмидесяти. Эдвард Барбанел выглядел нереально старым, но у него до сих пор была пышная белоснежная шевелюра и густые брови того же цвета. Он не был худым и хилым, хотя выглядел так, словно на его плечах лежит тяжкий груз. И все же я не могла представить его молодым, не могла мысленно заменить этого пожилого джентльмена мужчиной, который написал столько писем моей бабушке, который говорил «для меня это ты». Я видела лишь старика с тонкой кожей, покрытой пигментными пятнами, и впалыми щеками. Все эти письма написал он, и впервые я испытала вину и стыд за то, что их прочитала. Шира выдвинула ему стул, и Эдвард в благодарность сжал внучке руку. По спине пробежал холодок. Не стоило сюда приходить. Это тихий семейный вечер. Нужно было выбрать другое место и время, а я вторглась без приглашения. Я так торопилась получить ответы, была так убеждена, что мы можем задавать вопросы при всех, ведь Хелен Барбанел знала мою бабушку. Однако я ошиблась. Нельзя задавать вопросы сейчас. Нет, поскольку я прочитала, как сильно любил ее Эдвард. Не в присутствии Хелен, взвинченных родителей Ноя и всех этих кузенов. Вернусь в другой раз. Мы с Ноем еще что-нибудь придумаем. За ужином я вела себя тихо, улыбаясь в ответ и тихонько отвечая, когда ко мне обращались с вопросом, но в целом старалась не привлекать лишнего внимания. Время от времени я ловила на себе взгляд Хелен Барбанел, сидевшей во главе стола. Кем она меня считала: внучкой девочки, которую воспитывала ее свекровь, или внучкой женщины, которая спала с ее мужем? Один раз я встретилась с ней взглядом, и он оказался таким же решительным, какой я часто видела у Ноя. Он говорил, что все знания о растениях ему передала бабушка и она же вдохновила его на изучение ботаники. Чему еще он у нее научился? Как превратить свое лицо в непроницаемую маску? Как справляться с тем, что жизнь не всегда полна счастья? Но, может, я преувеличиваю. Может, Хелен была счастлива. А вот мама Ноя частенько на меня посматривала, но всегда отводила взгляд, как боязливая колибри. И все же, когда небо выцвело до лилово-голубого оттенка, ужин завершился, взрослые налили себе крошечные чашечки кофе, она громко спросила: – Итак, Эбби, откуда ты к нам приехала? Как по команде, разговоры за столом прекратились, и все перевели внимание на меня. Я с трудом удержалась, чтобы не облизнуть внезапно пересохшие губы. – Я из Саут-Хэдли. Это небольшой городок на западе Массачусетса. Некоторые взрослые засмеялись. Мама Ноя улыбнулась. – Мы знаем, где находится Саут-Хэдли. Меня охватило смущение, как будто я обязана быть в курсе, что они знают мой город. – Тебе нравится на Нантакете? – Он великолепен. Прекрасен. – Я бросила быстрый взгляд на сидящего рядом Ноя в надежде, что он подбодрит меня в этом беззлобном допросе. Он под столом прижал свою ногу к моей. – Эбигейл – внучка Рут Голдман, – объявила Хелен. Эдвард закашлялся. Он поднес к губам стакан, но тут же с резким глухим стуком поставил его на стол и прижал к груди кулак. Внимание всех за столом переключилось на него, даже за детским столом повисла тишина. – Пап, ты хорошо себя чувствуешь? – Отец Ноя наклонился к нему. Эдвард Барбанел отмахнулся от него, обратившись к жене: – Внучка Рут? Хелен сдержанно сделала глоток кофе. – Правда, она очень на нее похожа? Теперь взгляд Эдварда упал на меня. Я сидела, как мышка, нервно сжимая и разжимая под столом кулак. Не так я все себе представляла. После долгого молчания, которое прерывал только агукающий малыш, мать Ноя спросила: – Кто такая Рут? Эдвард хлебнул слишком много алкоголя. – Рут жила с семьей Эдварда в детстве, – ответила Хелен. – Ты в порядке, дорогой? Эдвард Барбанел кашлянул в салфетку. Хелен наблюдала за ним – мирная, как огромное озеро, с тем же успехом таящее в себе опасное течение. – Жила? – в полном недоумении спросил папа Ноя. – Ты о чем? – Ты помнишь. Маленькая девочка, которую они взяли к себе во время войны. Я нервно посмотрела на Ноя. Эдвард Барбанел снова взглянул на меня, но ничего не сказал. – Она приехала из Германии. Такая милая кроха. Всюду тенью бродила за твоим отцом. – Пугающе пронизывающий взгляд Хелен переметнулся на меня. – Она не упоминала? – Вряд ли. – Я уставилась на свою тарелку. Ной взял меня за руку под столом. Я сжала его ладонь. На губах Хелен появилась легкая улыбка. – А? – Она никогда не рассказывала про Нантакет. – Никогда? – Нет. – Я жутко волновалась и чувствовала, как бешено бьется мой пульс. Я переплела наши с Ноем пальцы. Эдвард допил пиво и наконец заговорил: – Она не рассказывала? Я покачала головой. Хелен сделала аккуратный глоток вина. – Как странно. Теперь все смотрели на меня. Я пожала плечами, но молчание затянулось, поэтому мне удалось выдавить из себя: – До недавнего времени я вообще не знала, что она здесь жила. – И поэтому ты сюда приехала? Я поглядела на Ноя. Он смотрел на своего папу. – Мам. – Отец Ноя не до конца понимал, что происходит, но ясно давал понять своим тоном, что гостей в их доме не обижают. Но его мать, смотря на меня, отмахнулась. – Пусть ответит. – Я просто… я узнала, что бабушка здесь бывала, и мне стало любопытно. Поэтому я приехала. – Как мило. Согласен, Эдвард? – Она вообще не говорит о Нантакете? – повторил Эдвард Барбанел. Говорит. В настоящем времени. Внутри все скрутило, и я еще крепче стиснула руку Ноя, суматошно посмотрела на него, но потом повернулась к Эдварду. – Я… эм… нет. Я не знала… о вас. О вашей семье. Эдвард выглядел полностью уничтоженным. – Честное слово, Эдвард. – голосом Хелен можно было шлифовать алмазы. – Ты думал, пламя еще не погасло? Да, она точно знала об отношениях Эдварда и моей бабушки. Эдвард посмотрел мне в глаза.