Загуляла. Бывает. После Таша спросила у мамы, почему колдунья помогла ей, да ещё и не привлекая всеобщего внимания к её природе. «Потому что маги тоже отличаются от всех», – последовал ответ; и в тот день Таша впервые задумалась, что наделённым Даром живётся, возможно, немногим легче оборотней. А ещё с того дня она ненавидела темноту. Ведь именно в ней она впервые узнала, что такое «потом». …непрошеные воспоминания лезли в голову, пока Таша лежала, глядя во тьму, и время размывалось в этой тьме. Лежала – и впервые с ночи, когда она вернулась с того света, снова чувствовала сладостный зов небытия, с которым познакомилась в том колодце и который так часто сулил освобождение от боли, с тех пор как она покинула дом. Лежала, пока не наступила тишина, отозвавшаяся звоном в ушах, и кто-то не коснулся её руки: – Как ты? – Ты должен спать, Алексас. – Позволь мне решать, что я должен. – Краем глаза Таша видела, как он растягивается на чертополохе рядом с ней – на боку, подложив руку под голову, так, чтобы видеть её лицо. – Джеми наложил заклятие, но переговоры поручил мне. Можешь спрашивать что угодно, нас не услышат. Таша смотрела вверх. – Для начала можно задать пару вопросов касательно наших дальнейших планов и твоих новых знакомых. А там, глядишь, и разговор завяжется. Таша едва слышно вздохнула. – Он спас меня, Алексас. Воин. От оборотня. Это он убил его, не я. – Она сжала руку, которую поранила вчера. От раны уже не осталось и следа: целебная мазь, которой её так заботливо смазали, сделала своё дело. – И он всё ещё здесь. Рядом. Ищет меня. Таша никогда не думала, что проявление чьей-то заботы может быть пыткой. Как мало, оказывается, она знала о пытках. – Откуда ты знаешь? – Просто знаю. Чувствую. Она и правда чувствовала его взгляд в окружающем мраке. Враг был где-то здесь: следил за ней, искал её, но не мог найти… пока. – Ну конечно, – задумчиво пробормотал Алексас. – Амадэй должен это уметь. – Что уметь? – Покидать тело. Странствовать разумом. Я ещё подумал об этом, когда он так легко исчез… как будто он сотворил временное тело, а потом развеял чары. – Значит, тот поединок изначально был нечестным? – С чего ты взяла? Алексас произнёс это с осторожностью человека, голыми руками касающегося открытой раны. – Раз тело не настоящее… в таком состоянии магу наверняка ничего не угрожает. – Нет. Если убьют временное тело, а маг не успеет его покинуть, его разум умрёт вместе с ним. И с настоящим телом случится удар. Кровоизлияние в мозг. Таша помолчала. Если это и могло её утешить, то не сильно. – Мне казалось, на Равнине магия не действует, – нарочито спокойно произнесла она. – И тем не менее вы колдуете. – Магия, несущая зло, на Ложных землях не действует. Или искажается. Мы же зла не несём. Зато магам крови лучше сюда не заглядывать. Единственное, что здесь имеет настоящую силу и вес – твоя душа: заклятия, оружие – всё второстепенно. …возможно, это и было причиной, по которой Палачу приходилось проявлять осторожность в её поисках. Едва ли темнейшая душа в королевстве могла появиться здесь без опаски – даже при всём её чародейском могуществе. Жаль только, Таша не могла поселиться на Равнине навечно. – Мы наделали столько шума, – пробормотала она. – Не больно-то осмотрительно. – Какая теперь разница? Кеары ведь знали, что мы здесь. Вот когда будем пробираться к порталу, тут придётся действовать тихо. – К порталу?.. – В Арпагене ждёт наш человек. Оттуда есть налаженный ход в адамантскую штаб-квартиру. – И с чего вы взяли, что её не постигнет участь Камнестольнской? Таша понимала, что вопрос её далёк от деликатности. Но сейчас ей было не до того. – Из «Тёмного венца» выжили мы четверо, – сказал Алексас, – и за нас я ручаюсь. В конце концов, не столь глуп предатель: ясное дело, что подозревать будут кого-то из выживших. Он один из тех, кто остался в штаб-квартире и погиб… якобы. – Думаешь? – Готов поклясться. Я знаю Герланда и знаю Найджа. – Но в вашем сообществе есть не только человек короля, предавший вас, но и человек Палача, который помог нам встретиться. Если не сам Палач. Вы с братом должны это понимать. – Тогда почему