Спокойствия это признание не добавило. - А я? - А вы не посторонний. Вы уже почти член семьи. - Когда успел? – наверное, и Демьян был не сказать, чтобы в себе, если осмелился разговаривать с княжичем в подобном тоне. - Когда по винограду лезли. Это, знаете ли, роднит. - Тогда ладно. На водительском месте было… странно. - Вот, погодите… - Вещерский наклонился и легонько погладил украшенный алым кристаллом рычаг. – Сдвигайте его вперед… правильно. И вон на ту педаль давите. Сильнее, не бойтесь. Страха не было. Был… совершенно неподобающий месту и ситуации азарт. Вдруг подумалось, что он, Демьян, справится, что, небось, было бы сложно управлять, его бы не допустили. Вряд ли Вещерский стал бы машиной рисковать, не говоря уже о собственной особе. Заурчал мотор. И машина, показалось, вздрогнула. Легонько. - А теперь на вторую давите и вперед, легонечко… вот так, - Вещерский откинулся на соседнем сиденье и глаза прикрыл. – По городу сильно не гоните. Улочки тут узкие, люди дикие. Не поймут-с. Толпа, которую жандармы разгонять не пытались, да и вряд ли сие было возможно, ибо хотелось людям знать, что все-таки случилось в доме такого, что заставило приличных людей по стенам ползать, сама расступилась, пропуская урчащего зверя. Машину слегка тряхнуло, когда она переползла на мостовую. И Демьян, решившись, чуть сильнее надавил на педаль. - Вот-вот, - не открывая глаз, произнес Вещерский. – Только у какой-нибудь кондитерской остановитесь. - У какой? - Понятия не имею. Я первый раз в этом городе. - И я тоже, - счел нужным уточнить Демьян. – Я даже не уверен, есть ли здесь кондитерские… - Есть. Обязаны быть. Вы ж видели, сколько тут дам. А где дамы, там и кондитерские. Или наоборот? До конца я в этом вопросе так и не разобрался. Но главное, что без кондитерской нам нельзя. У меня дома жена. Возможно, злая… - Почему злая? - А с чего ей доброй быть, когда родную сестру едва не убили? Это, знаете ли, весьма на душевном спокойствии отражается. Демьян подумал и согласился, что в этом есть свой резон. Кондитерскую он нашел, судя по ценам, которые и Петербург бы смутили, была она если не лучшею, то точно из числа приличных, куда не всякая публика заглянуть рискнет. Демьян рискнул. И Вещерский тоже. Окинув мрачным взглядом витрины, он протянул отвратительно бодрой девице ассигнацию и велел: - Самого лучшего. На все. - А… чего именно? - Всего. И побольше. Судя по всему, супруга Вещерскому досталось, мало что с характером, так и прожорливая до крайности. А с другой стороны… Демьян указал на деревянную коробочку, в которой, в розетках золотой фольги, лежали конфеты. Двадцать рублей. Да за эти деньги месяц жить можно! Но, как ни странно, стоило взять в руки лаковую коробочку, которую ко всему обернули тончайшею розовой бумагой, а поверх повязали пышный бант, и сожаление исчезло. Вещерский не сказал ни слова. Дальше… просто ехали. Вещерский придремал, кажется. Демьян следил за дорогой и машиной, которая ощущалась огромной, тяжелой, местами и вовсе, чтобы повернуть рулевое колесо, приходилось изрядную силу применять. Но справился. И выбравшись из города, который вдруг показался каким-то на диво неряшливым, размазанным по окрестному плоскогорью, решился прибавить скорость. Мотор заурчал, как почудилось, довольно, и «Руссо-Балт» полетел по дороге. Правда, полет был недолгим. И, пожалуй, следовало признать, что в ряде случаев машины имели преимущества перед лошадьми. А в доме было людно. Стоило Демьяну осторожно – не хватало снести чего-нибудь по случайности – подобраться к крыльцу, как Вещерский встрепенулся, потянулся и совершенно неприлично, во весь рот, зевнул. И из машины вышел первым. И подхвативши пакеты – а получились они огромными – крикнул: - Дорогая, я дома! Дорогая не отозвалась, зато на пороге появилась донельзя хмурая Ляля, которая княжича и взглядом не удостоила, зато при виде Демьяна вдруг расцвела и заулыбалась. - Доброго дня, - сказала она, но не понятно, к кому именно обращаясь. – А вас уже заждались. Дребезжал рояль. Или это было пианино? Или и вовсе клавесин? Демьян как-то не слишком разбирался в музыке, но сейчас, что бы это ни было, звучало оно на редкость мерзко. Нервные неровные звуки складывались в столь же нервную мелодию. - Дорогая, - с неожиданной вдруг робостью произнес княжич Вещерский. – Я вернулся. Женщина, мучившая инструмент, - все же Демьян решил, что это был именно рояль, но спроси кто, обосновать бы вывод не сумел – обернулась. Она была… Хороша. Настолько хороша, что сразу становилось как-то не по себе. Этакая ледяная красавица с бледною кожей, со светлыми волосами, с глазами того яркого синего цвета, который у людей обыкновенных встречается редко. - Ты опоздал к обеду, - сказала она холодно. И Демьян поежился. А еще испытал преогромное желание спрятаться за не такую уж и широкую спину Вещерского. Подумалось, что там, в коридоре, перед бомбою, спина это казалась куда как шире. – Впрочем, мы все к нему опоздали, поэтому обеда не было. Говорила она спокойно, отстраненно даже. Впрочем, отстраненности этой хватило ненадолго. Женщина встала. И как-то оказалось вдруг, что ростом она превосходит Демьяна, да и Вещерского тоже. - Дорогая, значит, никто никуда не опоздал… а это тебе. Вещерский протянул пакеты. - Некромант, - очень тихо произнесла Марья, столь тихо, что Демьян едва-едва расслышал. – Скажи, о чем ты думал, сватая моей сестре некроманта?! - Приехал?! – Вещерский воскликнул это, пожалуй, чересчур радостно. А у Демьяна появилось стойкое ощущение, что он здесь лишний. И что пока его не замечают, но лишь пока, а заметив, не простят невольного свидетельства семейной ссоры. - Приехал, - Марья уперла руки в бока, донельзя ставши похожей на сестру. – А это кто? Сбегать было поздно. - Это? – Вещерский обернулся, будто впервые увидел Демьяна. – А это один очень хороший человек, который очень мне помог. Демьян Еремеевич, позвольте представить вам свою супругу, несравненную по красоте и силе духа женщину… - Льстец, - пробормотала Марья. – Причем наглый. - Марья Александровна. Демьян поклонился. - А это Демьян Еремеевич… сотрудник нашего ведомства… и героическая личность. Весьма героическая… - Что, согласился на какую-нибудь твою авантюру? – уточнила Марья. А разглядывала она Демьяна, пожалуй, чересчур уж пристально. И под холодным взглядом ее сразу стало неловко. Он и без того-то не сказать, чтобы красавец, а еще маска чужая, неудачная, и вовсе делала его человеком несуразным, если не сказать, неприятным. - Как можно… - А то я тебя не знаю. Марья принюхалась.