– Не знаю, – ответил он с улыбкой. – Просто лицо знакомое. – Бывает! – ответила я, отворачиваясь к сцене. Он снова наклонился ко мне. – Первый раз слушаешь Нао? – Нет, и я должна написать о ней статью, так что если вы не возражаете, я бы просто послушала, – ответила я, не желая нагрубить, но также и не намереваясь разговаривать ни с кем, кроме Чески, которая, кстати, до сих пор не вернулась из туалета. – Это пока разогрев, еще есть время до ее выхода, – по-мужски снисходительно объяснил он. – Можно тебя угостить? Твой стакан почти пустой. – Спасибо, я не пью, – строго сказала я. – Это моей подруги. – Я ее барабанщик, – он самодовольно оперся на барную стойку. – Прекрасно, – отозвалась я, не отводя взгляда от сцены. – Может, тебе хоть что-нибудь безалкогольное взять? Я снова оглянулась в поисках Чески. – Вот ты где! Слушай, в туалетах полно торчков. Я насчитала десять пар девчонок, которые, хихикая, по двое заходят в кабинку, а потом выходят, шмыгая носом, пока я там жду возможности пописать, – Чески взглянула на моего собеседника. – Как зовут твоего товарища, Квини? – Сид, – ответил он. – Я как раз спрашивал твою подругу, чем ее угостить, но она, кажется, полностью поглощена этим типом, – он кивнул на сцену. – Детка, пусть он тебя угостит, смотри, какой мужик, – сказала Чески мне на ухо. – И взрослый. Это хорошо. – Вот и бери его себе, – сказала я, отдавая ей стакан. – Если бы мне нравились белые, я бы уже на него запала, – сказал она, подмигивая ему. Он осторожно улыбнулся в ответ. – Идем, проберемся поближе к сцене. Приятно было познакомиться, – я потащила Чески за руку. – Не надо меня сватать, я пытаюсь научиться вести себя более разумно, Чески, – сказала я, когда мы нашли место, с которого было видно сцену. – Я тебе не предлагала спать с ним, Квини, – прокричала Чески. – В легком флирте нет ничего плохого. К тому же, он без обручального кольца. – Рановато, – ответила я. – Тем более, кольцо всегда можно снять… О, а вот и она. * * * – Дарси, было так круто, она потрясающая! – не умолкала я. – На сцене еще было световое шоу, неоновые лучи, пульсирующие в такт басам, и у нее такие музыканты, и такие песни! – Тебе понравилось? Это же здорово! – радостно сказала Дарси. – Да, очень. В кои-то веки. И представляешь, никаких мужчин. Ты можешь мной гордиться. Там был ее барабанщик, а барабанщики вообще самые крутые из музыкантов. Ну ты понимаешь. Там, сильные руки, чувство ритма… Так вон, он хотел меня угостить, но я очень твердо отказалась. – О, умница. – Спасибо. Он такой, знаешь, мэйнстримный миллениал, мне это не очень нравится, но даже если бы и нравилось, я бы все равно отказала. Хотя он вроде как не пытался залезть ко мне в трусы, это уже кое-что. – Что такое мэйнстримный миллениал? – спросила Дарси. – Это я так сказала? – удивилась я. – Видимо, увидела выражение где-то в Сети. Ну знаешь, типаж такой – велосипед, вязаный джемпер, почитатель Джереми Корбина[19]. Делает вид, что на Фейсбук ему почти плевать, но на самом деле нет. Ответом мне был непонимающий взгляд. Я продолжила. – Ну, крафтовое пиво, стартапы, права личности. Читает Алена де Боттона[20], предпочитает девушек, которые не будут подчеркивать свою заурядность. – О, я поняла, – сказала Дарси, не настолько нетерпимая к заурядным мужчинам, как я. – В общем, ты молодец. Еще неделька – и мы с тобой начнем устраивать такие разговоры, что сможем пройти тест Бекдел[21]. – Ну ты загнула. Ладно, хоть я и люблю чай и разговоры, но надо идти писать статью для Джины. * * * Спустя четыре недели, три долбаных тысячи фунтов, потраченных на бесполезных агентов по недвижимости, и одного звонка Эрдли я собирала вещи, чтобы переехать в очень, очень маленькую однокомнатную квартирку, где я бы даже с трудом могла завести котенка, если бы мне это пришло в голову. Бабушка и дедушка устроили мне серьезный разговор о том, что жилье снимают только дураки и что лучше бы я потратила мамины деньги