В гостиную же заглянула Ляля и, подойдя к Василисе, – ступала она бочком, явно стесняясь того, что вынуждена была потревожить хозяйку, протянула конверт. - Велели передать княжне, - шепотом сказала Ляля. – Срочно… Конверт был белым, слегка неровным и каким-то мятым. На бумаге проступили красные пятна, и вид их донельзя встревожил Василису. Не только ее. Марья молча протянула руку. И Василиса передала конверт ей. Бумага разорвалась с каким-то на диво неприятным хрустом, и из конверта выпала тонкая цепочка с крестиком, а еще сложенный вдвое листок. Цепочку Марья успела подхватить, глянула на крестик и побледнела. - Вернется живым… не знаю, что с ним сделаю, - сказала она. И прочитав послание, передала его Василисе. Бумага пахла духами. Донельзя знакомыми духами, легкими и цветочными, и запах этот никак не увязывался с написанным. «Хотите застать супруга живым? Езжайте на конюшни. И сестрицу прихватите. Ей тоже будет интересно». Интересно? А пятна выходит… - Позволите? – Константин Львович взял конверт и листок, и хмыкнул, поскреб ближайшее пятно ногтиком, а после сказал: - Соус это… - Крестик его. Я… сама зачаровывала. - Что ж, не сомневаюсь. - Прошу прощения, - Марья надела цепочку и крестик убрала под платье. – Но мне пора… - Нам, - поправила Василиса. - Ты… тебе опасно! - А тебе не опасно, - Василиса пожала плечами. И почему-то подумалось, что там, на конюшнях, Вещерский будет не один. Ладислав вот тоже из дома уехал, и Демьяна наверняка прихватили, и потому она, Василиса, злилась. Странно вот. Ей бы волноваться, переживать за родича. И за Демьяна тоже можно переживать, потому что все равно ведь он не чужой. А она, Василиса, злится. Маги. Огневик первого уровня, способный при желании город пламенем окутать, ладно, если не целый, то всяко половину. И некромант с ним. И Демьян со странным его даром. И все-то многоопытные, умные, а… - Всем опасно, - согласился Константин Львович. – Дорогая… - Даже не надейся, - Алтана Александровна ответила преочаровательнейшей улыбкой, не оставлявшей сомнений, что уж она-то точно в доме не останется. - Извините, - Марья коротко поклонилась и вышла. – Что-то подсказывает, что наряд стоит сменить. И спешить. Теперь Василиса вдруг испугалась. Не за Марью и не за Вещерского, которого убить не так-то просто, но… за человека, еще недавно незнакомого, вошедшего в жизнь Василисы по случайности, и теперь она вдруг явственно осознала, что не желает, чтобы он из этой жизни уходил. Страх заставил сердце колотиться. Руки сделались вдруг слабы, а ладони – мокры. И Василиса вытерла их о юбки. - Она права, - мягко произнесла Алтана Александровна. – Переодеться стоит. Уж поверьте моему опыту, в юбках крайне неудобно воевать… Воевать… Василиса никогда не воевала. Да ей и возразить-то другому человеку было сложно, ибо всегда в душе возникали сомнения, может, это она, Василиса, не права, может, не понимает чего-то важного, или просто… а тут воевать. Куда? И с кем? Но она послушно вышла, ухватившись за спасительную мысль. И поднялась к себе, где ждала уже Ляля, которая глядела виновато, хотя уж какая за ней-то вина? А что надевают на войну? Всяко не легкие платьица, отделанные кружевами, до того легкомысленные, что у Василисы никогда не хватало духу их примерить. И не строгие костюмы. Муаровые юбки? Аксамитовый жакет? Костюм… тот самый, Настасьей дареный. И… и в нем удобно, а остальное не имеет значения. К костюму у Василисы револьвер имеется. Какая война без оружия. - Вы бы, барышня, того… поберегли себя, - сказала Ляля, протягивая легчайший шелковый шарфик. – Вы-то небось не магичка… - Магичка. - Ай, бросьте… у вас этой магии, что у кота слезок. Не вашее это дело… - Мое, - неожиданно заупрямилась Василиса. И поняла, что сказала чистую правду. И что дело даже не в том, что Вещерский в опасности. …и Демьян тоже. Мужчинам случается попадать в неприятные ситуации, так ей говорили. Но это же еще не значит, что женщины должны их спасать. Это вовсе ничего не значит. И можно взять телефон, позвонить в жандармерию. Или Вещерскому-старшему, у которого тут наверняка имеются свои люди. И отойти в сторону, позволив спасением заниматься тем, у кого это получится явно лучше, нежели у Василисы, но… Она поправила шарфик. …она всю жизнь так поступала, позволяя людям другим делать и решать за нее, за Василису. И стоит ли удивляться тому, что ныне эта жизнь вовсе теперь ее не радует? Хватит. Василиса вышла. И столкнулась с Марьей. В черном строгом костюме для верховой езды, почти точной копией того, который был надет на Василисе, она казалась еще более красивой, чем обычно. - Возьми, - Марья протянула смутно знакомую бляху. – Мне будет спокойней. Одна сторона бляхи была неровной, на другой проступал рисунок, только сколь ни вглядывалась Василиса, не могла понять, что именно на нем нарисовано. - Это родовой щит, - Марья сама перекинула толстую цепочку через шею Василисы. - А ты… - Я тоже не голой иду, - пожала Марья плечами. – Да и… не думаю, что и вправду там чего-то опасное. Вещерский, конечно, та еще зараза, но не совсем же он безголовый? Стало быть, придумал очередную авантюру… влез… я ему выскажу… потом… год будет у меня в оперу ходить! Марья произнесла это с немалой убежденностью, только… Василиса ей не поверила. Но на сердце стало спокойней. Алтана Александровна ждала внизу. Она-то костюм не сменила, так и оставшись в наряде бледно-розовом, легком и несерьезном, в шляпке своей, отделанной кружевом. К шляпке добавились белые митенки и тоненькая тросточка с навершием в виде кошачьей головы. - Весьма надеюсь, что у вас сыщется лишнее седло? – поинтересовалась она. – Лучше бы, конечно, дамское, раз уж наряд у меня такой. А ведь как сердцем чуяла, что надо бы поскромнее, но захотелось вот пофорсить… - Сыщется, - душа Василисы требовала действия и, желательно, немедленного, ибо с каждым мгновеньем беспокойство росло. А если… Если им и вправду нужна лишь Марья? И, стало быть, Вещерский, к которому она, Марья, придет? А остальные совсем даже без надобности? И кто вовсе эти люди, которые… Вспомнился вдруг огненный шар, медленно плывущий по воздуху, и то четкое ощущение близкой смерти, и удивление, и… разом все. Седло нашлось. И лошади тоже.