Странно, чего это вдруг все притихли? Брудвар вовремя остановил себя, стряхнув крепкие объятия хмеля. Прокашлявшись, он обратил заминку в шутку. – Ох и долгий же выдался денек! Никак сегодня спать буду крепко, вон как эти достойные мужи, – указал на воинов, храпевших у миски с объедками. Подождав, пока стихнет волна смеха, продолжил: – Что ж, не хочется вас покидать, но боюсь, если задержусь еще на пару тостов, то и к следующей зиме не встану. Еще раз благодарю всех вас за… – вождь замешкался, забыв, что хотел сказать, – за смелость, за… за храбрость, за… В общем, – махнул рукой, – за то, что каждый из вас сделал для этой великой победы! Запомните этот день, ибо с него начинается новая история Эргунсвальда! Кружки забарабанили по столам с новой силой, раздался очередной крик: «За вождя!», дав сигнал к новому этапу попойки. Уходя, вождь старался идти ровно, но сделать это было непросто. Он чувствовал себя кораблем, попавшим в разрушительный шторм. Невидимые волны безжалостно качали его во все стороны, так и норовя свалить с ног. Кто-то попытался взять его под руку, но Брудвар лишь раздраженно отмахнулся. Сосредоточившись на очертании низкой двери, Брудвар настойчиво пошел к ней, твердо решив пройти это испытание в одиночку. К его счастью, к залу вело несколько потайных ходов и примыкающих к ним лестниц, сделанных под более щадящим углом. При мысли о спуске по тем крутым ступеням, которые удерживали воины Империи, вождь ощутил тошноту и резкое головокружение. Пара бедолаг сегодня уже успела свернуть шеи и разбить головы там, а он меньше всего на свете хотел погибать таким же бесславным образом. Вождь облегченно выдохнул лишь тогда, когда взялся за деревянную ручку и убедился, что не ошибся дверью. Протолкнув свое тело сквозь узкие коридоры, царапнув плечами холодный камень, вождь, наконец-то, оказался на зубчатой стене. Она вела к части замка, где расположились покои бывших комендантов Бранбурга. Ныне их занимал вождь Севера. На полпути Брудвар остановился, приказал страже удалиться и оставить его наедине с Вьёрдом. Старые друзья долго молчали, прежде чем хоть кто-то из них проронил слово. Стоя рядом, положа руки на стену, они смотрели в густую темноту ночи. Сейчас она казалась им по-летнему жаркой. Усталый, потрепанный Бранбург засыпал. Дотлевали погребальные костры. Гасли одинокие факелы и лампады. Теплый свет рукотворных огней сменило морозное сияние тысяч звезд и тусклого полумесяца. Стихли пьяные крики и задорные песни. Заговорило Стылое море, то беспокойно шумя, то переходя на успокаивающий шепот. Постепенно к Брудвару возвращался контроль над собой. В голове посвежело, мысли прояснились, а глаза перестали смыкаться. Вьёрд откупорил флягу, глотнул и передал ее вождю. – Давай-ка выпьем за наших. Жаль, что немногие дожили до этого дня. – Жаль, – Брудвар поднял емкость к небу. Он помнил имя и лицо каждого, кто погиб в ущелье Четырех Ветров. Вождю представилось, как они улыбаются ему, поздравляя с победой. От этого стало легче. – За нашу дружину. Они заняли почетные места в своих родовых кольцах. Вечная им память и уважение. – Нечто терпкое и горькое, как полынь, обожгло горло. Вождь даже не скривился. Кузнец понуро опустил голову. В глазах застыла странная нерешительность и какая-то печаль. «Неужели он все еще так сильно грустит по дружине? – задумался Брудвар. – Хотя, а почему бы и нет?» – по опыту вождь знал, что хмель не облегчает боль, а лишь усиливает чувство потери. Однако тот же опыт подсказывал, что Вьёрда терзает нечто другое. Вождь покинул зал с острым желанием поделиться с давним соратником всем тем, что тревожило его. Но сейчас он ясно понял, что выговориться нужно было как раз другу. Вот только Вьёрд не решался первым начать разговор. Эх, а ведь раньше они могли болтать всю ночь без умолку! Казалось, они были детьми, когда в последний раз делились друг с другом секретами и советовались по вопросам, на которые не могли найти ответы ни сердце, ни разум. – Присядем? А то ноги что-то сегодня не держат, – улыбнулся Брудвар. – Ну давай, – прокряхтел Вьёрд. Друзья вытянули стопы, прислонившись к стене. Флягу