— Они еще не в курсе. И мы не собираемся им говорить. Пока. — На лице Арчера отражаются противоречивые чувства, так что я добавляю: — Сперва хотим узнать, что Милдред скажет Обри. Та бледнеет. — Одна из нас хочет, — поправляет она. В дверь вдруг стучат. Арчер хмурит лоб. — Кто бы это мог быть? — Может быть, дядя Андерс явился для второго раунда? — предполагаю я, мрачно взглядывая на Джону. У того хватает совести покраснеть. И это-то ему к лицу! — Господи, надеюсь, что нет, — на ходу бросает дядя Арчер, направляясь к двери. — Я изо всех сил пытаюсь не сорваться снова, а тут… Э-э, привет… — Он отступает в недоумении — на пороге стоит Хейзел. — Вы… мы знакомы? — Нет, — отвечает она, прижимая к себе какой-то коричневый конверт. Ее лицо слегка проясняется при виде нас троих. — Но я знаю, кто вы. И остальных тоже. Я Хейзел Бакстер-Клемент, внучка доктора Бакстера… — А, конечно. Прошу. Если дядя Арчер и удивлен тем, как та его нашла, он этого не показывает. Поскольку сказала ей я, то, надеюсь, он не придаст этому значения и решит, что она узнала от дедушки, например. — Входи. Присаживайся, пожалуйста. Соболезную твоей утрате. Фред был замечательным человеком. — Да… Отчасти поэтому я здесь. — Хейзел делает несколько шагов внутрь, и Арчер закрывает за ней дверь. Мы с Обри сдвигаемся, освобождая немного места на диване, однако девушка остается стоять. — Я просто… просто не знала, куда еще пойти. Дядя Арчер озабоченно наклоняет голову. — Что-то случилось? — Сама не знаю. — Рука Хейзел теребит завязки конверта. — Вчера я нашла это в дедушкином столе. Адресовано мне, но оно… про вас. Мы с Обри обмениваемся взглядами. — Про меня? — переспрашивает дядя Арчер. — Ну, частично, по крайней мере. Там, э-э… — Девушка открывает конверт и достает листок. — Наверное, лучше будет просто прочесть. — Она откашливается. — «Дорогая Хейзел, я очень горжусь тобой, той молодой женщиной, которой ты стала, — доброй, умной и трудолюбивой. Откровенно говоря, боюсь, я не заслуживаю такой внучки. Ты не все обо мне знаешь». — У нее пропадает голос, и она сглатывает несколько раз, прежде чем продолжить: — «Мне страшно смотреть на последствия своих поступков, но еще больше я боюсь, что скоро не буду их даже помнить. Наверное, начать нужно хотя бы с того, что еще можно исправить. Я совершил страшную несправедливость по отношению к Арчеру Стори». Она смолкает. Никто, кажется, даже не дышит. Я жду, когда она возьмет себя в руки, однако в конце концов не выдерживаю: — Какую несправедливость?! — Не знаю, — отвечает Хейзел. — На этом письмо заканчивается. У меня вырывается разочарованный стон. Дядя Арчер проводит рукой по лицу. — Твой дедушка просил меня о встрече буквально накануне смерти, — поясняет он Хейзел. — Но у меня не получилось переговорить с ним сразу. Представления не имею, о чем он хотел мне рассказать или в какой несправедливости себя обвинял. Я никогда ничего против него не имел. Он был нашим семейным врачом и всегда хорошо ко мне относился. Вот и все. Можно? — Он показывает на письмо, и Хейзел отдает его. Дядя Арчер, нахмурившись, пробегает листок глазами. — И раньше он ничего об этом не говорил? — Нет. Ни разу даже не называл вашего имени. Но там есть еще кое-что. — Она запускает руку в конверт и достает тоненькую страничку. — Вот. Дядя Арчер берет ее в руки и сдвигает брови. — Отчет о вскрытии? — Да. Двадцатилетней давности. — У меня по телу пробегают мурашки, а она добавляет: — Даже двадцати четырех, если быть точной. Некоей Кайлы Дьюгас. — Кайлы? — повторяю я, поворачиваясь к Обри. — Сестры Уны? Дядя Арчер поднимает на меня глаза: — Вы знаете Уну? — Мы заказывали у нее бальные платья, — объясняю я. — И она рассказала нам о своей сестре — что та встречалась с дядей Андерсом в старшей школе и колледже. А потом погибла. Как раз тогда же, когда вас лишили наследства. Мы еще обратили на это внимание. — Покосившись на кузину, я краснею, вспомнив, как грубо вела себя в библиотеке. — Точнее, Обри обратила. Дядя Арчер снова хмуро смотрит на отчет. — К нему не прилагалась никакая записка или еще что-нибудь? Ничего, что объясняло бы, зачем передавать его тебе или мне? — Нет, — качает головой Хейзел. — Возможно, стоит