Вождь подумал о грядущих переговорах с послами. Об указаниях, которые нужно будет со дня на день раздать фэрлам. О том, какие испытания ждут его армию. В голове постоянно крутились сотни мыслей. Просто до ближайшего утра он старался держать их под замком. – Чувствую, что еще долго не смогу уснуть. – Нет покоя заднице на троне, – глубокомысленно заметил Вьёрд, выдав очередную «мудрость» и уловив настрой друга. – Это уж точно. – Ну а по Нарьяне-то своей скучаешь, нет? – Конечно. – Она славная. Странная, но славная, этого не отнять. – Ей нелегко пришлось. – Ну а кому вообще в этой жизни легко? Не считая тебя, – усмехнулся Вьёрд. – Она – якорь, который держит меня на плаву. Думаю о ней – и все сразу становится проще. Жаль только, что увидимся еще не скоро. Но когда это произойдет, – вождь представил, как вместе с Нарьяной и дочерью лежит в поле цветов, – Эргунсвальд останется без вождя. – Эх, Брудвар-Брудвар. У тебя есть все: титул, сыновья, любимая женщина. Чего тебе неймется-то, а? – то ли в шутку, то ли серьезно спросил Вьёрд. – Мне не дает покоя мой смысл. * * * Перед рассветом, когда глаза друзей уже слипались, а их слова напоминали мычанье коров, кузнец воскликнул, взметнув палец кверху: – Ого! Глянь-ка! Видел, нет?! Короткий, но яркий росчерк полоснул небо, исчезнув так быстро, словно был мороком. Брудвар, как и Вьёрд, нахмурился, заметив падающую звезду. Но больше по привычке, зная, что веками это толковалось шаманами как дурной знак. – Не к добру это. – Возможно. Для Империи. Для нас – к удаче. * * * Даже палач, живьем сдирающий с людей кожу, показался бы ему куда более милосердным, чем это тошнотворное утро. Голова болела так, будто по ней всю ночь били обухом топора, а в череп тыкали раскаленными иглами. Горло превратилось в выжженную пустыню. В рот, казалось, нагадило стадо коров. Глаза слезились и никак не хотели открываться. Мышцы облепил свинец, а позвоночник явно прилип к кровати. Да, знают Предки, похмелье не обманешь. Оно всегда напомнит человеку об его истинном возрасте. Куда подевались вчерашняя удаль и ощущение легкости? Как он вообще попал в свои покои? Проклятье, а не обоссался ли он на глазах у стражи? Это ведь они заботливо приволокли его сюда, кто ж еще? – Не-е-ет, – протянул Брудвар, приложив кулаки к воспаленным вискам. «Как же плохо», – чуть не заскулил от бессилия. Охая, он привстал на локоть и лихорадочно осмотрел комнату в поисках чего-то, что смогло бы утолить жажду. Повезло. Видимо, стражники оставили графин с водой, заботливо поставив его на соседней тумбе. «Надо бы прибавить им жалованье», – с благодарностью подумал Брудвар, припав губами к жидкости. Вождь вновь упал на кровать в слабой надежде на то, что ему еще удастся заснуть и следующее пробуждение станет не таким ужасным. Тщетно. Погрузиться в сон было ничуть не легче, чем оседлать дикого жеребца на скаку. Собрав себя по частям, Брудвар встал и распахнул ставни. Свет резанул глаза, заставив прищуриться. Испытав новый приступ тошноты, он поморщился и отошел в сторону, оказавшись у массивного стола из ясеня. Опершись на него и выпрямив руки, посмотрел пред собой. Взгляд уперся в старинное зеркало в черной оправе. Поверхность была мутноватой, нижняя часть – в трещинах. Отражение пугало. На Брудвара смотрел незнакомый, осунувшийся и неопрятный мужчина. Его безупречно черные волосы словно выцвели. И их стало меньше. Татуировки у висков поблекли. Лицо покрыла сетка морщин. Сапфир зрачков терялся в окружении красных белков. Кожа под глазами некрасиво обвисла. Серая, незнакомая щетина делала его похожим на портового бродягу. Он ли это? Конечно, нет! Ведь вчера, когда он болтал с Вьёрдом и размышлял о смысле жизни, ему было ничуть не больше семнадцати. Но этот шрам через все лицо, от виска до челюсти… Нет, это точно он. Просто ему уже почти сорок зим… Вождь продолжал смотреть на себя, прокручивая в голове картины прошлого. Однако, вопреки ноющему телу и дождливому настрою, он не скатился в яму уныния. Смысл, его смысл протянул руку помощи, а холодный разум, расставивший все по местам, унял страх перед будущим. «Большая часть жизни позади, это так. С каждым годом тело будет чахнуть, а я – слабеть. Ничто не вечно, а прошлое – не вернуть. Хватит ныть, пора приходить в себя. Надо успеть завоевать Империю до того, как мое тело обратится в прах». Приведя себя в порядок, Брудвар послал за Юдвином, приказав тому отыскать, а точнее «хоть из-под земли достать», сносного художника. У вождя возник замысел. Он, во что бы то ни стало, захотел свой портрет. Но все же не с тем землистым лицом, что увидел в отражении. В памяти потомков он должен остаться другим. Моложе, сильнее и, возможно, чуточку повыше. Интерлюдия. Айтул Айтул слышал крики отовсюду. Слабые, приглушенные – в катакомбах под найденным храмом. Пронзительные, рваные – там, где ступал он сам и другие ученики Сакгота, оставляя после себя лишь кровавый туман. С голодной страстью, торжествующие, мрачные – в его собственном разуме. Боги смеялись и вопили, предвкушая победу своих последователей. Вместе с ними искренне, как узник, вышедший на свободу, радовался и Айтул. Сегодня Древние вернут себе