с настойкой поставили между собой. Так, на всякий случай. – Вьёрд, скажи честно, почему ты поплыл со мной? Кузнец тряхнул головой, но не ответил. На лбу пролегла глубокая складка. От молчания друга Брудвару стало досадно. Вождь не выдержал. – Помню, ты так резко изменился после гибели дружины. Да тебя будто подменили! Ты отказался пойти ко мне на службу, а ты знаешь, я бы тебя не обидел. Ладно, плевать на службу, не всем Скаймонд по душе, но ты мог занять мое место и возродить дружину. Но ты уступил Грайдис и не вступил в ее отряд. Ты хотел мира, я помню. Но получив его, ты… Ты стал другим. Другим, понимаешь? Ты отдалился. И я не вижу, чтобы мир сделал тебя счастливее. Но время идет, а ты так ничего и не объясняешь мне. Мы много пережили с тобой, и, ты уж не обижайся, я считаю, что не заслужил такого отношения. Уж мне, МНЕ, ты бы мог сказать, что с тобой происходит! – Я… – Дай договорить, – распалялся вождь. – Да, в последние годы ты вроде как стал напоминать себя прежнего. Но я-то вижу, что с тобой не все хорошо. И кровь на твоем молоте не убедит меня в обратном… – Брудвар жадно выпил, задрав подбородок кверху. Внутри него все кипело, хотелось сказать что-то резкое, выплеснуть всю злость наружу. Хотелось, чтобы Вьёрд понял его чувства. Но Брудвар, уже второй раз за ночь, остановил себя, осознав, что перебрал. Как раз вовремя, потому что друг потянулся за флягой, неспешно глотнул, после чего изрек: – Мне просто тяжело говорить об этом. И стыдно. – По заросшим скулам заходили желваки. «Стыдно?!» – Брудвара словно окатили бадьей ледяной воды. Вьёрд был одним из немногих мужчин на его памяти, которые не снимали напряжение после битв, насилуя мирное население или отрезая ему пальцы. Он вообще всегда старался поступать по совести и действовать в соответствии со своими принципами. Брудвар пытался жить так же, но понимал, что у него это получалось хуже. – Что бы ты ни натворил, уверен, ты зря себя коришь, – как можно мягче сказал вождь. – Дело не в этом, – Вьёрд закусил губу. Взгляд его стал таким грустным и тоскливым, будто он впитал в себя всю горечь и боль мира. – Я не могу иметь детей. А ты не представляешь, как я хотел бы этого. Я бы все отдал за эту возможность… Брудвар замолчал. Он и представить не мог, что речь пойдет об этом. Пока не знал, что следует сказать, чувствуя смущение за недавний порыв. – Ты знаешь, после гибели дружины я и впрямь решил, что настало время для перемен. Еще и Одноглазый со своим последним словом… Ну, ты помнишь, знаешь, наверное… – Помню, знаю. – Я думал, что уж в этот-то раз Предки не откажут мне в продолжении рода и все получится. Но нет. Чуда, чтоб его, не случилось. – Почему ты думаешь, что дело в тебе? – Я это знаю, – твердо сказал Вьёрд. – Ты помнишь сколько у меня было жен еще до того, как ты стал вождем? – Ну, пять уж точно. – Восемь, Брудвар, восемь. – И что с того? Всякое бывает, не сошлись характерами. – Да нет, это я так тебе говорил. Правда была в том, что ни одна из них не понесла от меня. – Значит, плохо старался. – Перестань, – отрезал кузнец. – А сколько у меня было рабынь? Я покупал и трахал их дюжинами, но ни одна, понимаешь, ни одна не родила мне сына или дочку! Вот и в последний раз ничего не вышло… Когда молитвы перестали помогать, я обратился к шаманам и лучшим костоправам, которых смог отыскать. Немногие осмелились сказать мне правду в лицо. Те, кто посмелее, сказали, что, скорее всего, я отморозил яйца еще в детстве, – со злостью произнес мужчина. – Студеный берег, да поглотит его Бездна, сделал меня бесплодным. Вождь помнил ту историю. Однажды юный соратник чуть было не погиб, провалившись под лед. Да и вообще, кузнец часто вспоминал, в каких суровых условиях ему приходилось раньше жить и как он постоянно мерз. Вьёрд, хоть и был северянином, ненавидел зимы. – Разве никто из шаманов не может тебе помочь? Да быть такого не может! Вьёрд скривился. – Думаешь, я не слушал их советов? Ха, как бы не так! Я много чего испробовал, поверь, очень много. Проклятие, да я жрал высушенный член кабана и запивал его отваром семян подорожника! – Мужчина взял камень и швырнул его в