— Ответить на ее вопросы, — весело откликается Милли. — Мы с Обри решили пойти ей навстречу. Но ехать надо всем троим — это же семейное дело. Она все продолжает крутить ключи, в ее взгляде читается ясный и недвусмысленный вызов. После того как она меня разоблачила, мы почти не виделись, и я был как на иголках, постоянно ожидая услышать, что отправляюсь домой. Однако, похоже, она решила все же не сдавать меня — пока я делаю то, что она хочет. Деваться мне, конечно, некуда, но ситуация паршивая. Особенно если учесть, что эта Хейзел реально изучала семью Стори. Джей-Ти перед отъездом снабдил меня кое-какой информацией, но, учитывая, что он не позаботился упомянуть о своей аллергии на морепродукты, на достоверность данных я особо не рассчитываю. — Вы же вроде не хотели с ней разговаривать… — уклончиво говорю я. Эфрам, по-прежнему лежащий на кровати с наушниками на шее, даже не пытается притворяться, что не слушает нас. — Мы передумали, — отвечает Милли. — Так что, Джона, ты идешь или нет? То, как она делает ударение на моем имени, решает вопрос. — Ладно, — бормочу я, беря со шкафчика ключ от комнаты. — Только мне особо сказать нечего. Она только закатывает глаза: — Как обычно. Пока, Эфрам. — Пока, сестрички, — откликается тот, возвращая наушники на место. Я дожидаюсь, пока мы минуем коридор и за нами закроется дверь на лестницу. — Так что — вы никому не расскажете? Милли оборачивается ко мне в притворном изумлении. — О чем? Мы ничего не знаем. Если что и выплывет наружу, нас это удивит не меньше других. — Ее губы сжимаются в тонкую линию. — А оно выплывет, рано или поздно… Повернувшись, она принимается спускаться по лестнице. Обри похлопывает меня по плечу. — У тебя пока не очень получается быть нашим двоюродным братом, — замечает она беззлобно. — Так что продолжай стараться. Шагая вслед за ними, я чувствую, как у меня гора сваливается с плеч. — Но вы же не станете никому говорить? — переспрашиваю я еще раз для верности. — Ни Карсону, ни родителям, ни Джей-Ти, никому? Милли мучает меня молчанием, пока мы не достигаем самой нижней площадки, и только тогда снимает с крючка: — Твоя тайна в надежных руках, Джона Норт. Пока Милли ведет курортный «Джип», я пролистываю последние сообщения от Джей-Ти. Я не сказал ему, что она меня раскрыла, в надежде на помилование, которое в итоге и получил, но о приглашении Милдред упомянул. И он вовсе не обрадовался перспективе нашего близкого общения. Судя по нарастающему напряжению в репликах, он даже не предполагал, что до этого может дойти: Притворись, что заболел, и не ходи на завтрак, И на бал тоже. Заляг на дно, пока про тебя не забудут. Все равно это не всерьез, это всего лишь игра. Почувствовав прилив горького удовлетворения, я убираю телефон, не ответив. Почему? Потому что если бабуля не затеяла какую-то игру, а действительно хочет допустить внуков в свою жизнь, то Джей-Ти в шаге от того, чтобы лишиться целого состояния. У меня есть несколько одноклассников вроде Милли, у которых большой дом, хорошие машины, и поступление в колледж для них не проблема. Однако Милдред Стори — это уже совершенно другой уровень. У нее денег просто до хрена и больше. Если Джей-Ти получит даже небольшую часть, его семья будет обеспечена на всю жизнь. И я, когда соглашался на сделку с ним, поклялся себе, что не допущу этого. Я не рассказал Милли всей правды, когда она взяла меня за глотку с моими водительскими правами. Иначе мне уже пришлось бы паковать вещички. По-настоящему я согласился подыграть Джей-Ти не из-за обещанной платы или каникул на курорте. Не каждый день представляется возможность обломать кого-нибудь с получением многомиллионного