Девочка скорчила рожицу и оскалилась. Широко взмахнула, показав на окружающий лес. В бирюзовых глазах плясала тревога. Нарьяна положила корзинку, раскрыла рот и совершила возле губ движения пальцами: «А теперь повтори словами». Ребенок быстро учился, понимая и перенимая на свой манер язык жестов матери. Для Фингри это было своего рода игрой. Веселой, бесконечной. Вот только, к огорчению Нарьяны, дочь редко пользовалась обыкновенной речью. – Здесь точно нет чудовищ? – робко спросила та. «Ну конечно нет, милая. Дядя Гурвильд и дедушка Хвайниг расставили вокруг нашего леса ловушки, наложили добрые заклятья на много-много шагов отсюда». – А как увидеть эти за… закля… заклянья? «Никак, – развела руками мама. – Но злые духи и чудища их видят и боятся, как огня». Кажется, это не убедило Фингри. Мать ласково улыбнулась. «Да только посмотри вокруг! Разве могут здесь прятаться монстры?» Летний бор дышал теплом и спокойствием. Высокие, стройные, как мачты, сосны тянулись к васильковому небу. Не жадничая, они пропускали сквозь кроны нежные, ласкающие все живое лучи. В их свете лес преображался. Иголки наливались зеленью молодой травы, источая расслабляющий запах хвои. Казалось, еще сильнее высыхал мох. Щедро усыпанный бусинами цвета фиалок, он хрустел под ногами, как настоящий снег. Радуясь погоде, вовсю резвились белки, гоняясь друг за другом по шершавым стволам. Птицы распевали мелодичные трели, даже голос кукушки, всегда казавшийся Нарьяне печальным, звучал радостно. Что и говорить, денек выдался на редкость приятным. На этот раз Фингри кивнула в знак согласия и продолжила сбор ягод. Нарьяна вернулась к своим думам. Мысли о чудищах и впрямь не пугали женщину. Все-таки о безопасности этих мест позаботились шаманы из дружины Грайдис. А вот слухи о нападениях, которым подверглись деревни и даже крупные поселения в других свальдах, – очень даже. Рассказы выживших разнились. Кто-то рассказывал о сотнях прекрасно обученных воинов, кто-то – о горстке дикарей с разукрашенными лицами и ржавыми топорами. Кто-то вообще твердил о том, что бойню устроили обретшие плоть духи, разодетые в шкуры животных. Поначалу она не верила молве. Столько лет прожив на Севере, изучив местные обычаи и достаточно слышав о непростой цене мира, Нарьяна не могла представить человека, который осмелился бы пойти на такие преступления. Это пугало больше всего. Это – и невозможность выйти на след убийц. Для обычных разбойников, решивших поживиться чужим добром, пока почти все мужчины Эргунсвальда бились за Стылым морем, размах атак был слишком велик. В существование других племен, годами скрывавшихся на просторах Севера, тоже верилось с трудом. Фэрлы ведь не просто так правили своими землями. Захватчики с других континентов? Скорее, это будет армия, целиком состоящая из одержимых. Ни один правитель мира не хотел бы навлечь на себя гнев Благословленного Предками. Как бы то ни было, Нарьяна не сомневалась: виновных скоро найдут и накажут, а когда война закончится – об угрозе вообще забудут. По-другому и быть не могло. Кроме того, она понимала, что дерзкие налетчики вряд ли сунутся в земли вождя, тем более в окрестности Скаймонда. Вспомнив об этих доводах, Нарьяна приободрилась. Когда приблизился полдень, мать и дочь остановились на привал. Выбрали светлую полянку, которую, обнаружив маленькие круглые следы лап и характерный помет, тут же прозвали «заячьей». Пряный морковный пирог и хлебные лепешки быстро заглушили урчание животов. Наевшись вдоволь, Фингри легла, положив голову на колени Нарьяны. Закрыв глаза, подставила лицо с крапинками веснушек на щеках солнцу. Довольно прищурилась, греясь. Мать достала костяной гребень и принялась аккуратно расчесывать медно-рыжие локоны дочери. Нарьяна не торопилась. Занятие нравилось, но в то же время навевало грусть. Она бы и