– Развлекать тебя болтовней?! – вспылил тот. – Ты лишил меня всего, что мне было дорого! Никто из моих сыновей уже не наденет фамильного доспеха Блукбертов! – старик ударил себя по нагруднику. – Нет, Брудвар, я прожил достаточно и умру, как мужчина. Даргэн мне свидетель, я не посрамлю честь своего рода. – Хорошо, пусть будет по-твоему, – пожал плечами вождь. – Вы тоже собрались на встречу со своим богом? – спросил он у воинов Империи? Солдаты промолчали, буравя его злыми взглядами. «Видимо, да». – Дай-ка мне свой меч, – вождь забрал оружие у безымянного северянина, положив щит на пол. Размял кисти, прокрутив рукояти сразу двух клинков. Один из противников начал отступать к стене, смещаясь к центру зала, но был остановлен метким броском ножа, который застрял у того в переносице. К счастью, его замысел сумел разгадать Гутлайф: имперец намеревался подрубить канаты, на которых держалась огромная люстра, висевшая прямо над северянами. «Мой сын», – с гордостью подумал вождь, вспомнив случай на охоте. Бросок послужил сигналом к атаке, после чего воины Эргунсвальда кинулись на имперцев, как голодные волки на раненую добычу. Рукерт Шестой, дрожа то ли от гнева, то ли от старческой немощи, пытался встать с места. Но яростный бой закончился слишком быстро для того, чтобы комендант Бранбурга успел принять в нем участие. Последний из древнего рода бросил нелепые попытки подняться и теперь сидел на троне, смотря в глаза приближающейся смерти. – Все еще не передумал? – спросил Брудвар. В наступившей тишине он слышал, как с лезвий его мечей падают и ударяются о пол капли крови. – Нет. Избавь меня уже от этого позора. Тело подводит, годы уже не те. – Тебе придется задержаться на этом свете. – Вождь подошел еще ближе, оказавшись на расстоянии шага. – Хочу выяснить, стоит ли твоя голова чего-нибудь. Старик посмотрел на него исподлобья, с такой жгучей ненавистью, что от нее могли бы выкипеть океаны. Вождь вовремя заметил движение руки. Сверкнул нож. Вся немощь старца вмиг испарилась. Подобно хитрому змею, он сбросил кожу и показал свою личину. Рукерт прыгнул на Брудвара в отчаянном броске, надеясь полоснуть шею. Вождь отскочил назад, пропуская врага вперед. Гремя доспехами, тот упал плашмя. Взвыв от досады, сопротивлялся, крутился, как уж, пока на него не навалились гурьбой. Брудвар не стал ждать, когда Рукерт успокоится. Приказав сохранить ему жизнь, он покинул зал, решив подняться выше – на одну из башен замка. Пред взором Благословленного Предками раскинулся весь город-крепость. – О Предки, неужели у меня получилось? – прошептал он, глядя на поверженного исполина. К счастью, зарева пожаров не были видны, лишь дым от уже потушенных туманом струился по улицам. Вождь закрыл глаза. По всему Бранбургу разносились песни северян, задорно играли трубы, был слышен отдаленный стук барабанов. Приятную музыку нарушил резкий, но быстро оборвавшийся девичий вскрик. Перед глазами вспыхнуло лицо Нарьяны. Вождь пришел в себя, кое-как прогнав навязчивое чувство жалости. «Всему есть цена. В конце концов, я делаю это ради высшей цели, может ли быть что-то важнее ее?» Ветер затрепал знамя рядом с Брудваром. Семиконечная звезда в круге, увенчанном короной, плясала под холодный вой стихии. Одним точным ударом вождь снес древко, на котором крепилось знамя. Обломок с флагом камнем полетел вниз. Брудвар проводил его удовлетворенным взглядом. Вот теперь сражение за Бранбург по-настоящему окончено. Приятная усталость накатила безжалостной волной. Она была подобна той, которую испытывает жнец, любующийся убранным полем, над которым трудился день и ночь, не разгибая спины, не зная отдыха. Но вождь понимал, что набраться сил будет крайне важным. Ведь все только начиналось. Глава 5 Повозка и снег – За Брудвара, величайшего из вождей и любимца Предков! – шатаясь, напыщенно крикнул один из приближенных фэрла Бордса. Красный и, как и положено человеку из его племени, с косами и кольцами в густой бороде. Вождь благосклонно кивнул и под восторженно-пьяный рев осушил кубок. Горький эль приятно смочил горло, в голове появилась обманчивая легкость. На время у Брудвара получилось ни о чем не думать. Сидя на том самом троне, еще недавно занимаемом Рукертом Шестым, последним из своего рода, он просто наблюдал за тем, что происходит в зале. Вдоль его стен длинным квадратом расположились столы, за которыми набивали животы влиятельнейшие люди, обеспечившие победу его армии. На левой и правой сторонах комнаты висели портреты бывших комендантов Бранбурга, людей, судя по кисти художника, никогда не улыбавшихся и преисполненных чувства долга. Брудвар ухмыльнулся: вряд ли бы им понравилось то, что сейчас творилось в этом древнем зале. Захватчики Бранбурга развлекались вовсю, нисколько не стесняясь гневных и осуждающих взглядов нарисованных лиц, смотревших на них со стен. Северяне с опухшими, но довольными лицами и пьяными глазами шумели, пели песни, обильно ели и пили, не церемонясь, бросали объедки на солому пола. Многие тискали девок, с покорным видом сидевших на