В этот раз добычи Волк не почуял, ямки пахли врагом всех волков. Они пахли медведем. * * * – Да, это берлога, – сказал Торак, заглядывая в пахнущее мускусом, хорошо утоптанное логово под корнями того, что, судя по пню, когда-то было елью. – Ага, и медведь может вернуться в любое время, – прошипела Ренн. – Надо убираться отсюда! Торак не ответил. Опустившиеся сумерки окрасили снег в синий цвет. Ренн попыталась отвлечь Торака рассказом о кобыле. – Не повезло, она была из священного черного табуна, поэтому я не могла в нее выстрелить. Но раз она появилась, значит где-то поблизости есть живой Лес! Торак ее не слушал. Его лицо, как это называла Ренн, превратилось в маску следопыта: брови сдвинуты к переносице, глаза затуманены и в то же время улавливают каждую оставленную на снегу мелочь. А потом Торак, к ужасу Ренн, встал и пошел по следу медведя вниз по склону холма. – Ты что делаешь?! – закричала Ренн. – Он обдирал когтями пень, – бормотал Торак себе под нос. – Голодный и злой… – Прям как я, – сказала Ренн. – Идем отсюда, пока он на нас не вышел! Торак нахмурился, мысленно представляя все, что делал медведь. – Перевернул валун – искал червей. Помёту два дня, почти весь из жеваной коры – ел, чтобы желудок и кишки хоть что-то переваривали… Торак, нагнувшись, шел по следу, и Ренн ничего не оставалось, кроме как пойти за ним. Медведь – самый сильный охотник в Лесу и, если захочет, может двигаться так, что его никто не услышит. Этот мог наблюдать за ними с расстояния двух шагов, а они бы и не заметили. Торак пошел быстрее. – Вот тут он почуял добычу… Здесь следы глубже – запрыгнул на поваленный ствол и начал преследовать… – Торак, возвращайся! – закричала Ренн. – Ты же сказала, что проголодалась! Если он убил добычу, давай посмотрим, может, от нее что-то осталось. – Что? Нельзя забирать добычу медведя! Чтобы тебя не убил медведь, надо соблюдать два правила: первое – шуми, чтобы он тебя услышал и ушел, второе – никогда не приближайся к его добыче. А Торак как раз собирался нарушить второе правило. Волк держался чуть позади и, глянув на Ренн, встревоженно запыхтел. Она поняла его взгляд: «Что он делает?» Торак резко остановился. В нескольких шагах перед ним поблескивал в свете луны большой валун. Рядом с валуном лежала добыча медведя. Туша молодого оленя была совсем свежей – из того, что еще осталось от брюха, поднимался пар, и это настораживало. Медведь сожрал внутренности, обгрыз задние ноги и, засыпав снегом останки, пошел дальше. Волк, чуя опасность, зарычал так, что все тело завибрировало. У Ренн свело кишки. Медведь никуда не ушел, он наблюдал за ними, укрывшись за этим самым валуном. Торак тоже его увидел, но, к ужасу Ренн, вытащил топор из-за пояса и шагнул к туше оленя. Даже не к ней, а к медведю! – Торак, назад! – крикнула Ренн. – Стой, где стоишь, – бросил он через плечо. Глава 8 Медведь шумно выдохнул, поднялся на задние лапы и уставился на Торака. – Теперь это моя добыча! – заорал Торак и, размахивая топором, бросился к туше оленя. – Прочь! Убирайся отсюда! Медведь никогда не видел, чтобы человек так себя вел. Он опустился на все четыре лапы, отскочил назад и высунул язык, чтобы попробовать запах существа, которое осмелилось покуситься на его добычу. – Пшел отсюда! – снова крикнул Торак и, схватив оленя за ногу, ударил топором по суставу. Туша успела замерзнуть, и отрубить ногу с одного удара не получилось. Торак смутно слышал рык Волка и крики Ренн, которая яростно размахивала топором. Скоро медведь поймет, что он притворяется и пытается хитрить, и тогда настигнет его в один прыжок. Медведь смотрел на Торака и переминался с лапы на лапу. Ударил мощной передней лапой по земле. Клацнул зубами, оскалился и прорычал: «Это моя добыча! Моя!» Последнее сухожилие треснуло, Торак наконец оторвал ляжку от туши оленя и крикнул Ренн: – Беги! Никто не может убежать от медведя, особенно в сумерках и по заснеженному склону холма с поваленными деревьями. Торак не видел Ренн, подруга должна была бежать где-то ниже по склону холма, он заметил только смазанный силуэт Волка, когда тот бросился вверх, в сторону медведя. Он развернулся. Медведь попытался с размаху ударить Волка, тот увильнул, отвлекая на себя внимание. Потом снова прыгнул вперед и вцепился зубами в ляжку медведя. Медведь взревел так, что весь воздух над Лесом завибрировал, а Волк опять увернулся от лапы, которая одним ударом могла вывернуть кишки наружу. Теперь он пятился к туше оленя, щерился и как будто звал медведя защитить добычу. Успел посмотреть на Торака: «Беги!» Но Торак не мог оставить брата по стае. Мешало одно – целясь топором в медведя, он мог попасть по Волку. «Беги!» – снова выдохнул Волк. Медведь опять повернулся к Тораку, Волк вновь попытался укусить его за ляжку. Но теперь медведь не обращал на него внимания, переминался с лапы на лапу и как будто выбирал, что лучше – разорвать Торака на куски или отогнать от добычи зарвавшегося волка. Жадность победила. Медведь повернулся к Тораку задом и рванулся за Волком вверх по склону холма. Волк, перепрыгнув через тушу оленя, растаял в сумерках, а медведь, раскидывая ветки и переворачивая камни, рычал: «Это моя добыча!» Последнее, что видел Торак после стычки: медведь бродит вокруг туши оленя и клацает зубами, как будто отгоняет хищников от добычи. Торак шумно выдохнул, ему хотелось рассмеяться, но смех превратился в судорожные всхлипы. Его затрясло. В памяти замелькали картинки из прошлого. Демон-медведь возник из темноты. Отец Торака лежит на обломках убежища и хватается за его руку… Это было пять лет назад. Торак тяжело сглотнул ком в горле. После чего взвалил на плечо ляжку оленя и пошел вниз по склону искать Ренн. * * * Убежище устроили у подножия Щита, там, где нависающие над землей камни могли укрыть их от возможной опасности. Торак рискнул развести небольшой костер и закоптить добытую ногу оленя. Голяшку отдал Волку, который к этому времени вернулся и жадно сверкал глазами после встречи с медведем. Ренн, как подношение хранителю племени, затолкала сухожилия под камень и пошла собирать ветки для костра. С тех пор как Торак нашел ее, оцепеневшую от ужаса у подножия холма, она ни словом с ним не обмолвилась. Молчание все тянулось и тянулось, первым его прервал Торак.