часть отобранного могущества. Его силы, милостью Сакгота, также возрастут, приблизив неизбежное возмездие. Судьбоносное видение, посланное учителю, привело служителей к храму Даргэна, затерянному у подножия Пепельных Гор. Храму, изношенному временем, чьи шпили давно сточил ветер. Однако святилище было не из простых. Его обнесли стеной, выкопали спереди глубокий ров, превратив сооружение в небольшую цитадель. Препятствия обнаружились и внутри: как оказалось, путь к главному залу пролегал через лабиринты коридоров и лестниц. Сакгот предупреждал, что храм будут стеречь не обычные солдаты или монахи, а воины из некоего братства Алой Длани, веками боровшегося за чистоту веры. Уважительный тон учителя, с коим последний говорил об ордене, сказал Айтулу многое о враге. Однако опасения пока не оправдались. Сакгот хорошо подготовил и обучил их. У охранявших храм людей, не помышлявших об атаке, не было никаких шансов. Укрывшись ночью, Айтул, Сакгот и его девять учеников легко прошли за стену и разделились на три отряда. Учитель взял с собой бывшего фэрла и двух эмиссаров. Ну а дальше началось истребление. Шипел Сакгот, извергая проклятия, – и люди в ало-серых сутанах взмывали вверх, превращаясь в истошно орущие куклы. Их кости, словно высохший тростник, ломались под гнетом невидимой силы, плясали внутри тел, выйдя из суставов. Тех, кому повезло больше, волна Силы просто бросала об узкие проходы, разбивая головы, лишая сознания. Мощь эмиссаров была не столь явной, но остановить их все равно никто не мог. Фигуры в темных капюшонах делали пасы руками, чертя в спертом воздухе древние знаки еще быстрее, чем сверкает молния. Усиливая связь с Богами, они насылали видения и кошмары, болезни, разъедающие плоть с ужасающей скоростью. Айтул не отставал от собратьев, однако старался держать прямую связь с Богами, не опираясь на помощь символов и амулетов. Это было куда изнурительнее, но и Сакгот не зря говорил, что у Айтула есть шанс стать лучшим учеником и превзойти других. Долгое обладание реликвией, которую он отыскал на Севере, оставило свой след на его способностях. Еще Айтул научился слышать Богов. Не тот обманчивый шепот Сакгота – а настоящие голоса Девятерых. Сегодня они гнали его вперед, направляя волю и движения. Наконец, перешагнув очередное тело, группа оказалась у высоких дверей. Сердце Айтула забилось чаще. Он чувствовал: души Древних спрятаны где-то рядом! Сакгот щелкнул длинными, похожими на паучьи лапы пальцами. Створки прогнулись, затрещали и вылетели, словно их вышибли тараном. Вслед за учителем Айтул прошел внутрь. Запахло благовониями. Круглый молитвенный зал, опоясанный колоннами, освещали десятки свечей. После привычного мрака, в котором жил Айтул, их свет показался особенно ярким. В середине святилища на высоком постаменте стояло каменное изваяние. Фигура в два человеческих роста смотрела прямо на вошедших. Длинные одежды и капюшон, скрывавший лицо, делали статую похожей на его собратьев. Однако на этом сходство заканчивалось. Три пары крыльев, расправленных позади, могли принадлежать только одному существу в этом храме. Даргэн Просветитель, сложивший кисти на рукояти меча, воткнутого в землю, словно предупреждал: чужакам здесь не рады. Чем-то властным, невообразимо старым веяло от этой статуи. К своему стыду, засмотревшись, Айтул испытал тень раболепного, необъяснимого страха. Он вздрогнул, когда ложный Бог заговорил, прогремев басом: – Убирайтесь в нору, из которой вылезли. Здесь уже нет того, что вы ищете. Сакгот засмеялся. Хрипло, угрожающе. – Покажиссь, чщеловечишшка. Или ты правда думаешшь, что я поверю в такую дешшевую уловку? – прошипел с издевкой, как волк, загнавший зайца в нору. Айтул приободрился. Наваждение спало, теперь он злился, осознав, что позволил себя так легко обмануть. Раздался скрип плохо смазанных дверных петель. С противоположной стороны зала в помещение проскользнули четыре тени. Вторая группа эмиссаров тоже нашла путь в святилище. Айтул огляделся, ища выходы. Удовлетворенно хмыкнул, не найдя другие и обнаружив человека за одним из столпов. «Я тоже его вижу, – беззвучно сказал Сакгот. – Не торописсь, должны быть и другие. Они нужны нам живыми». «Живыми? – удивился Айтул, но не стал уточнять, зачем. Он задумался, почему не чувствует сладкого запаха ужаса, что всегда выдавал людей, где бы они ни прятались. – Неужели их вера так сильна?» Враг не стал дожидаться, пока его застанут врасплох. Из-за колонн, сразу с нескольких сторон выскочили пятеро. Айтул успел заметить арбалеты, прежде чем, повинуясь инстинкту, отпрыгнул в сторону. Раздались щелчки, у его головы посыпалась каменная крошка. Святилище огласил протяжный, полный могильного холода вой. В этот момент Айтул испугался по-настоящему. Он никогда не слышал, чтобы его братья так кричали. «Какое оружие смогло их так ранить?! Наверное, оно выковано из того сплава, которого опасался учитель… Заговоренный металл. Неужто он самый?! Сакгот намерен взять этих солдат живыми? Ну уж нет. Своя шкура дороже». Айтул вытащил кинжал длиною с локоть. Сила – это хорошо, но со сталью он всегда чувствовал себя безопаснее. Кинжал напоминал ему, откуда он был родом.