Силу, которая вскипела сквозь кожу. Вместе с кожей. И эта сила потянулась к Василисе, повинуясь приказу: убить. Не огонь. Закричала Марья. Пошатнулся Вещерский, вдруг упав на одно колено. И над спиной его, выгибаясь, хрупкий, неровный, вспыхнул щит. Дернулся, падая на карачки, Аполлон. А тот, третий, незнакомый Василисе, нехороший собою человек, замахнулся. Но как же медленно. Она вдруг поняла: не успеют. И новая, обретенная сила, не поможет… как и косточка, зажатая в руке. Наверное, следовало бы закричать. Упасть на землю. Создать щит. Но… Василиса поняла, что ничего-то не может, что она и пошевелиться-то не способна, и вовсе не в магии дело, а… …опалила кожу зачарованная бляха родовой защиты. Но слабо, будто… будто через силу… правильно… она, Василиса, не совсем, чтобы Радковская-Кевич, пусть кровь от крови рода, но… Додумать не успела. Толчок в грудь опрокинул ее на землю. Было больно. И еще обидно. Но… это все, что она успела. И закричать, когда вдруг ледяные иглы пробили на удивление хрупкий родовой щит, а за ним и человека. Остро, резко запахло кровью. - Марья, нет! – голос Вещерского потонул в вое огненного шторма. Затлела солома. Заискрила. Василиса встала на четвереньки и мотнула головой. В голове этой гудело пламя и еще сила… - …Марья… Голоса доносились издалека, а тот, кто был Василисе нужен, находился рядом. Вот только… сколько места в деннике? Не так и много… а пойди-ка, доползи, особенно если на четвереньках. И встать бы можно, только руки не слушаются. И ноги тоже. И ковыляет она… владычица путей заветных… тоже выдумала, глупая, глупая… на запястье золотой браслет, а в руках косточка. И что из того? Надо бы оставить, потому как ни одно, ни другое не способны помочь. А Василиса ползет. Упрямая. Всегда такой была. А теперь вот… Пламя, взвившись под самый потолок, растеклось по нему огненным покрывалом, вцепилось в крышу, в дерево. Жар становился невыносим. Марья… Нервничает. И вовсе она не ледяная, а просто… приходится, чтобы силу сдержать. Не удержала, и вот теперь… получилось, как получилось. - Живой, - сказали Василисе. И она кивнула, соглашаясь, что да, живой. Пока. И она живая. И… Марья справится. Уляжется пламя, послушное ее слову, и… и все-то будет хорошо. Наверное. Если живой. Задымилась одежда. И волосы тлели… и щит все-таки откликнулся, раскрылся вновь, отрезая их от гудящего пламени, возвращая способность дышать. И верно… Радковские-Кевич – это огонь, а огонь в огне не сгорит… лед – дело другое. Иглы тают, но… Крови сколько. Не бывает, чтобы в человеке столько крови. Надо… перевязать. И еще заклятье кровеостанавливающее. Ее ведь учили. Давно. Целительская магия – основа основ… так говорил наставник. И Василиса запомнила. Но только это. - Погоди, девочка, - на плечи легли мягкие руки. – Дай, Костенька поработает… Константин Львович больше не выглядел старым. Собственная его сила переливалась, искрилась, и сам-то он казался не наполненным – переполненным ею. - А он… сможет? - Сможет, - дрогнувшим голосом пообещала Алтана Александровна. – Если кто и сможет, то он… - А… - Целитель Его императорского Величества… бывший, правда, уж давно от дел отошел, только учит. Ну или когда случай особо сложный, тоже берется. Сложный. И… и невозможно, чтобы человек выжил, попав под удар ледяной волны. Боевое заклятье. Боевое… И… нельзя о таком думать. - Туго идет, - Константин Львович мотнул головой и, оглядевшись, велел. – Друг мой, окажите любезность, поделитесь силой. - Я… некромант, - предупредил Ладислав. - Вижу. Потому и прошу. Константин Львович требовательно протянул руку. - Это… невозможно. - Поверьте, дорогой, в мире невозможно лишь отговорить женщину, которая все для себя решила. А магия… магия – это ерунда… Цепкие пальцы сжали запястье, сдавили, раздвигая свежий шрам, отворяя кровь. - Две силы и вправду не могут соединиться в мертвой материи, а вот живая… чтоб вы знали, наш организм – удивительнейшее творение, и потому… Василиса закрыла глаза. Все будет хорошо… …все… будет. Хорошо. Огонь сползал… и появились какие-то люди. Много людей, кто-то попытался тронуть Василису, но она просто скинула чужую руку с плеча. И Алтана Александровна что-то заговорила, то ли оправдываясь, то ли объясняя. Глупости какие. Разве нужно оправдываться за то, что Василиса просто хочет быть рядом. А она хочет. Здесь. И еще потом… и до конца жизни… и когда за руку взяли уже ее, Василиса не стала сопротивляться. - Прости, девонька, но его на все не хватит, а ты у нас тоже… в некотором роде с той стороны, - сказал Константин Львович, и Василиса кивнула. Она согласна. Сила… сила уходила, по капле, понемногу, сперва та, что еще оставалась на дне родника, что хоть как-то роднила Василису с древним и славным родом, потом и другая. Эту другую вплетали в нити чужой жизни. Пускай… - …ей дурно, разве вы не видите? – сухой Марьин голос похож на хлыст. - Всего-навсего кровь из носу… - И из ушей тоже!