в качестве первого взноса на покупку дома, однако им пришлось признать, что времена изменились, потому что я зашла на сайт по недвижимости и показала им, что будь у меня сумма даже в десять раз больше, она бы меня не спасла. Пришлось целый час выслушивать причитания: «в наше время в Брикстоне можно было купить дом за три фунта», но хотя бы первый раунд я выиграла. Дед, несмотря на больные суставы, чуть не прыгал от радости, что бабушкино внимание снова будет всецело принадлежать ему, а она в это время делала вид, что ее мой отъезд никак не волнует. В дверь позвонили. Послышался голос Дианы. – Это надолго, говорю вам, – сказала Диана достаточно громко, чтобы я ее услышала. – Диана. Заходи уже, сестре нужна помощь, – услышала я не менее громкий и не менее театральный ответ тети Мэгги. – У меня спина болит, так что пользы от меня мало, я просто посижу здесь. Я вошла в кухню за еще одной коробкой. – Привет, – поздоровалась я с ними. – Сегодня важный день! – просияла Мэгги. – Знаешь, мы очень тобой гордимся. Ты проделала долгий путь. Правда, мы ею гордимся, Диана? – Да, – сказала Диана, заглядывая в холодильник. – Не думаю, что она уже готова жить одна, – сказала бабушка, отодвигая Диану в сторону и доставая куриную тушку. – Мам, ну она же недалеко уезжает, – вступилась за меня Мэгги, прежде чем сменить пластинку. – Правда, кто знает, как дело пойдет. Может, у нее случится очередной приступ, она упадет и разобьет себе голову. – Какие все заботливые, – в кухню вошел дед. – Вы что, не видите, какая Квини крепкая? – он хватил меня за плечи и слегка встряхнул в подтверждение своих слов. – У нее все будет хорошо. А если даже и нет, к нам она все равно не вернется. – Собака ты злая! – рявкнула на него бабушка. – Да я ж пошутил! – громко рассмеялся дед. – Квини, начни с выноса вещей из моего сарая, – сказал он и перестал хохотать. Бабушка сняла с курицы пластиковую упаковку и бросила птицу в раковину. Потом открыла кран, на что Диана посмотрела с нескрываемым ужасом. – Бабушка, в новостях говорили, что не надо мыть курицу перед приготовлением. Вокруг раковины разбрызгиваются микробы! – пискнула она. – Моя еда и мой способ готовки тебя до сих пор не убили? – хмыкнула бабушка. – Не убили. Иди, найди себе дело. Она натянула резиновые перчатки и начала возиться с курицей, походя объясняя Мэгги, почему отдельное проживание меня погубит. Я ушла из кухни, когда Мэгги предложила зайти и обрызгать мою новую квартиру святой водой. Я вышла в сад и отправилась в сарай, наклоняясь, чтобы не цеплять волосами паутину с потолка. Я уже складывала свои коробки у хлипкой деревянной двери, когда услышала, что ко мне идет дедушка. – Твоя палка тебя выдает, у тебя не получается подкрадываться незаметно, – сказала я, вытирая пот со лба. – Пришел проверить, все ли я забрала? – Я знаю, что мы с тобой почти не разговариваем, – тихо сказал дед, опираясь на стену сарая. – Да я не обижаюсь, ты же ни с кем не разговариваешь. – Квини, ты можешь просто выслушать, не? – сказал дедушка, стукнув палкой по полу. – Прости, Гэндальф. – Кто? – Да никто. – Как я уже сказал, – снова начал дед, – мы с тобой почти не разговариваем. Но ты сама сказала – такой уж я человек. Он замолчал и, сморщившись, поудобнее устроился у стены. – Но если я молчу, это не значит, что я ничего не чувствую. Когда ты переехала к нам несколько месяцев назад, я переживал, – он вздохнул. – Я очень боялся, что ты закончишь так же, как твоя мать. Я видел это у тебя во взгляде, – он замолчал. – Я видел твой страх, твою покорность. Мне казалось, что ты сдалась. У меня в груди было такое же чувство, как когда твоя мать оказалось у нас избитая Роем до полусмерти, – он сделал еще одну паузу. – Но ты не позволила себе сдаться, – он приподнял очки и потер влажные глаза. – Ты боец, Квини. Ты боец. Он повернулся и пошел прочь по садовой тропинке, а я так и осталась стоять на месте, не в силах что-либо сказать в ответ.