состояния — тем более речь идет о род-айлендской ветви семейства Стори. Лично к Джей-Ти у меня претензий нет — он, конечно, тот еще дурак, но в основном безвредный. Соблазняя меня этой работой, он держался с высокомерием богатенького мальчика, бросающего какие-то крохи взамен того, что моя семья потеряла из-за его отца. «Без обид, Джона, ладно? Всякое случается». Само по себе ничего не случается. Джей-Ти — черт с ним. А вот его отец… Того я просто ненавижу. И Джей-Ти должен был это понимать. То, что он все равно предложил мне поехать вместо него, доказывает, как плохо он, несмотря на полученные из книг знания, разбирается в людях. Он увидел только отличную работу на лето для того, кому нужны деньги, а я — возможность навсегда лишить Андерса Стори шансов заполучить семейное состояние. За такое я бы и бесплатно взялся. С того самого дня, как мы с Джей-Ти ударили по рукам, я предвкушал возможную встречу с Милдред. Я собирался, если все же окажусь перед ней, выставить себя полным придурком и держаться как можно оскорбительнее, чтобы приоткрывшаяся было перед род-айлендскими Стори дверь тут же с треском захлопнулась. И чтобы Андерс узнал, из-за кого это случилось, и пожалел бы, что связался с нашей семьей. Когда в первый же день Милдред вдруг явилась нам в офисе Карсона, я был застигнут врасплох и не успел ничего сказать, прежде чем она нас отослала. Потом меня вычислили, и казалось, все уже кончено. Теперь, похоже, у меня снова появился шанс. Вот только… Когда я вижу, как сквозняк из полуоткрытого окна треплет волосы Милли, мне уже не так хочется мстить. Мне вообще не приходило в голову, что Милли и Обри станут волновать меня каким-то образом. Однако я мало встречал таких хороших людей, как Обри, а что касается Милли… Ну… Она, конечно, начала придираться ко мне еще на пароме. И, несмотря на все стычки, кажется, она нравится мне… Я не хочу им все испортить. Вдруг из-за меня у них тоже ничего не выйдет и они меня возненавидят? — О господи! — По тону Милли мне сперва кажется, что она прочитала мои мысли. «Джип» замедляется. — Похоже, это Кэтминт-хаус! Я поднимаю глаза. Милли останавливает машину — перед нами открывается вьющаяся лентой вдоль берега дорога, а дальше… Ничего себе! На краю отвесного утеса, поднимающегося прямо из океана, высится огромный особняк. Его строгий белый силуэт контрастирует с неровностью черных скальных уступов. Часть, которая нам видна, — это почти сплошные окна от пола до потолка, сверкающие на летнем солнце. Металлом блестят идущий по периметру крыши балкончик с перилами и ограда вокруг плоской площадки у стены, где, бьюсь об заклад, расположен невероятной величины бассейн. Вид оттуда, наверное, просто потрясающий. Я не особо разбираюсь в архитектуре, но тут даже я в восторге. Я уж не говорю о размерах этого домины — с виду он не меньше всего курортного отеля. И это для одного-единственного человека! У меня сжимается сердце. И снова меня охватывает желание не позволить Андерсу Стори вернуться сюда. Надеюсь, он сдохнет, прежде чем сможет опять переступить порог дворца, где вырос. Даже если для этого мне придется самому прикончить негодяя. — Невероятно, — выдыхает Милли, и мои кровожадные мысли тут же испаряются. Почти. — Вот бы посмотреть, как там внутри… — добавляет Обри. Чем больше я с ней общаюсь, тем больше вижу, что ее-то деньги вообще не заботят. Все, что ей нужно, — чтобы хоть кому-то в этой ненормальной семейке было на нее не наплевать. — Думаю, в воскресенье увидим, — небрежно откликается Милли, но в ее голосе чувствуется напряжение. Она выжимает газ, и скоро Кэтминт-хаус пропадает из виду. Чего хочет Милли — понять сложнее. Когда