– Откуда путь держите, святой отец? – спросила она, чтобы поддержать беседу. Гладкий шёлк пояса выскальзывал из-под пальцев. Пришлось обвить талию дэя и сомкнуть ладони в замок, прижавшись к его спине. Понять бы ещё, что в этом смущает больше: столь фамильярная близость с незнакомым мужчиной – или со священнослужителем. Таша привыкла держать дистанцию и с теми, и с другими. Жаль, что ножны с мечом дэй приторочил к седлу. Он их вроде через плечо носит, вот и вцепилась бы… – Из Озёрной. Я пастырь в деревеньке у озера Лариэт. – Лариэт… это у самых гор, кажется? – Верно. Некоторое время Таша терпеливо ждала ответных вопросов. – Фаргори-лэн, я придерживаюсь мнения, что собеседник сам расскажет то, что хочет и может, – наконец заметил дэй. – Если же он молчит, значит, на то есть причины. Тонко подмечено. – Я… из Прадмунта. – А. Так вы из той самой семьи Фаргори… – Которые делают тот самый сидр, да. – Вашей семье и вашей деревне есть чем гордиться. – Вы бы это нашему пастырю сказали. – Таша зевнула. – Он так не думает. Серость, со всех сторон – непроглядная серость. Ни света, ни темноты: только серый цвет, только туман и странные скользящие тени. Сознание тоже туманилось – утопленниками в памяти всплывали ненужные воспоминания, ненужные мысли, ненужное… …зачем ты спешишь, зачем едешь туда, шептал тонкий голосок на грани сознания; даже если наёмники будут в том трактире, даже если ты их нагонишь, тебе с ними не справиться, не спасти Лив, не уйти живой… …и святоша наверняка их дружок… …глупая, глупая, глупая… – Осторожно! Таша открыла глаза в миг, когда дэй поймал её соскальзывающие руки – прежде, чем она успела упасть с коня, – и судорожно вцепилась в чёрный шёлк. – Вы задремали, Фаргори-лэн. – Кажется… Сердце металось перепуганной кошкой в тёмной коробке. – Расскажите о вашей деревне, Фаргори-лэн. – Не думаю, что вам… – Ошибаетесь. Мне будет интересно. Я весь внимание. С другой стороны, разговор – хороший способ прогнать сон. На это он и рассчитывает?.. – Ну… Прадмунт… – Вы не больно-то жалуете своего пастыря, Фаргори-лэн, – дэй облегчил ей задачу. – Я не обязана его любить, святой отец. – А уважать? Таша помолчала, обдумывая ответ. Оскорбление церкви и её слуг – богохульство. Оскорбление своего пастыря – тем более. Будь Таша дома, за любые её сомнительные слова последовала бы кара – если бы, конечно, кто-то услужливо донёс о них пастырю; а когда ты бросал эти слова не в кругу семьи, это было почти гарантированно. Но она далеко от дома, дэй – не их пастырь, и что-то подсказывало Таше, что все её слова останутся между ними двумя. – Он упивается своей властью. Тем, что может поставить на колени любого, – всё-таки сказала она. – Он просто… фанатик. – Если он искренне верит в то, что делает, это уже заслуживает уважения. – Верит? Да это не вера, это… – Фанатизм – крайность, но крайность прежде всего веры, которая и должна быть в дэе. Если вам встретится один из тех ханжей в рясе, коих, к сожалению, немало… или один из тех, кто пользуется своим положением, дабы вершить отвратительные, страшные дела – с такими же девочками, как вы, или с мальчиками, или с совсем детьми… вы поймёте, что есть вещи похуже фанатизма. Когда Таша поняла, что она здесь не единственный богохульник, она досадливо осознала, что спутнику вновь удалось лишить её дара речи. – Зимой пришлый колдун изнасиловал мою сверстницу, – вымолвила она потом. – А на исповеди наш пастырь советовал ей утопиться. Переродиться, чистой смертью смыв грязь с души. Она говорила. – Но наверняка кое-кто из селян был согласен, что это едва ли не лучший исход. Нравы деревенских жителей всегда оставляли желать… большей широты. На обесчещенной девушке для них лежит вечное клеймо. Сами знаете. – И что? – Представьте теперь, что ждало бы эту девочку в будущем. Представить было нетрудно: начало этого будущего Таша уже видела. Косые взгляды. Шёпот за спиной. Жалость. Смех. Презрение. Одиночество – ведь все брезгуют взять в жёны «нечистую». Непонимание – ведь ты ни в чём не виновата. Ненависть – ко всем этим чистым людям. Уйти – страх, неизвестность и один шанс из ста, что найдёшь своё место; остаться – пустой дом, потрескивание углей в тишине, сводящей с ума, похороны, на которые никто не придёт… – Так она утопилась? – спросил дэй, когда молчание затянулось. – Она сбежала, чтобы не позорить семью. И не терпеть такое отношение. Подалась в большой город, думаю. – Надо полагать, родители не особо рвались её искать. – Нет. С тех пор её никто не видел. – Вы знаете, что с ней сталось? – Нет. – Тогда не факт, что умереть для неё не было бы лучшим вариантом. Таша не нашлась, что возразить. – Пожалуй, – помолчав, сказала она, – лучше поговорить о другом. Какое-то время ответом ей служила лишь туманная серость. – Рассвет скоро, Фаргори-лэн, – бросил дэй. – Там будет легче. Поверьте. И почему кажется, что он говорит не только о погоде? Даже не столько о погоде… Что ж, попутчик Таше определённо попался интересный. И их недолгое путешествие обещало выйти… занимательным. Когда сквозь серость наконец пробилось солнце, выяснилось, что уже за полдень. С первыми же лучами туман рассеялся, будто его и не было, открыв белые одуванчиковые просторы с сиреневыми крапинками чертополоха. Ветер потеплел и повеял сладким, небо засияло безупречной лазурью – лишь где-то на горизонте дрейфовали ватные кручи облаков, наползая на бледную четвертинку Аерин. Таша не сразу вспомнила, что из трактирного окна одуванчики выглядели вовсе не белыми. Она не знала, как дэй умудрился не потерять тропу в тумане, но сейчас они скакали по ней. Тропка была прямой, как натянутая нить, почти столь же узкой, но видной отчётливо – и Ташу это только насторожило. Не так часто путники захаживали на Равнину, чтобы её протоптать. – Пора сделать привал, – произнёс дэй. – Я думала, когда мы минуем Равнину… – Боюсь, к этому времени ваш конь успеет порядком выдохнуться. – И где тогда… привалимся? – Таша оглядела окружающие просторы: картина была не то чтобы безрадостная, но вот её бескрайность не особо веселила. – За рекой. – За какой… а. Река, казалось, возникла впереди только потому, что её упомянули. Вместе с шумом бегущей воды, которого – Таша готова была поклясться – до этого не доносилось. Скорее не река, а речушка, через которую кто-то перекинул резной каменный мост коромыслом: под такими в сказках обычно сидели тролли… Ах да. Никаких троллей. Ложные Земли не держат зла.