Его плащ прошуршал совсем близко. Таша вздрогнула, когда чужие пальцы коснулись её руки, но удержалась от того, чтобы взглянуть на него. Следом исчезло ощущение давления на ладонь, с которым она успела свыкнуться: это Палач снял платок, которым Алексас перевязал её рану. Невесть откуда повеяло мятой, зверобоем и подорожником. Когда ладони ласково коснулось что-то прохладное и вязкое, успокаивая боль приятным холодком, Таша хотела вывернуть руку – и не смогла. – Не бойся. Я не причиню тебе вреда, – сказал враг, возясь с её раной, втирая в кожу целительную мазь. – Ты слишком хрупкая и дорогая игрушка, чтобы бездарно тебя испортить. – Она почувствовала, как шёлк платка вновь обвивает руку, затягиваясь крепким узелком. Следом услышала, как Палач встаёт. – Сколько лет я замыкал этот круг! Если бы ты только знала, как много интересного ждёт тебя на уготованном мною пути… Так и тянет рассказать – но, увы, испорчу эффект… …это куда больше походило на речь злодея. Только вот Таша не могла отделаться от ощущения, что в интонациях сквозит нечто нарочитое: словно он играл злодея – столь же усердно, как заставлял её играть потерянную принцессу. Холод мурашками побежал по Ташиной спине, когда он поставил её на ноги, взяв за плечи цепкими пальцами, пахшими мятой: – Посмотри на меня. Она лишь зажмурилась крепче, вдруг осознав, что от него не пахнет ничем, кроме этой проклятой мяты – будто тело его было лишь сгустившимся воздухом. – Я ведь могу и заставить. – Он говорил так тихо, что голос почти сливался с шипением огня. – Но если будешь вести себя хорошо, сниму заклятие. Вдалеке глухо заворчала громом грозовая туча. Таша разомкнула веки. Его глаза были серыми, отливающими в голубой. Светлыми, совсем не злыми, жуткими в своей участливой человечности. …Таша никогда не знала, что такое ненависть. Ей просто некого было ненавидеть. Сейчас ненависть была единственным, что у неё осталось. Если б только можно было разбить в кровь это лицо, ударить, избить, разодрать – чтобы он ощутил хоть сотую часть её боли; если б можно было отнять у него всё, что ему дорого, стереть это в порошок, в прах – но у него, верно, и нет ничего, чем бы он дорожил… Я хочу, чтобы ты умер, мразь. Хочу, чтобы ты лежал мёртвый, холодный, в земле, где только черви составят тебе компанию… Он усмехнулся как-то странно… весело?.. Разжал руки, отступил на шаг – и Таша поняла, что стоит на ногах. Сама. – Пытаться бежать или перекидываться не советую. – Палач с интересом ждал её реакции. – Не забывай, кто я. Далеко не убежишь, сильно не навредишь. Она посмотрела на амадэя, чьи одежды казались отрезом ночной тьмы. Обвела взглядом наёмников у костра, стену леса вокруг маленькой площадки, отвесный обрыв позади. Опустила глаза на тело Алексаса у своих ног. – Он просто спит. Ничего серьёзного. Плевать, что попытка бегства обречена, думала Таша. Было бы плевать, если бы не… – Освободи Лив. И мальчишек. – В её голосе не было страха. – Я же у тебя, ты своего добился. Он покачал головой: – Боюсь, ты наделаешь глупостей, если будешь знать, что тебя ничто не держит. Таша сжала кулаки, и утихшая было боль вновь резанула ладонь. – Чего ты хочешь? – всё-таки спросила она. Палач улыбнулся, и от этой улыбки жуть пробрала Ташу до костей. – Увидишь. – Лиар! Услышав знакомый голос, один её кукловод обернулся – чтобы увидеть, как выходит на свет второй. Некоторое время Воин и Зрящий, выбредший из темноты, просто смотрели друг на друга: две тени, разделённые неровным пламенем костра. Потом первый, не отводя взгляда, махнул рукой. Наёмники мгновенно вскочили – двое сгребли за руки Ташу, не рискнувшую вырываться, ещё двое подхватили Алексаса, и пленников оттащили в сторону, освобождая амадэям место для долгожданного свидания. – Здравствуй, Арон. – Воин сделал шаг вперёд, и мягкая безрадостная улыбка скривила его губы. – Рад тебе несказанно. Сколько лет, сколько зим… сотня, полторы? – Приветствую, Лиар, – сказал