сама сейчас хотела, чтобы ее волосы ласкала кое-чья рука, сильная и одновременно нежная, как лепесток ромашки. Думала, как было бы прекрасно, если бы могла опереться на крепкое, надежнее любой стены, плечо. Как расцвела бы, ощутив то самое дыхание. Глубокое и быстрое. Холодное, как айсберг, обжигающее, как лава. Вокруг ее шеи. Груди. Живота… Но ей оставалось лишь мечтать и вспоминать, каждый день видя в отражении глаз дочери лицо Брудвара. Пора бы смириться, ведь они еще долго не смогут встретиться. Вести об окончании войны все не приходили. И не было никакой надежды на ее скорое завершение. Это ранило и пугало. Взросление Фингри давало обильную пищу страху. И чем старше становился ребенок, тем тревожнее было на душе. Нарьяна хорошо знала мужчин. Особенно ту их часть, которая жаждала подчинить мир. А любая женщина, при определенной сноровке, может стать для мужчины неизведанной и манящей. Секрет был в том, чтобы поддерживать ореол тайны вокруг себя как можно дольше. И пусть она всю жизнь была немой рабыней, но она умела пленить хозяина. Прикосновениями. Жестами. Взглядом. Конечно, не всегда все шло, как ей хотелось. До знакомства с Айтулом ее часто брали силой, да и сам фэрл аркалов, несмотря на кажущуюся доброту, не отличался долгим терпением. В последние годы уж точно. Еще она знала, что, познав женщину, рано или поздно мужчины теряют интерес к ней. Долгая разлука с Брудваром заставляла думать об этом каждый день. Она не сможет удержать вождя, если огонь его страсти погаснет. К тому же в голове любимого давно бурлили мысли о великой победе и славе. Нарьяна видела: Брудвар жил этим, хоть и говорил обратное. Лгал, не догадываясь. Испытывала ли она обиду? Скорее, да. Чувство было сложно держать в узде, оно лилось от сердца. Злилась ли Нарьяна? Нисколько. Вождь и так дал слишком многое. Годы назад она ушла за Брудваром в холодную неизвестность. Ей было нечего терять, у аркалов ее ждала роль прислуги. Быть может, пришлось бы ублажать кого-то из родственников фэрла. На нее успели положить глаз многие. Стать наложницей правителя Севера виделось ей лучшей судьбой. Конечно, тогда она не верила его заманчивым обещаниям. Но Брудвар оказался человеком слова. И тем единственным мужчиной, которого она целовала искренне. Она ценила, что вождь ни разу не заставил ее поступиться своей волей, хотя и мог это сделать. Ей нравилась эта свободная жизнь. Стены города, куда так звал ее Брудвар, напоминали о рабском прошлом. Нарьяна и с закрытыми глазами могла бы описать ту самую площадь, где за нее, еще девочку, чуть ли не дерясь, галдя, визжа, как стадо свиней перед корытом, торговались, словно она была дорогой вещицей. Кроме того, в Скаймонде жила Аструд – законная жена Брудвара, о которой он никогда не упоминал. И Нарьяна знала почему. В Очаге валькюну не слишком-то любили, и жители охотно рассказали, что произошло между супругами и в какую, по их словам, злобную тварь та превратилась после размолвки. Нарьяне хватило ума понять: Аструд следовало опасаться. Конечно, вождь не дал бы ее в обиду, но даже он вряд ли догадывался, как могут быть коварны и мстительны женщины. Раньше это не слишком-то беспокоило Нарьяну. Но с рождением дочери и отъездом Брудвара к ней пришло острое осознание перемен. Что станет с ними, если вождь разлюбит ее? Что, если после войны, они окажутся не нужны Брудвару? Что будет с Фингри? Отец ведь даже не знает, как она выглядит! Позаботится ли о ней, как обещал? А если нет?! Что, если он вообще не вернется? О последнем Нарьяна старалась не думать, но страшная мысль еженощно, до тошноты и слабости, кружила голову. Женщина молила богов и Предков, солнце, луну и звезды, чтобы Брудвар приплыл целым и невредимым. После этого она сразу попросит сделать ее наложницей или, если осмелится, младшей женой, соглашаясь переехать в