связаться с Уной. Это могло быть оставлено скорее для нее, а не для меня. Хотя, думаю, их семья давным-давно получила копию. — Так что с совпадением по времени, дядя Арчер? — заговаривает Обри. — Вы ведь получили те письма от Дональда Кэмдена сразу после смерти Кайлы, верно? — Раньше, — возражает тот. — Не помню, когда именно, но все произошло одно за другим. Сперва письма, потом Кайла погибла. Мы приезжали на похороны, и матушка отказалась с нами увидеться. — А… — Обри закусывает губу. — Я думала, здесь может быть какая-то связь. Ну, вдруг в смерти Кайлы было что-то, из-за чего бабушка лишила вас наследства? — Нет, — качает головой Арчер, явно изумленный таким предположением. — Просто так совпало. Честно говоря, матушка всегда недолюбливала Кайлу. Хотела, чтобы Андерс нашел себе приличную девушку в Гарварде. Со временем так и случилось. — Он снова оборачивается к Хейзел: — В вещах твоего дедушки больше ничего подобного не было — адресованного кому-то из нас? — Я не видела. Могу еще посмотреть. Мне все равно пора возвращаться. — Она со вздохом убирает письмо обратно в конверт. — Мы как раз сейчас все разбираем. — Могу я это пока оставить? — спрашивает дядя Арчер, показывая на отчет о вскрытии. — Хочу показать Уне. Может быть, она заметит что-то, чего я не вижу. — Конечно, — откликается Хейзел. — Ну, всем пока. Сунув конверт под мышку, она проскальзывает мимо Арчера за дверь. Обри дергает меня за рукав: — Нам нужно выехать не позднее чем минут через десять. Машина от бабушки скоро уже должна прибыть. Или ты хочешь остаться здесь? — Нет, я еду с тобой. — Вы еще вернетесь? — спрашивает Джона. — Вряд ли, — коротко бросаю я, осознавая, что это ужасно похоже на мамин ледяной тон, когда кто-нибудь не оправдывает ее ожиданий. Однако я вне себя, чтобы сказать что-то другое. — Милли, пожалуйста, — негромко, но настойчиво произносит Джона, наклоняясь ко мне. — Давай поговорим. Всего минуту. Дядя Арчер откашливается. — Я собирался сделать себе кофе. Никто больше не хочет? Обри, предательница, тут же вскакивает с дивана. — Я хочу! Место рядом освобождается, однако Джоне хватает ума остаться на своем. — Милли, прости меня. Я должен был рассказать тебе о своих родителях и Андерсе. Можешь мне не верить, но я как раз собирался… — Я тебе не верю, — прерываю его я. — …Собирался сказать тебе вечером, на балу. Я пытался — там, на балконе. Но ты, э-э… — он оттягивает воротник футболки, — …предпочла другую тему. У меня начинают пылать щеки. Вчерашний вечер запечатлелся в памяти, мягко говоря, нечетко, но я хорошо помню, как я пьяно пошатывалась и буквально вешалась Джоне на шею. — Поздновато, тебе не кажется? Ты должен был все нам рассказать с самого начала! Мы с Обри заслужили это тем, что хранили твой секрет. Но разве ты мог! Ведь это бы испортило твою месть. — Подняв наконец глаза, я бросаю на него испепеляющий взгляд. — Странно, что ты дождался бала. Мог бы высказать все Милдред еще в Кэтминт-хаусе. — Я и собирался, — кивает Джона. От удивления я замолкаю. — Когда она спросила, как дела у Андерса. У меня была целая речь наготове. Но… Мне не хотелось мстить, если это могло навредить тебе. Я стараюсь не обращать внимания на разлившуюся от его слов теплоту в груди. — Вчера тебя такие мелочи не очень-то волновали. — Я облажался, — спокойно говорит Джона. — Момент был кошмарный, и я… вышел из себя. Ты не представляешь, каково это, когда такой вот Андерс… — Нет, не представляю. — Я вскакиваю на ноги. — Потому что ты мне не сказал! Черт, я и хочу прекратить выяснять с ним отношения, но не могу просто так взять и перестать! — Сперва соврал, кто ты такой, а когда я тебя поймала, соврал о том, почему ты здесь! — Я вскидываю руку, не давая ему возразить. — Ложь по умолчанию — все равно ложь! Ты рассказал нам только половину правды, а я-то думала, что мы… что мы друзья… На последнем слове я запинаюсь, и на глазах вдруг выступают слезы. Еще не хватало! Я никогда не плачу! Я дочь Аллисон Стори, в конце концов! Джона тоже вскакивает и берет обе мои ладони в свои. — Друзья — не то слово. Милли, ты даже не знаешь, насколько мне дорога!.. Я вырываю руки как раз в тот момент, когда возвращаются дядя Арчер и Обри.