Зрящий, двинувшись ему навстречу – без намёка на улыбку. – Не желаешь, чтобы я здравствовал? Алексаса бесцеремонно швырнули на землю, Ташу – следом, прямо на него. Амадэи, даже не взглянув в их сторону, остановились в нескольких шагах друг от друга: тот, кто воплощал тьму – склонив голову набок, как любопытный мальчишка, тот, кто воплощал свет – держась ровно и прямо, чуть вскинув подбородок. – Как тебе моя новая игра? – не дождавшись ответа, вымолвил Палач весело. – Превзошёл сам себя. Даже я не ожидал, что ты сможешь пойти на такое. – Взглянем правде в глаза, брат: твои ожидания на мой счёт редко соответствуют действительности. Иначе мы бы не оказались здесь. – Отпусти их, Лиар. Я здесь, чтобы закончить игру. Сейчас. – Не бежишь с поля боя? Неожиданно. – Я хочу спасти их. – Не больно ты рвался кого-то спасать, когда Таша выкрадывала сестру из трактира. Ты ведь прекрасно знал, что я рядом. Встреться мы тогда лицом к лицу, я бы мог ещё оставить её в покое… Во всяком случае, не подвергать всему, что в итоге её ждало. – Лжёшь. С чего бы тебе обрывать игру, толком не начав? – В начале всё бывает иначе. – Лиар потянулся к застёжке плаща, и тот небрежными складками опал на колючую хвою, покрывавшую глину. – Но ты сам пожелал продолжить – и всё пошло по-моему. Сухая гроза бурчала громом, медленно приближаясь к карьеру. Зарницы ниточками мелькали в черноте между небом и землёй. Арон смотрел на противника так внимательно, что это внимание маской скрывало все эмоции. – Хочешь, чтобы я отпустил их? Тогда – поединок. – Лиар взялся за рукоять меча, и языки пламени отразились в обнажённом на полпальца клинке. – Победишь – освобожу всех. Нет – мне решать, что с вами делать. Вместо ответа Арон протянул руку за спину. Амадэи не могли обратить свои силы друг против друга. Но мечи – пожалуйста. Клинки они обнажили одновременно. Одинаково беззвучно. Только двуручный меч Воина оказался куда массивнее оружия Зрящего. – Неплохо ты всё спланировал. Не могу не признать. – Отшвырнув поодаль пустые ножны, Арон наконец взглянул в Ташину сторону. Не на неё: на тех двоих, что стояли рядом. – Кажется, мы знакомы? В горле Рейна заклокотал глухой рык. Другой оборотень нервно переминался с ноги на ногу. – И долго им пришлось латать раны? Я не больно-то вежливо с ними обошёлся. – Лезвие клинка Зрящего золотилось в темноте. – Пришлось мечом, увы. С твоей стороны было весьма предусмотрительно снабдить их такими же безделушками, какую ты оставил Таше. В каждую заключил частицу себя?.. Не самый сложный обряд, зато мои силы оказываются бесполезны. – Не мог же я допустить, чтобы ты не остался без лошади, не задержался в трактире и не встретил нашу девочку, которую я вёл навстречу тебе. Сейчас они в форме, не беспокойся. Целительные мази творят чудеса. – Да, ты можешь позволить это для своих наёмников. – К твоему сожалению. Они посмотрели друг другу в глаза: одна непроницаемая серая сталь против другой. Когда мечи скрестились, с клинка Зрящего в воздух выбился сноп золотых искр. – …а теперь, Таша-лэн, прошу доложить обстановку. Она вздрогнула – не то от молнии, вспышкой хлестнувшей её по глазам, не то от шёпота в самое ухо. С трудом отведя взгляд от амадэев, повернула голову; светлые волосы, давно освободившиеся от лент, волной скрыли лицо Алексаса. – И давно вы не спите? – прошептала она ему в самое ухо. – Достаточно. Двоедушники отходят от многих заклятий легче обычных людей. Сделайте вид, что плачете. – Его шёпот больше походил на свистящие выдохи – и, сообразив, что это поможет замаскировать переговоры, Таша послушно задрожала в притворных рыданиях. – Кто нас стережёт? – Четыре наёмника. – Вздрагивать, думала Таша. Не забывать, что ты плачешь. – Двое оборотней. Есть идеи? Мгновения, которые он искал ответ, отдавались в её ушах песней скрещённых клинков. Она даже различала слова – точнее, слово. Всего одно. «Убей». – Атакуйте их. Таша изумлённо распахнула глаза: – Что?