темень. – Расскажешь кому-нибудь – убью, – буркнул в конце. – Ну и дела, – Брудвар покачал головой. – Мы живем в мире, населенном богами и духами, полном диковинных вещей. В мире, где шаманы могут убивать чудовищ словом и лечить почти мертвых. И… И никто не может помочь тебе? – «Иерония», как сказал бы Одноглазый. – Ага, так и сказал бы. – В конце концов я понял, что мирной жизни мне уже не видать, и пошел за тобой, – голос Вьёрда стал тихим, как журчание ручья. – Вот и вся правда. Кто знает, может быть, на этом берегу Стылого моря найдется способ что-то изменить? Вождь придвинулся к соратнику, закинул руку ему на шею и полуобнял. – Если он есть, будь уверен, мы найдем его. Слышишь меня? Найдем! – Разгоряченный от хмеля и светлого прилива дружеских чувств, он искренне хотел помочь Вьёрду и верил в то, что все получится. Не знал как, но верил. – Да когда тебе его искать-то? – осклабился кузнец. – Вишь, каким важным человеком стал. – Найдем, ты не переживай. Вот разберусь с Императором, и тогда заживем… – Нет, Брудвар, это вряд ли. И ты лучше меня это знаешь. Вождь меньше всех властен над своим временем. У тебя полно других забот. Так что, как раньше, уже не будет. Тут я сам по себе. – Ну, может, ты и прав, – Брудвар не стал отрицать очевидное, хотя ему хотелось продолжить спор. Друзья притихли. Выпили, думая каждый о своем. О прошлом, о днях былой и стремительной молодости. О серебре в волосах, которым наградило их время. – На самом деле я уже смирился с… этим, – безрадостно прошептал Вьёрд. – Вряд ли здесь что-то можно изменить. Просто… Просто это так обидно. – Глаза кузнеца увлажнились, засияли, отражая свет звезд. Брудвару было горько от понимания того, что он ничем не может помочь другу. В то же время он осознавал, что если соратник будет продолжать в том же духе, то в конце концов зачахнет и потеряет интерес к жизни. А этого нельзя было допустить. Вождь вспомнил о том, что когда-то не раз выручало его в минуты отчаяния и безысходности. В мыслях родилось одно сравнение, которое показалось ему удачным. Он сжал плечо друга, придал голосу металла и, глядя в лицо, сказал: – В жизни много смыслов. Ты должен найти себе другой, тот, от которого твое сердце будет петь и плясать. – Хм, в этом я тебе всегда завидовал. Ты всегда умел их находить. Даже когда твой отец отказал тебе в праве на трон. И когда Аструд изменила тебе. – Да, что и говорить, нелегкое было время. Но я справился. Справишься и ты. Иногда жизнь похожа на повозку, которую засыпал снег. Можно ждать, пока он растает, и потом двинуться дальше. А можно сделать усилие и расчистить ее самому, не дожидаясь прихода тепла. Но правда такова, мой друг, что ты не можешь знать, настанет для тебя весна или нет. Тебе пора идти дальше, – подвел итог вождь, – хочешь ты этого или нет. Вьёрд не ответил, но его глаза лучились благодарностью. – Найди новый смысл и кати свою повозку к нему, ты сможешь это. И, Вьёрд… Мне не очень удобно говорить об этом, предлагать такое, но скажу, что думаю, а ты уж сам разберешься. Многие жены не дождутся своих мужей после войны. Ты всегда сможешь взять кого-нибудь из них под свое крыло, и их детей тоже. – Я думал об этом. – Кузнец почесал щеку. – Но свое, конечно, всегда ближе… – У тебя большое сердце. В нем хватит места не только для тех, кто с тобой одной крови. – Хах, возможно, – едва заметно улыбнулся кузнец. Хандра ушла с его лица. – Спасибо. Вот теперь Брудвар узнал Вьёрда! Перед ним был тот же мальчуган, что и в детстве, с живым и добрым, никогда не унывающим взглядом. Ну да, он отрастил бороду, заимел большущую мозоль в области живота, вырос, раздался вширь и оброс мышцами. Но это был тот же самый Вьёрд, с которым они истоптали тысячи миль и побывали в стольких переделках, что хватило бы и его правнукам. Разговор принял куда более открытый и беспечный характер. Страже было велено принести еще выпивки, а Вьёрд и Брудвар принялись по десятому разу обсуждать битву, не забывая в очередной раз поминать павших. – Слушай… Ну а ты-то сам как? – Кузнец икнул. – Как себя чувствуешь? – язык Вьёрда заплетался, но соратник не выпускал из рук фляги.