– Стой! – крикнул кто-то из машины. Лина похолодела и припустила еще быстрее. Она неслась по улице так быстро, как можно бегать в ее годы, и сердце билось в грудной клетке, словно испуганный воробей. – Да стой же, кому говорю! Голос показался знакомым, и Лина наконец притормозила. В приоткрытое окно автомобиля высунулась крупная голова. Голова была встрепанной и принадлежала полковнику полиции Елисею Жукову. – Садись, – приказал он. – Быстро запрыгивай, здесь стоять нельзя! Лину два раза уговаривать не пришлось. Она плюхнулась рядом с водителем, и машина рванула с места. – Давай рассказывай! – потребовал Елисей. – О чем? – спросила Лина, пытаясь отдышаться и сделав взгляд максимально невинным. Напрасный труд! Елисей кипел, как чайник, забытый на плите. – Она еще спрашивает! Рассказывай, зачем ты в одиночку отправилась на встречу с Гиви Гамдлишвили по кличке Ординар? Между прочим, известным в определенных кругах бандитом и грабителем. – Во-первых, я пошла на встречу не с Гиви, а с моей давней знакомой Ириной Петровой. Я попросила ее о встрече наедине. Мы с ней не виделись много лет, иногда перезванивались, она пригласила в гости, вот я и воспользовалась приглашением. А, во-вторых, откуда… откуда ты в курсе моих передвижений? – Ну, послушай, я же не дурак, к тому же сто лет тебя знаю. Когда ты мне втирала про Круглова из «Актуалки» – дескать, парень в опасности и все такое, я сразу догадался, за кем в первую очередь надо установить слежку. Ты всегда любила бежать впереди паровоза. Короче, первым делом я поставил твой номер мобильного на контроль. С первой минуты твоего бестолкового сообщения мне стало ясно, что ты докопаешься до сути дела быстрее этого желторотика из газеты и, естественно, очень скоро полезешь в самое пекло. Тем более, что главных персонажей этой истории ты мне прекрасно описала. Все же недаром столько лет в журналистике… Я, между прочим, тоже даром хлеб в полиции не ем. Быстренько собрал материал по подозреваемым – Дмитруку, Куропаткину и Гамдлишвили. – Этот третий очень опасен. Я чудом не стала очередным трупом в этой истории. Еле ноги унесла! Лина почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы, а руки начинают предательски дрожать. Елисей на секунду оторвал взгляд от дороги, взглянул на Лину, и голос его смягчился. – Ну вот, только твоих слез в машине не хватало, госпожа Горе-детектив! Попей водички, в бардачке бутылочка осталась, кажется и кусочек шоколадки завалялся. Слушай меня внимательно. Гамдлишвили тебе больше не страшен. Мои ребята в эту минуту уже работают с ним и с его женой в их квартире. До нее от Петровки 38 пешком за 10 минут можно дойти. А вот к двум другим важнякам просто так на кривой козе не подъедешь. Мы их давно, еще до твоего звонка, взяли в разработку. Ты была права насчет «особой папочки» в нашей стране на каждую вип-персону. Однако на допрос и, тем более, на арест подобных господ нужны железобетонные санкции сверху. Будем думать, через кого их можно получить. В принципе, все возможно, если включить мозги. Помнишь, как прямо в Совете Федерации одного сенатора арестовали? Валентина Ивановна тогда ну прямо мужскую волю проявила, не позволила ему сбежать из зала заседаний. Так и сказала: «Не стОит!». Вспомнив эту историю, Елисей улыбнулся. Лине было не до смеха. ее все еще бил озноб. – Ой, Сева, а как ты узнал, что я отправилась именно сюда, на Петровку? – Мои ребята тебя «вели» по моей просьбе. Полчаса назад они сообщили, что ты «на объекте». Я попросил срочно выехать группу захвата. Ехать им пять минут. Разумеется, я рванул за ними следом. Минут пять назад мне поступил сигнал, что ты выбежала из «объекта» и помчалась в этом направлении. Я тут же развернул железного коня и… В общем, бегаешь ты, Линок, очень быстро для наших с тобой лет, еле догнал! А ведь могло все повернуться по-другому. Нафига ж ты полезла в их бандитское логово? – Ой, Сева, я же хотела, как лучше! Решила вначале сама убедиться в том, что Гиви имеет ко всем этим убийствам непосредственное отношение. Все-таки я Петрову сто лет знаю, до последнего верить в ее вину не хотела. Короче, пошла ва-банк. И чуть не сыграла в ящик. Кстати сказать, а как ты узнал про Гиви? – В документах по нераскрытому делу об убийстве Ивана Кузнецова, которые мне принесли из архива, лежала маленькая помятая бумажка, найденная в кармане джинсов фотографа. На ней было нацарапано