– Вот же сучка. Даже не смей ее слушать. Она еще бо́льшая скотина, чем тот придурок из Уэльса, а ведь он тот еще утырок. Мы с Чески стояли на балконе и курили. Одним глазом она смотрела на полупустой ветреный Лондон, а вторым следила за окном в гостиную на случай, если домой вернется ее мама и застукает нас. – Детка, почему ты не бережешь себя от всей этой фигни? Почему ты просто не встречаешься с черными парнями? – спросила Чески. – А ты как думаешь? – спросила я, обрывая ее. – Извини, да, я знаю. Что-то я спросила, не подумав, – сконфуженно ответила Чески. – Прости, я случайно на тебя рявкнула, – я положила руку ей на плечо. – Помнишь, как ты впервые пригласила меня на ваш семейный ужин? – Это когда мой кузен Элиас пытался к тебе подобраться? – Да, – кивнула я. – И меня это так напрягло, что я расплакалась. – Ага, и пришлось делать вид, что ты плачешь из-за менструальных болей. – Я не могу, Чески. Я боюсь черных парней. Мне постоянно кажется, что они меня ненавидят. – Я понимаю, понимаю, – заверила меня Чески. – Но это чушь собачья, моя сильная и прекрасная черная королева, – добавила она с сильным угандийским акцентом, который переняла у своей матери и которым пользовалась, когда хотела подчеркнуть что-то важное. – Может, Кассандра и права. Может, я и правда – бракованный товар, поэтому у меня все так и происходит с Томом, Тедом и другими, – сказала я, не обращая внимания на ее комплимент. – И главный во всем этом – Рой. Он постарался, чтобы от моей самооценки и следа не осталось. – Неа, это не прокатит, – заявила Чески так громко, что ее голос эхом прокатился по округе. – Мужики того не стоят. А Кассандра? – Чески хмыкнула. – Она бесится, потому что ее мужик нашел себе хороший секс на стороне. Она просто тебе мстит, детка. Постоянно несет психоаналитическую белиберду, а сама себе помочь не может. Думаешь, у них все заладится? – она снова хмыкнула. – Пусть радуется, что я ей в челюсть не заехала. Как она вообще может рассуждать о твоей маме? Вся эта фигня у вас с ма… – Чески, не надо, – остановила ее я, а потом вскрикнула и пригнулась, потому что живший на балконе голубь пронесся прямо над моей головой. – Прости. Короче, буквально два месяца – и она начнет тебе названивать, рассказывая, что ей нужна помощь, чтобы вернуться домой, и что она так жалеет, что не послушалась тебя, и что берет свои слова назад. Так что не думай сейчас ни о чем. Выбрось из головы. Давай, идем в комнату, тут холодрыга. Мы вернулись в квартиру, потирая замерзшие руки. Был морозный февральский день, воздух ледяной. Я завалилась на диван, вскрикнув от прикосновения к холодной кожаной обивке. Чески подала мне лезвие и уселась на полу. – Подай мне вон тот плед, будь другом, – она протянула руку. – Может, включим обогреватель? – попросила я. – У меня так пальцы замерзли, что я тебе сейчас всю голову порежу. – А за электричество ты будешь платить? – спросила, оборачиваясь, Чески. – Это, вообще-то, твоя голова, Чески. Она переползла через комнату и включила обогреватель. Мы вздохнули с облегчением, когда на нас повеял поток горячего воздуха. – Ты не собираешься избавиться от этого голубиного гнезда? Это вроде как не очень гигиенично, – указала я на еще одну птицу, садившуюся на балкон. – Я пыталась сбить его шваброй, но оно там наглухо застряло. Эти голуби ловкие, они устроили себе жилье там, где их не достать. Но я еще доберусь до них. Мне только нужен белый костюм. – В смысле, брючный? – Да нет, не выходной, Квини. Я про костюмы, которые агенты ЦРУ носят на месте убийства. Тогда уж я разделаюсь с голубями. – А, ну да, извини, – ответила я, совершенно сбитая с толку. – Костюм ЦРУ. Я глубоко вдохнула. – Чески, что ты думаешь о психотерапии? – Да ладно, меня эти голуби не настолько раздражают, – рассмеялась она. – Нет, я имею в виду, когда человеку плохо. Ты знаешь кого-нибудь, кому она помогла? – Квини. Я из Уганды. Думаешь, в моей семье кто-то может себе позволить просить о помощи? Ты просто забиваешь и живешь дальше. Если бы я сказала маме, что мне нужен психотерапевт, она бы отправила меня в Кампалу почтовым грузом. – Я думаю, что мне он нужен, – сказала я. – Не знаю. Мне как бы все время очень хреново. И ничего не меняется. Та суровая тетка в клинике хотела меня записать на терапию, потому что решила, что я схожу с ума. Сперва она решила, что меня насильно держат на панели, а потом до нее дошло, что мне просто нравится секс, – пробормотала я. – Только вот, похоже, не так уж он мне и нравился. – Значит, делай то, что тебе нужно. Думаю, я не самый подходящий собеседник для разговоров обо всех этих переживаниях, с которыми бегут к психотерапевтам. * * * Я возилась с волосами Чески, а она