ты согласилась к нему присоединиться? – У тебя есть что предложить мне в качестве альтернативного варианта? – равнодушно спросила Таша. – Втроём нам с амадэем не справиться. Хотя бы часть твоих сообщников будет на моей стороне – и только на моей. – Не факт, что с Венцом исход не будет тем же, чем и без него. Если не хуже. – Алексас резко сел, заставив ковёр из одуванчиков захрустеть. – Я очень хорошо знаю Герланда. Я знаю, что стоит тебе переступить порог штаб-квартиры, и он будет диктовать каждый твой шаг. Все они… ты и шага без дозволения сделать не сможешь. Кто-то будет любить тебя, большинство – уважать, но в конечном счёте ты снова будешь разменной монетой, только в другой игре. Я сомневаюсь, что даже если все мы доживём до твоего вступления на трон, что-то изменится. Они никогда не оставят тебя в покое. И на престол хотят возвести с единственной целью: чтобы править самим. – Я понимаю. – И принимаешь это так спокойно? Таша скатывала в пальцах кончики крупных, перистых, горечью пахших листьев. – Чтобы спасти Лив, я готова… – А если они не смогут её спасти? Слова замерли на губах нитью, оборвавшейся посреди очередного стежка. – Я уже говорил: я очень хорошо знаю Герланда. Лучше, чем он думает. И то, как он говорил с тобой… Он не может спасти твою сестру. – Алексас говорил спокойно – и с той же горечью, что разливали в воздухе израненные одуванчики. – Ему об амадэях ведомо больше, чем мне, чем Найджу, чем кому бы то ни было. В Лесном Королевстве ещё живут те, кто был с ними знаком. Герланд знает, что ему не победить, да только ему и нет дела до твоей сестры: ему нужна ты. Только ты. А она – твоё слабое место. Ты пойдёшь за Венцом ради неё, а когда её не станет, сломаешься окончательно. И подчинишься любым приказам, потому что тебе будет всё равно. – Тогда я умру. – О, нет. Не умрёшь. Они этого не допустят. Есть много способов возродить в человеке желание жить. Красивые речи о тех, кто отдал свои жизни ради твоей. Напоминание о любимой матушке, которая желала бы тебе долгих счастливых лет, причём на троне. Они не остановятся ни перед чем, даже если придётся магически вмешаться в твоё сознание. Герланд ещё далеко не самый беспринципный в этой компании. …у неё из-под ног выбили все опоры, и она летела вниз, цепляясь ногтями за случайные выступы, которые на миг замедляли падение – а потом выворачивались, ускользали из-под пальцев, вновь не оставляя ничего, кроме пустоты и неумолимо приближающегося дна. Её бросили одну в тёмном лабиринте, и сейчас она блуждала по бесконечным коридорам нескончаемого мрака; порой впереди мелькал свет, но в который раз она заходила в тупик, когда тот оказывался лишь губительным миражом. В непроницаемой тьме ведь часто мерещится свет… – Ты бывала здесь раньше? – Да, – едва слышно откликнулась Таша, механически размыкая губы. – И какой тогда была Равнина? – Одуванчики – белыми. Небо – голубым. Она не знала, зачем её спрашивают об этом. Старалась лишь не нырнуть слишком глубоко в память, немедля растянувшую перед глазами картинку плоского камня и сидящей на нём фигуры в фортэнье. …сколь бы многого ни утаивал от неё Арон Кармайкл, хотя бы две вещи в итоге оказались правдой. Он любил её – как она его. – Ложные Земли отражают души пришедших. Чувства, царящие в них. Они каждому видятся по-своему. – Алексас обвёл рукой темноту. – Какой ты видишь Равнину сейчас? Таша подняла взгляд, посмотрев во мрак – и только сейчас осознала, насколько холоден ветер, скользивший по её лицу, и до чего колюч окружавший их чертополох. – Так вот я не хочу, чтобы ты жила такой, – сказал он, прочтя ответ в её лице. – Алексас, если я не приму помощь Венца… – Мы можем обратиться к Норманам. К Мастерам Школы. – Не можем. Ты знаешь. Правда о том, кто я, рано или поздно всплывёт, и то будут уже не байки о последней Морли. – Я знаю одно. Венец для тебя – неверный путь. И попробовал бы кто сказать мне об этом пару шестидневок назад, я бы рассмеялся ему в лицо. Но тогда я ещё не знал тебя так, как знаю сейчас. Таша отшвырнула лиственный комок во тьму. Вспоминая всё, что услышала сейчас, и то, что видела и слышала когда-то.