кровью всего одно слово: «Гиви». Бумажку приобщили к делу и оставили пылиться в архиве на долгие годы. Заказное убийство Максима Крохотова подняло на ноги всех наших следаков. Мы оперативно проверили круг общения журналиста. Оказалось, Крохотов в последние дни своей жизни не один раз общался с депутатом Госдумы Виталием Дмитруком. Разумеется, изучили биографию Дмитрука и сделали открытие: ого, да наш депутат – из силовиков! Разумеется, имеет нехилый бизнес, записанный на родственников. Связан партнерскими отношениями с Куропаткиным Алексеем Игоревичем. Племянница Дмитрука работает помощницей Куропаткина и, разумеется, держит дядю в курсе всех дел кампании. Поднять архивы и выяснить, что в начале девяностых на руководителя отделом фотоиллюстраций Ивана Кузнецова откуда-то свалилась крупная денежная сумма, которая впоследствии перешла к бывшему сотруднику ЦК КПСС Куропаткину, оказалось делом техники. А вот над вопросом, что за деньги свалились в начале девяностых на Ивана Кузнецова, признаюсь, пришлось попотеть. В итоге мы выяснили, что это были средства из особого фонда ЦК КПСС, которые курьер партии по деликатным поручениям Кузнецов поначалу собирался, как обычно, доставить в центральный аппарат компартии Мексики. Но в начале девяностых концепция изменилась. Кураторы Ивана Кузнецова в ЦК и в КГБ решили, что с коммунистической идеологией покончено, поэтому партийные денежки можно присвоить. Однако Иван Кузнецов, его коллега по журналу «Страна Советов» Роман Ищенко, а также заведующий корпунктом этого журнала в Мехико Валерий Мендос были с таким поворотом дел категорически не согласны. Они решили поделить немалую сумму на троих. Большую часть денег Кузнецов забрал себе. Ищенко и Мендос удовольствовались гораздо меньшими деньгами. То, что они решили оставить деньги себе, стало роковой ошибкой. В мире больших людей и больших денег такое не прощается. В итоге, как тебе известно, все трое были жестоко убиты. Нам стало ясно, что в афере действовали крупные хищники – те, которые находятся наверху пищевой цепочки. Знаешь, меня это не удивило. Когда меняются обстоятельства, порой самые добропорядочные обыватели способны действовать по бандитским понятиям. Не могу сказать, что подобное открытие стало для меня шоком, я разное повидал, но все же данная история дополнила мои знания о жизни и о людях. Разыскать в офшорах счета Куропаткина, Дмитрука и Гамдлишвили в современном цифровом мире было несложно. Если это удалось журналисту Крохотову, то для моих следаков, как ты догадываешься, это не представляло особого труда, хотя, конечно, мешал срок давности. С тех пор прошло тридцать лет, и в жизни наших «братьев-разбойников» многое поменялось. Они сделали в девяностые сальто-мортале и – хоп – опять стали уважаемыми членами общества. В завершении моего рассказа, так сказать, «вишенка на торте». Мои ребята-следователи приходили на днях к главреду «Актуальной газеты» Василию Аккуратову, чтобы прояснить кое-какие вопросы, и встретились у него в кабинете с этим твоим «Донкихотом», с Федей Кругловым. Моим сразу стало ясно, что паренек безбашенный, зеленый, не успевший разочароваться в людях. Будет изо всех сил бороться за справедливость, значит, полезет в самое пекло. Ну, а жажду журналистской славы у него в глазах можно было прочитать даже без очков. Что ж, в молодости амбиции – это неплохо, тем более – для журналиста. В общем, как я и обещал, мы установили слежку за Федором Кругловым. Разумеется, параллельно с наблюдением за тобой. Я ведь как чувствовал: ты, подруга, обязательно сунешь нос, куда не следует. Дальше все развивалось стремительно, словно в компьютерной игре четвертого уровня. Постоянно открывались новые лабиринты и закоулки. Оказалось, что вчера два наших опекаемых объекта – ты и Круглов – случайно пересеклись в точке А, то бишь, на бульваре, а сегодня ты уже поскакала рысью в точку Б, то есть в квартиру Гамдлишвили и Петровой. Когда мне об этом доложили, я сразу понял: дело дрянь. Отправил – с Петровки на Петровку – группу захвата и сам следом помчался. Еле успел тебя перехватить, уж больно быстро бегаешь! – Дорогой полковник Жуков! Ты просто чудо в погонах! Без тебя, Елисей, этот мерзавец Гиви уже догнал бы меня и прихлопнул, как муху А что ты успел разузнать про депутата Петра Ивановича Кузнецова? – Действительно, он встречался в тот вечер в ресторане с Куропаткиным и