рассказывала мне про парня, который приглашал ее на свидания и обещал подарить туфли или что-то подобное. Я все время теряла нить рассказа, потому что в моей груди поднимались и утихали волны паники, и я постоянно пыталась их контролировать, параллельно улавливая какие-то ключевые слова из повествования. – Ты меня слушаешь? – Да. Прости. Что там с туфлями? – Так вот, я такая – хватит намекать, говори, зачем тебе мой размер обуви? И он отвечает, что зашел в «Селфриджес»[13] купить мне туфли в качестве рождественского подарка, так что я бегом рванула туда, чтобы он вдруг не выбрал туфли, которые мне не понравятся, как тот парень, который купил мне нюдовые «лабутены», которые действительно выглядели как голая кожа, но только белой девушки. Чески разочарованно покачала головой. – В общем, я приезжаю, примеряю туфли, отдаю их ему, все отлично. Просто, как дважды два. И вот мы стоим на кассе; сперва он пытается торговаться, потом оплатить покупку четырьмя разными картами, и ни одна из них не была на его имя. Чески обернулась ко мне. Я тупо поглядела на нее. – Ты как вообще? Обычно тебе нравятся мои рассказы, – сказала она, и на ее лице промелькнула тревога и разочарование. – Нормально, просто в сон клонит, – ответила я. – Извини. – Ладно. Короче, это не мое кино. Жулик какой-то. У меня не то чтобы очень много требований к идеальному мужчине, как ты знаешь, но род занятий – это важно. Плюс его телефон, похоже, бывает включен только когда он сам хочет со мной связаться, и все свидания тоже назначаются внезапно. Он, короче, просто звонит мне и зовет поужинать, типа я такая сижу все время дома в полной готовности и с подведенными бровями. Типа макияж не стоит денег, – она недовольно цыкнула. – Может, пора переключиться на белых, как ты. Они бы ко мне лучше относились. – Думаешь? – спросила я, и в моей голове промелькнули последние несколько месяцев отвратительного отношения. – Да. Хотя я им не понравлюсь, – Чески пожала плечами. – Я для них слишком темная. Они не любят очень темных чернокожих. – Не говори глупостей. Я – доказательство того, что мы им не нужны, вне зависимости от оттенка, – я тяжело вздохнула. – Чески, ну вот почему у меня никак не получится хэппи-энд? – Ты шутишь, детка? – рассмеялась Чески. – Ты думаешь, жизнь – это кино? Да даже если кино – мы черные. «Вне зависимости от оттенка»! – сказала она, передразнивая меня. – Мы умрем первыми. Я закончила с волосами Чески, и она отправилась готовить еду, что с ее стороны было весьма смело, учитывая температуру воздуха в кухне. Я завернулась в одеяло и постепенно почти задремала, не особо, впрочем, этому сопротивляясь. Я спала, но слышала все, что происходило в квартире. Я слышала, как она закончила стряпать, проснувшись ровно настолько, чтобы отказаться от предложенного ужина. Я слышала, как она за едой смотрела «Жителей Ист-Энда». Я слышала, как она выдавливает на губку моющее средство, гремит тарелками и плещет водой, когда моет посуду. Я слышала, как она ушла на балкон, чтобы ответить на звонок того парня с туфлями, и как сказала ему, что не собирается выходить из дома, потому что «ты постоянно появляешься из ниоткуда и буквально в последний момент, а я не встречаюсь с сомнительными личностями!» Я слышала, как домой вернулась мама Чески, как они ругались из-за включенного обогревателя, слышала, как мама принимает ванну перед второй рабочей сменой. В полночь Чески аккуратно меня растолкала, чтобы вручить шарф для волос и ночнушку. Я надела их и улеглась на диван. Так было теплее. – Вот тебе еще плед, – сказала она. – До завтра. Я проснулась, когда Чески уже ушла на работу. В офисе меня ждали несколько писем от Джины с требованием немедленно зайти. Я постучала в открытую дверь. – Входи, – прокаркала она. – Ой, Квини, это что, та же одежда, в которой ты была вчера? И дверь за собой закрой. – Да, прошу прощения, – ответила я. – Я просто ночевала у подруги. Я закрыла дверь и подошла к стоявшему напротив Джины стулу. – Так. У меня для тебя плохие новости, – сказала она. – Как? – спросила я, и сердце застучало у меня в ушах. – Я отстраняю тебя от работы. – Что? – поморгала я. – За что? – Твоя безумная влюбленность в Теда… это недопустимо. Он подал официальную жалобу в отдел кадров, и все считают, что тебе лучше не появляться в офисе, пока они не разберутся, – тихо и смущенно сказала Джина. – Безумная влюбленность? – ошарашенно спросила я. – В Теда? – Он в конфиденциальном порядке разговаривал с отделом кадров, сказал, что ты уделяешь ему слишком много внимания, делаешь неоднозначные и неприличные предложения, преследуешь его, и он из-за этого испытывает стресс и не может спокойно ходить на работу, – объяснила Джина.