– Атакуйте. Или бегите. Отвлеките их. Вас они не убьют, а мне нужно время, чтобы встать и достать оружие. Они ведь шпагу не отобрали? – Нет… – Отлично. Тогда действуйте. Песня мечей ускоряла темп. Таша коротко вдохнула – и, скатившись наземь, прошмыгнула между ног Рейна. Зайцем кинулась к лесу, поскальзываясь на глине, не успевшей высохнуть после дождя. – Держи её! …удар. У самых деревьев невидимая преграда отбросила Ташу назад, в руки одному из четверых. Её сгребли в охапку, зажав рот ладонью, но она брыкнулась, в отчаянной ярости прокусив прижатую к губам руку. – Ааа, тварь! – горло царапнуло лезвие меча. – Будешь брыкаться, драть, сама себе глотку вспоре… Вдруг вскрикнув, наёмник выронил клинок, точно тот раскалился докрасна. Ни один из амадэев даже не повернулся в их сторону – были слишком заняты поединком, – но Таша растерянно застыла в державших её руках, не зная, кого из двух благодарить за неожиданную помощь. Хотя, миг спустя вспомнив слова Арона о «безделушках», поняла: всё-таки тёмного. – Болван! – рявкнул Дэйв, опасливо оглянувшись на Воина. – С головы девчонки и волоса чтоб не упало! Таша прикрыла глаза, сосредоточилась… и шею снова обожгло: не холодом стали – огнём золота. Раскалившейся вдруг цепочки на шее. Стоило Таше притихнуть, отказавшись от мыслей о смене ипостаси, как боль мгновенно утихомирилась вместе с ней. …кажется, теперь она понимала, почему Воин не советовал ей перекидываться. В любом случае она уже сделала всё, что от неё требовалось. Задорный окрик заставил наёмников обернуться. Алексас стоял, вскинув голову, сжимая шпагу в опущенной руке; сброшенный плащ валялся чуть поодаль. На наёмников юноша смотрел спокойно, чуть прищурившись, словно следящий за мышью кот. – Как насчёт встречи с противником, который хотя бы не ниже вас на две головы? – предложил он, перекрикивая звон чужих клинков. – Очнулся, значит. – Дэйв осклабился. – Зря ты нас окликнул, мальчик. – Не в моих правилах со спины нападать, – безмятежно ответил Алексас. Двое кинулись ему наперерез, занося мечи, но юноша метнулся вперёд белой тенью. Сшиб с ног двоих, что встали у него на пути, непринуждённо увернулся от атаки третьего – и стремительным перекатом очутился за спиной того, кто держал Ташу. Наёмник вздрогнул и захрипел прежде, чем успел отпустить её или обернуться, – и Алексас выдернул девушку из его рук раньше, чем она рухнула наземь вместе с бездыханным телом. – Стойте здесь, – коротко велел он, прежде чем рвануть навстречу оставшимся наёмникам, кинувшимся к ним с яростным блеском в холодных глазах убийц. Одного Алексас стреножил – так быстро, что глаз едва успевал улавливать движения. Пока враг не поднялся, юноша пнул его мыском сапога в висок, и тот затих. Нырком уйдя от нацеленного в спину меча другого, перекатился к самому краю глиняного обрыва, легко отразив посыпавшиеся на него удары. Подрубив ногу второму противнику, одним метким пинком скинул его с обрыва; вьюном повернувшись к третьему, поднырнул под его руку, коротким уверенным движением вогнал меч в горло снизу… Когда тот упал, защищаться было больше не от кого. – Уже? – Алексас резко опустил руку со шпагой – кровь брызнула с лезвия на глину алыми бусинами; оттащил Ташу от тела, лежавшего лицом вниз. – И начать-то толком не успели. Она смотрела, как под мёртвым наёмником растекается, пропитывая хвою, кровавая лужа. Как это просто, оказывается, – убивать… – Вы в порядке? Таша кивнула. Дыша часто и неглубоко, но всё равно чувствуя разлившийся в воздухе тошнотворный металл, прижала руки к шее там, где ободом ныл ожог от цепочки. …Воин сделал всё, чтобы она не могла убежать. Чтобы ей не причинили вреда. Зато до наёмников ему не было никакого дела. Желай он их защитить, поединок не стал бы ему помехой. Да только к чему защищать ненужные больше пешки?.. – Что дальше? – глядя на амадэев, спросил Алексас. Кое-как сумев оторвать взгляд от тела на земле, Таша посмотрела туда же. Воин и Зрящий скользили по глине быстрее и бесшумнее ветра. Один наступал, танцуя вокруг противника, жаля клинком со всех сторон; другой парировал, держа безукоризненную оборону. В темноте их фигуры обернулись смутными очертаниями, клинок Арона – золотистой вспышкой, другой меч – редкими отблесками белого зарева молний. Удар, удар: с разворота, из-под низу, прямой, обманный. Глаз не смог бы определить движений, ведь на каждое уходил не миг, а доля мига. Выпад – отскок, удар – блок… «Убей, убей, убей», – пели клинки россыпью золотистых искр. Таша всегда думала, что сердце не может двигаться по грудной клетке, но сейчас оно падало вниз. Как бы хорошо Арон ни владел мечом, он не был Воином. Рано или поздно он допустит ошибку – Таша знала это; и расплатой за эту ошибку будут их жизни, их судьбы. А она должна просто стоять и смотреть, бессильная предпринять что-либо. …бессильная… Таша смотрела на амадэев, схлестнувшихся в схватке. Когда клинок вылетел из руки Арона, допустившего ту самую ошибку, – проигнорировав бездну, от этого зрелища разверзшуюся в животе, и слабость, сковавшую ноги, сорвалась с места и побежала. – Таша!.. Ей почудилось, что к крику Алексаса примешался крик Арона, но она уже была у обрыва – и, оттолкнувшись от глины, прыгнула вперёд. Пустота распахнула свои объятия. Таша зависла над чёрной пропастью в блаженном, хорошо знакомом ощущении невесомого полёта, в томительном миге перед началом падения: будто она вновь в черноте между жизнью и смертью, готовится шагнуть вперёд и упасть, чтобы вернуться… но в миг, когда она действительно начала падать, невидимая рука больно перехватила её за талию, рванув обратно. Таша кубарем прокатилась по глине, жмурясь, чтобы хвоя не попала в глаза. Замерев, незамедлительно вздёрнула ресницы вверх. – И что это было? – холодно осведомился Палач. – Только не говори, что ты забыла, что не сможешь перекинуться. Оба амадэя застыли в неподвижности. Тёмный – с клинком, будто рвущимся из его вытянутой руки, целя в горло обезоруженного Арона. Светлый – глядя на неё в немом изумлении. Алексас стоял в стороне: то ли не в силах, то ли не смея вмешаться. Рывком сев на колени, Таша рассмеялась хриплым, каким-то чужеродным смехом: – Ты ведь не хочешь моей смерти, верно? Тогда отпусти нас. Всех. И мою сестру. Или я убью себя. Меч Зрящего золотился на земле прямо перед ней. Гром зарокотал где-то над её макушкой. – Я ведь нужна тебе. Ради того, чтобы посадить меня на престол, или ради каких-то других твоих планов, но я нужна тебе. Живой. – Таша смотрела в глаза Палача. Страха не было, лишь отчаянная уверенность в том, что так надо. – Ты не можешь посадить меня в клетку и вечно не спускать с меня глаз. Рано или поздно я сделаю это, и тогда можешь попрощаться со всеми своими хитрыми планами и замкнутыми кругами. – Убьёшь себя – и обречёшь сестру на смерть? – Ты хочешь сказать, что когда-нибудь отпустишь её? Если с её помощью можно управлять мной? – А как же твои рыцари? – Умереть за меня – их долг. Она ответила это куда легче, чем ей, наверное, хотелось бы. …страха не было, и сомнений – тоже. Если ей не дадут свободы, она возьмёт её сама. Свободу от игрушечной жизни, свободу, которую у неё больше никто не сможет отнять. – Ты этого не сделаешь, – голос Палача казался спокойным. – Сделаю. Уже умирала, не так и страшно. Она не знала, отчего эти слова заставили его лицо так измениться. Возможно, потому что наконец заставили понять: это не пустые угрозы. – Таша, не надо. – Оклик Арона вынудил её посмотреть в лицо тому, кого она любила и ненавидела. Любила ли? Она и этого не знала. – Это не выход. Никогда не выход. …ненавидела ли?.. Белая вспышка на миг лишила возможности видеть. Ещё прежде, чем её догнал гром, Таша услышала вскрик, глухой удар… Затем темнота, рассеиваемая костром, вернула ей способность видеть – и крик застыл на её губах. – Значит, ты хочешь свободы. – Воин царапнул клинком горло Зрящего, повергнутого на колени. – Тебе, сестре и мальчишкам, я правильно понял? – Кивнув на меч Арона, лежавший на глине, он за волосы вздёрнул голову брата выше. – Тогда – убей его. Таша уставилась на него. – Убей его, – повторил Палач, – и, клянусь, я сниму заклятие с твоей сестры. Убей его, и, клянусь, я отпущу тебя и твоих друзей на все четыре стороны. Клянусь. И если я нарушу клятву, да оборвётся моя жизнь на этом самом месте. …даже Таша знала: клятвы магов всегда принимались к учёту. Не нужно было никаких заклятий – каждое слово, следовавшее после «клянусь», само по себе было заклятием. Он предлагал это всерьёз. – Перед тобой три дороги. Умри – следом за тобой умрут все, кто тебе дорог. Скажи «нет» – я отпущу тебя, ибо ты права: твоей смерти я хочу меньше всего. Но отказом ты не спасёшь ни моего дорогого брата, ни крошку Лив. Скажи «да» – и вы будете жить, свободные и счастливые, насколько возможно. Все, кроме Арона.