Дмитруком. Между ними состоялся очень жесткий разговор. Петр Иванович дал своим знакомым понять, что знает о деньгах партии, которые его отец под пытками отдал Гиви Гамдлишвили и которые в итоге попали в руки к этим мерзавцам. Услышав про его открытия, наша высокопоставленная парочка переглянулась и поняла, что действовать надо быстро. Когда Кузнецов вышел в туалет, ему в стопку с водкой налили яд, который через какое-то время провоцирует остановку сердца. Кстати сказать, обнаружить его при вскрытии невозможно, это средство разработано в секретной лаборатории и давно имеется в распоряжении наших спецагентов. – Слушай, Елисей, а откуда ты узнал все эти подробности о той встрече в ресторане? Ты ведь там не был! И никто кроме нашей троицы, кроме, возможно, какой-нибудь секретарши, там не ужинал. Секретарша насчет яда, я уверена, точно не в курсе… Елисей одной рукой достал с передней панели смартфон и сунул его Лине под нос, предварительно найдя нужную картинку. Она вскрикнула от неожиданности. С экрана на Лину смотрела та самая «женщина в шапке с помпоном», с которой не так давно Лина ожидала «скорую», чтобы спасти умиравшего Кузнецова. Правда, сейчас шапки на ней не было, но Лина узнала ее по родинке на щеке и по ярко-рыжему цвету волос. – Виолетта Семеновна Круцко, – небрежно сообщил Елисей, довольный впечатлением, которое произвела фотография на Лину. – Мы взяли ее по другому делу, и дама, чтобы облегчить свою участь, поведала нам сию криминальную новеллу, достойную эпохи герцогов Борджиа и прочих отравителей. В тот день Куропаткин поручил ей следовать в машине за такси, в которое он усадил Петра Кузнецова. Она должна была лично убедиться: бандитский план сработал. Дамочка сделала все, как ей велели. Сфотографировала «скорую», которая увезла Кузнецова в морг, и даже его мертвое тело в черном пластиковом мешке. В итоге этой несложной работы она получила кругленькую сумму. – Спасибо, Елисей. Какой ты все-таки классный! Лина погладила друга по руке и чмокнула в щеку. – Эй, осторожней, я чуть руль не выронил! – рявкнул Елисей. Ухо сурового следака со стороны пассажирки слегка порозовело, и Лина поняла, что он доволен похвалой. Редакция в центре Москвы, наши дни Наутро Федор притащился в редакцию в отвратительном настроении. На лице красовалась большая ссадина после общения с Гиви. – Наверное, вчера что-то бурно отмечал? – Константин Полевой взглянул на Федора с любопытством и с сочувствием. – Ну чо, Фед, нарыл чо-нибудь? – лениво поинтересовался он. Федя в изумлении уставился на коллегу. Во внешности Костика произошли радиальные перемены. Спортивный обозреватель Полевой сменил неизменную красную бандану на темно-синюю, надел толстовку желтого цвета и, не желая того, превратился из дятла в огромную птицу-синицу. «Да уж, эту гигантскую «птичку» в клетку не засадишь, – подумал Федя, – на работе появляется всего-то на пару часов – чтобы начальству на глаза показаться, в секретариат зайти да в буфете с коллегами покалякать. В остальное время – голы, очки, секунды. Красота! Никакого риска вылететь с работы за несогласованную позицию, как у политических обозревателей, никакой опасности для жизни, как у журналистов-расследователей. Сплошной драйв и кураж. Знай себе клепай за компьютером заголовки: ««Астон Вилла» «Спартак» не остановила» или «Горячий лед фигуристов». Врать о расследовании не имело смысла. Все равно все всё скоро узнают. Редакция – как кухня большой коммуналки. Ничего ни от кого не утаишь, по-любому шептаться в коридорах будут. Федор хмуро взглянул на Костика и неохотно признался: – Нарыть-то нарыл, только вот толку… С таким «фактчекингом» только в стенгазету заметки кропать. Федор говорил правду. Документов, подтверждавших его гипотезу о судьбе «денег партии», для журналистского расследования было явно недостаточно. Договор Ивана Кузнецова с компанией Куропаткина, заключенный в середине девяностых, даже если Федор снабдит его своими комментами, Аккуратов не напечатает. Не хватает главных звеньев. Если дальше копать в этом направлении, Гиви может снова встретить его «на узкой дорожке», и тогда… О том, что случится тогда, думать не хотелось… Молчание Федора нарушила Даша. Она выглянула из своей «конуры» и сообщила: – Ленка звонила, спрашивала, как ты. Она очень ждет твой текст с именами тех, кто заказал Макса. Надеется, что они в конце концов будут наказаны. Или для начала хотя