Скаймонд. В столице она будет на виду, делая все возможное, чтобы любимый не забывал о ней и не представлял и ночи в одиночестве. Еще Нарьяна сразу найдет хороших учителей для Фингри, которые помогут дочери развить язык. Ну а потом… Потом Нарьяна родит вождю сына. И кто знает, как сложится ее жизнь? Благословленный Предками ведь мог сам выбирать наследника трона… – Мама, мама, мама! «Ох как сладко замечталась». – А папа вернется к зиме? «Я не знаю. У него много дел. Но я надеюсь на это. – Нарьяна отвела глаза от лица Фингри. – Вставай, соберем еще немножко и повернем домой». Стряхнув крошки с длинных платьев, они направились обратно к лесу. Фингри шла позади, беззаботно напевая. У самой кромки дочь резко притихла. «Должно быть, нашла что-то интересное». Нарьяна обернулась. Дочь стояла в десяти шагах от матери. Но что-то было не так. Фингри побледнела, нижняя губа дрожала. Глаза, словно огромные блюдца, смотрели сквозь Нарьяну. По телу девушки пробежал холодок. Она не хотела следить за направлением взгляда дочери. Не хотела, но была должна. Стараясь не терять самообладания, сперва подошла к Фингри, присела возле своей малышки и обняла ее. «Чего ты испугалась», – Нарьяна съежилась, не желая слышать ответ. – Ф…Ф…Ффолк, – жалобно проскулила девочка, указав непослушным, дергающимся пальцем за спину. Надежда на то, что Фингри ошиблась, прожила семь оглушительных ударов сердца. Она увидела. Среди островка низких и пушистых елей, растущих в тени сосен, торчала острая морда. Красный, влажный язык свисал с открытой пасти, из которой торчали два безобразных клыка. Животное было не одно. Рядом прятался человек. Лицо покрывала густая щетина. Нарьяна не сдержалась и ахнула, когда он медленно встал, а «фолк» одним прыжком выскочил из укрытия. К счастью, тот оказался на привязи. Мужчина выругался, веревка натянулась, а передние лапы хищника поднялись над землей, разметав клочья земли. Животное было явно крупнее волка, хоть и очень на него похоже. Те же острые уши, мускулистое тело, короткая серая шерсть. Отличие заключалось в том, что эта псина, судя по размерам и челюстям, вполне могла потягаться силой с медведем. Ее хозяин, кстати, тоже. Высокий, с большими ручищами и совиными бровями. «Охотник, это всего лишь охотник», – сбивчиво объяснила Нарьяна обомлевшей дочери. Кто же еще? Высокие сапоги, легкая кожаная куртка, смешная треугольная шапка, которая сейчас вовсе таковой не казалась, лук и колчан стрел за плечами, нож у пояса. Копье в руке. «Далеко забрался, не из наших», – оценила чужака Нарьяна. Охотник приближался, не говоря ни слова. Она возненавидела немоту. Ей хотелось кричать, спросить мужчину, что ему нужно, сказать, что дочь боится животных. Но что она могла сделать?! Объяснять на пальцах? Грозно хмуриться? Нет. Ей оставалось только успокаивать себя, твердя, что это всего лишь охотник. Вблизи пес казался еще огромнее, а человек – страшнее. Настоящий булыжник, обросший черным и колючим мхом. Фингри заплакала и уткнулась в юбку. Нарьяна бросила корзины и взяла дочь на руки. Когда их стал разделять один бросок собаки, мужчина остановился. – Сидеть, – сказал хмуро. Как-то совсем безрадостно, даже не пытаясь притворяться. Животное утробно зарычало и оскалилось, обнажив зубы, способные перегрызть любую кость. Охотник отпустил поводок. Нарьяна медленно, как во сне, отступила на шаг, не отводя взгляда от пса. Тот ждал команды. Мужчина обхватил копье двумя руками. Направил древко острием в их сторону. Девушка все поняла. Отчаянно посмотрела в глаза преследователя. Жесткие, шершавые, как кора дуба. Удивительно. В них теплилась жалость, но не было места сомнениям и торгу. Она молила взглядом. Просила пощадить дочь, предлагала себя взамен, обещала покинуть Север, сделать все, что угодно, лишь бы сохранить Фингри жизнь. Она молила. Молча.