– А потом меня арестуют и отправят в концлагерь. – У нас нет концлагерей. Это во-первых. Во-вторых, старший нашей группы имеет выход на наркома внутренних дел, надеюсь, фамилия Берия вам что-нибудь говорит? – Конечно. – Так вот, я гарантирую, что вас поместят туда, где вы не будете испытывать неудобств. Вас не арестуют. Решайте быстрее, скоро селение Зирбе. Гауптман вздохнул: – Я согласен. Но в захвате самолета участвовать я не буду. И стрелять в солдат охраны не буду. – Этого и не требуется. Впереди показались очертания аккуратных домиков селения Зирбе. – На площадку, – приказал водителю Рейтель. Колонна выехала на асфальтированную площадку отдыха и остановилась. Рейтель вышел из машины. Тут же из леса появился человек в штатском. Он погладил подбородок правой рукой, показывая, что у него нет трех пальцев. Рейтель направился к нему: – Приветствую, товарищ Пугас. – Здравия желаю, пан «инкогнито». – Я от Иварса. – Знаю. «Кюбельваген» слева на поляне за кустарником. Пришлось маскировать. Внутри два «ППШ» с дисками, две гранаты «Ф-1». – Спасибо. Как вы доберетесь до Риги? – О, это не проблема. – Ну что ж, еще раз спасибо. Рейтель повернулся к своим: – Максим, давай людей сюда, оставь только охрану полковника и летчика. Подошли Шелестов, Буторин и Сосновский. Подпольщик показал место стоянки «Кюбельвагена». Буторин выгнал его на площадку. Ремезов сказал: – Ну, вот и все, на этом мое участие в операции «Снегопад» завершено. Дальше, майор, сами. Не забывайте: аэродром охраняется отделением солдат, а это восемь человек, вооруженных винтовками и «шмайссерами», не исключено, что у гитлеровцев есть и пулемет. Возможно, и бронетранспортер. – Разберемся, Андрей! Спасибо за все. – Не за что! Мне пора. Надо прибыть в центр до появления там высокого начальства и придумать легенду, почему я не пострадал. Но это уже мои дела. Вечером продублирую результат авианалета и вашу доставку до немецкого аэродрома с вербовкой летчика. И, естественно, сообщу о захвате бывшего полковника. – Может, не будешь рисковать? – Я осторожно. Офицеры обнялись. Рейтель пожелал бойцам удачи и помчался на своем «Фольксвагене» обратно к догорающему учебному центру. Шелестов распорядился: – Пилота и предателя – на заднее сиденье «Опеля» под охрану Буторина. Я – за руль. Впереди «Кюбельваген», водитель Коган, старший – Сосновский, он же гауптман Кленце. Когану взять «Ф-1», Сосновскому держать при себе «ППШ». При выезде на аэродром сближение с охранением и атака с ходу, в первую очередь снять часовых у «юнкерсов». Это на Сосновском. Остальные работают по караульным. Особо предупреждаю: не допустить в ходе захвата повреждения самолетов. Вопросы есть? По местам! Колонна вышла на дорогу к селению Зирбе. Аэродром находился неподалеку. Военный городок, штаб, казармы, ангары, склады, столовая – все, что необходимо для его функционирования, было разрушенное бомбежкой. Только у полуразрушенного центра управления полетами стояли четыре бомбардировщика «Юнкерс-88». Ближе к лесополосе виднелось нагромождение изуродованных советских самолетов «И-15». Справа показалась взлетно-посадочная полоса. Слева, на удалении триста метров, – палатка охраны и бомбардировщики. Колонна не спеша направилась к цели. Часовых оказалось трое. Двое непосредственно у самолетов, вооруженные винтовками, один – в обложенной мешками с песком «чаше». Из нее торчал пулемет MG. Сосновский крикнул Когану: – Боря, подрывай гранатой пулеметную точку, Шелестову до нее не успеть. Если они откроют огонь, нам мало не покажется – пулемет всех порвет в клочья. – Понял. В «Опеле» Буторин приготовил гранату, Шелестов взвел «ППШ». Колонну увидел пулеметчик, что-то крикнул в сторону палатки. Из нее вышли двое, один в форме фельдфебеля. Немцы недоумевали: кого это несет? Фельдфебель разглядел Сосновского в форме гауптмана, но вот водитель почему-то был в гражданке. Людей в «Опеле» он не видел. Ощущение опасности пришло к фельдфебелю слишком поздно. Он рявкнул, пулеметчик передернул затвор, часовые вскинули винтовки. Из палатки выскочили еще трое. У этих были при себе автоматы МР-40. Но первыми открыть огонь немцы не решились, мысль в голове фельдфебеля о внезапной проверке караула не позволила ему дать команду открыть огонь на поражение. А Сосновский медлить не стал. Он кивнул Когану, когда тот подъехал к «чаше» метров на пятнадцать: – Стой, Боря! Работаем. «Кюбельваген» резко затормозил. Сосновский вскинул автомат. Часовые у самолетов находились на открытой площадке и были хорошо видны. Он нажал на спусковой крючок, две первые очереди сняли их. Одновременно Коган забросил «Ф-1» прямо в «чашу» пулеметчика. Прогремевший взрыв разметал по бетонке разорванные мешки, пулемет и пулеметчика. Досталось и фельдфебелю. Получив осколок в живот, он бросил автомат и рухнул на землю. Слева от «Кюбельвагена» встал «Опель». Из него полетела граната в сторону палатки. И вновь оглушительный взрыв, за ним – крики, вопли. Осколки разлетелись во все стороны – едва не погиб сам Шелестов. Два острых куска металла пробили крыло «Опеля» в каких-то сантиметрах от присевшего за ним майора. Буторин из-за машины расстрелял двух рванувших к лесу охранников. Шелестов отдал команду: – Зачистить объект! Офицеры перебежали к палатке. Двое раненых корчились на бетонке. Их и едва живого фельдфебеля добил Буторин. Командир группы приказал: – Пилота сюда. Буторин вывел бледного гауптмана. Шелестов спросил: – На каком самолете полетим? Шварц кивнул в сторону полосы: – На любом. Проще вырулить на ближнем. – Но его могли повредить осколки. Берем крайний дальний. – Я должен вас предупредить: кабина пилотов рассчитана на четырех членов экипажа, а нас, получается, шестеро. – Подфюзеляжная гондола? Шварц кивнул: – Туда может сесть один человек за пулеметную установку, но – захваченный вами полковник? – Его положим между креслами. – Тесно будет. – У нас говорят: в тесноте, да не в обиде. Твой «юнкерс» может нести в бомбовом отсеке две с половиной тонны бомб, что для него какие-то восемьдесят килограммов!