бы названы. Иначе, говорит, не понимает, как жить дальше… Малыш, конечно, отвлекает от мрачных мыслей, но, когда он спит, Ленке становится очень и очень плохо. Боюсь, как бы суицидом ее депрессуха не закончилась. Даша уставилась на Федора светло-злеными глазищами, полными слез и похожими на огромные ягоды крыжовника. – Мне пока нечего сказать ей, Даша, – вздохнул Федор. – могу только повторить, что не отказываюсь от своих слов. Но еще нужны, блин, время и поддержка силовиков, которой у меня, если сказать правду, нет. – Федя, зайди! – коротко потребовал по телефону Главный. По его тону Федор понял, что разговор будет не из приятных. – Звонили из Госдумы. Просили унять борзого журналиста Круглова. Дескать, полез туда, куда не надо. Типа сейчас не время поднимать разборки девяностых, надо о скорых выборах думать. Мол, Виталий Дмитрук «тяжеловес», влиятельный депутат Госдумы, глава комитета. В общем, копать под него не надо. Еще мне сказали, что у нас в последнее время то министров, то депутатов арестовывают, пора с этим заканчивать, а то скоро у народа исчезнут остатки уважения к власти, если они еще остались. Дескать, одна депутатка так и заявила: если пресса не остановится с разоблачениями, к власти в стране придет криминал. – А разве он еще не пришел? – хмуро спросил Федор и продолжил: – И что вы, Василь Васильич решили? Вопрос был явно лишним, Федя догадывался, каким будет ответ шефа. – Ты прекрасно знаешь, что наша газета живет на гранты от государства и на спонсорские деньги. Лишние скандалы нам ни к чему. Как ты догадываешься, учредители это не одобрят. В общем давай-ка, Федюня, завязывай со своими доморощенными расследованиями. И сам голову сложишь, и редакцию крупно подставишь. Короче, с завтрашнего дня я аннулирую твою аккредитацию в Госдуме. Хватит, ты уже «нарасследовал». Выше крыши. Кстати сказать, твое задание про повышение тарифов ЖКХ никто не отменял. Знаешь, Федя, меня еще в советское время руководство учило: разоблачать безобразия можно максимум на уровне начальника цеха. – Постойте, а как же Макс? Как же его вдова Лена? Я же обещал ей… Кто я после этого, Василий Васильевич? – Садись и пиши прочувствованный текст о прекрасном журналисте Максиме Крохотове, который погиб молодым, выполняя свой журналистский долг. Это будет твой вклад в память о Максе. Жду текст завтра утром. Аккуратов демонстративно уставился в экран монитора. Это означало, что разговор окончен. Сквер в районе Красной Пресни, наши дни Федор и Даша сидели на лавочке в сквере и ели мороженое, запивая его кока-колой из бумажных стаканчиков. – Представляешь, Дарья, вот такая фигня получилась. Обещал я Лене найти убийц Макса, а в итоге болтуном оказался. Мне четко дали понять, что в «красную зону» заходить нельзя. Либо с работы вылечу, либо последую за Максом, если не отступлюсь и продолжу расследование. Федор, сам того не ожидая, рассказал Даше о своих встречах с теми, кого он подозревал в гибели Макса, разумеется, не называя имен, чтобы не подвергать девушку опасности. Внезапно Даша разрыдалась. Федя растерялся. Уж этого он никак не ожидал, логичнее было бы самому заплакать от бессилия. Испытывала-испытывала его судьба, как добра молодца в сказке – и красавицами, и посулами должностей, и огненной водой, и кулаками чудища поганого. А что в итоге? А ничего, пшик! Федя взял руку Даши в свою и невольно улыбнулся. ладошки девушки были липкими от мороженого. Федя отпустил ее руку, извлек из рюкзака упаковку влажных салфеток и вытер Даше подрагивавшие пальчики. Девушка еще громче зарыдала, уткнувшись ему в плечо. – Пойдем, – сказал Федор, решительно поднимаясь со скамейки, – здесь недалеко. Даша пошла за ним, держа Федю за руку. Она ни о чем не спрашивала и продолжала время от времени всхлипывать. В лифте Федя обнял девушку и крепко прижал к себе. Он знал: если выпустит ее вот сейчас, в эту секунду, то уже никогда ничего между ними не случится. Он отпер дверь ключом и бросил на пол рюкзак. Затем рванул с себя куртку и бережно, словно распеленывал младенца, снял с Даши пальто и толстовку. Они продолжали стоять в коридоре, тесно прижавшись и боясь оторваться друг от друга. Наконец Даша подняла на Федора сияющие глаза, ставшие еще больше похожими на прозрачные ягоды крыжовника, и спросила: – Ты здесь живешь? – Ну да, снимаю, – пояснил он. – Как только стал более-менее зарабатывать, съехал от родителей.