она рассказала на пароме, что мать купила ее бриллиантовым ожерельем, моей первой мыслью было: «Обычная пустышка. Гоняется за блестящими побрякушками, совсем как ее дядя Андерс». Однако к тусовке мажоров в «Тауи» Милли и не подумала примкнуть, хотя могла бы — этот скользкий сенаторский сынок, Рид Чилтон, явно на нее запал. Несколько минут проходят в молчании, потом машина сворачивает на подъездную дорожку, такую длинную и извилистую, что сам дом Бакстеров, огромный, в колониальном стиле, открывается, только когда мы проезжаем уже добрую половину. — Ух ты, класс! — восклицает Обри. — Я посмотрела в интернете — первоначально он принадлежал капитану китобойного судна. Историческая достопримечательность. — Посмотрела в интернете? — удивленно повторяю я. — Шпионишь? Она пожимает плечами: — Хейзел кучу всего о нас знает. Так будет хотя бы честно. Милли протискивается мимо черного «Рейнджровера» и заезжает на стоянку. — Ну, в общем, говорить ведь будете вы, так? — уточняю я, когда мы вылезаем из машины. — Да я даже не знаю, — беспечно бросает Милли. — Смотря какие вопросы Хейзел будет задавать. Дядя Андерс — очень любопытный представитель семьи Стори. Мой обеспокоенный вид ее явно забавляет. Обри нажимает на кнопку звонка. Изнутри слышится приглушенное «Иду!» и звук шагов. Дверь распахивается, на пороге стоит Хейзел. — Привет! — Она сторонится, пропуская нас. Ее глаза обегают всех троих, и я побыстрее опускаю взгляд. — Вы как раз вовремя. Думаю, мы можем поговорить в гостиной, не против? Дедушка уже там. — Конечно, — откликается Обри. Мы идем за Хейзел по коридору, увешанному портретами — похоже, это все члены одной семьи на протяжении нескольких поколений. — Вы с дедушкой тут вдвоем живете? — спрашивает Милли. Мы минуем роскошно обставленную комнату, где даже стулья как будто из музея. Хорошо, что разговор пройдет не здесь — он и без того обещает быть непростым. — Нет, еще мама. Она переехала сюда пару лет назад, когда они с папой развелись, — поясняет Хейзел. — Только летом она обычно путешествует, пока я на каникулах и могу побыть с дедушкой. У нас есть постоянная сиделка, но, когда рядом никого из родных, его деменция усиливается, — добавляет она, понизив голос. — Но сейчас, ты говорила, ему лучше? — с надеждой шепотом уточняет Обри. — Намного, — подтверждает Хейзел. Мы входим в залитую солнцем комнату, обставленную куда проще остальных. Вдоль ярко раскрашенных стен расставлены диваны, в уголке самого большого сидит доктор Бакстер. Перед ним на деревянном подносе стоит чайный набор. Старик поднимает глаза — его взгляд разительно отличается от того, который мы видели при нашей первой встрече. Острым его, конечно, не назовешь, но он гораздо более сфокусирован и осмыслен. — Дедушка, пришли младшие Стори, — говорит Хейзел, подходя к нему и подливая чаю в чашку. — Это Обри, вот Джона и Милли. — Очень рада снова вас видеть, доктор Бакстер, — улыбается ему последняя. Обри повторяет за ней, а я, сунув руки в карманы, стараюсь не встречаться с ним взглядом. Операция «Невидимка», приступить к выполнению. — Бог ты мой, — слабым голосом произносит старик. — Я было решил, что неверно тебя понял, Хейзел. Но они и правда здесь. Подняв глаза, я вижу, что он немного встревожен, но затем ему удается выдавить натянутую улыбку. — Чудесно, чудесно. Прошу простить, что не встаю, чтобы поздороваться с вами. Я уже не так твердо держусь на ногах, как когда-то. — Хотите чаю или еще чего-нибудь? — предлагает Хейзел. Я качаю головой, Милли и Обри бормочут: «Нет, спасибо». — Тогда присаживайтесь, где вам удобно. — Хейзел делает неопределенный жест, сама устраиваясь рядом с дедом.