коленях захватчиков. Двое, став на табурет, мочились в окно, соревнуясь в дальности струй. По меньшей мере пятеро уже пали от усталости, согнувшись пополам и заснув прямо за столами. Тосты нередко повторялись или обрывались на полуслове. Но кого это волновало, если появлялся еще один повод выпить? Пир начался стихийно, охватил все закоулки Бранбурга и продолжался вот уже второй день кряду, достигнув своего пика. В обширных погребах крепости быстро обнаружились целые склады из дубовых бочек с элем и вином, после чего воины Севера принялись опустошать их с таким рвением и скоростью, словно каждому из них назавтра было суждено стать вулгримом и отправиться в последний бой. Вождь понимал, что его войско заслужило короткую передышку, особенно те, кто наравне с ним принимал участие в первых атаках на стены и смог выжить в бесконечной мясорубке, дойдя до ворот крепости. А таких было много. Лишь сейчас, обильно заливая радость хмелем, поминая павших, они осознавали, как же им повезло. По этой причине вождь даже и не пытался остановить веселье, спокойно ожидая прибытия кораблей фэрла Ойлифа и Эльстиры. Кроме того, волноваться действительно было не о чем. Ближайшие силы Империи, расквартированные в соседних крепостях и поселениях, не представляли значимой угрозы. Даже будучи поголовно пьяными, северяне смогли бы удержать Бранбург. Весть о его падении скоро должна была достичь ушей Императора, и Брудвар многое бы отдал, чтобы посмотреть на его лицо в тот момент. Осушив очередной кубок, вождь уловил сладковатый запах горелого мяса, как будто снаружи готовили свинью на вертеле. Однако это было далеко не так. Обманчивый аромат уже давно витал повсюду, Брудвар просто успел к нему привыкнуть и старался не думать о его источнике. Он напомнил ему о том, что малая часть его армии в эту минуту не разделяет всеобщего веселья, а работает, не жалея сил, исполняя его приказ. Вождь знал, что количество жертв в захваченной крепости будет колоссальным, а потому не мог допустить распространения болезней. В эту минуту погребальные команды прочесывали город, искали трупы, собирали их в кучи и сжигали тела. Северян – в присутствии шаманов и со всеми необходимыми почестями. Имперцев, как правило, – раздетыми догола и без церемоний. Сперва Брудвар подумывал о том, чтобы оставить тела защитников Империи в холодных подземельях под Бранбургом на тот случай, если их захотят достойно похоронить. Однако отказался от этой идеи – чтобы выдать останки павших, пришлось бы впустить в крепость огромнейший обоз, на загрузку которого ушло бы слишком много времени. Рисковать зря вождь не собирался, он и без того поставил на карту слишком многое. Сквозь гул разговоров и чей-то визгливый смех раздался настойчивый деревянный стук. Фэрл Бордс, сидящий неподалеку от Брудвара, продолжал бить кружкой о стол до тех пор, пока в зале не наступила относительная тишина. Мужчина, кряхтя, встал и обратился к вождю: – Я хорошо знал твоего деда и отца… «Так ли хорошо?» – …Они мечтали объединить Эргунсвальд и сделали это. Но как бы ни были велики их деяния и мудрость, никто из них даже и не помышлял о том, что пред Благословленным Предками может склониться Империя Шторвудов. Признаюсь, мне тоже плохо верилось в это. До вчерашнего дня, – в серых глазах полыхнуло пламя. – Теперь же я вижу, что ошибался. Сильно ошибался! – по могучему телу пробежала судорога. – Взятие Бранбурга – это поражение Империи, которое обеспечит нам тысячу побед! Так выпьем же за то, чтобы все твои планы и впредь сбывались. Ибо это возвысит Эргунсвальд и принесет ему процветание. – Бордс поднял кубок над головой и добавил: – Твой отец гордился бы тобой, – осушил его долгим залпом и сел, уставившись в одну точку. Речь была встречена бурным и громким одобрением, эль вновь потек рекой. А вот Брудвар, услышав последние слова фэрла, неожиданно приуныл. Злость на отца давно угасла, время затянуло раны, оставив на месте воспоминаний о прошлом лишь пустоту. Но сейчас от этой пустоты защемило сердце, а грудь начали раздирать противоречивые чувства. Всю свою жизнь он стремился доказать отцу, что ничуть не хуже старшего брата, что он способен на многое и достоин трона Скаймонда не меньше Сигизмира. И вот теперь, когда он вторгся в Империю и пирует в самом Бранбурге, имея за спиной величайшее войско в истории Эргунсвальда, отца нет рядом. Эрнульф не увидит его триумфа. Не сможет сказать, что ошибался в младшем сыне. Это было до невозможности обидно. Несправедливо, как если бы его жена Аструд села на трон Скаймонда. Углубляясь в дебри невеселых мыслей, Брудвар подумал о том, как могла бы сложиться жизнь, если бы отец поверил в него. Могли бы они штурмовать Бранбург вместе? «Наверное, чтобы это произошло, я должен был бы убить Сигизмира, – мрачно заключил вождь. – А сам отец просто должен был родиться другим человеком». Его мучили вопросы. Самые разные, на которые он уже никогда не сможет найти ответы. Вспоминал ли отец его перед смертью? Переживал ли о том, как все потом сложится? Сожалел ли, хоть на каплю, о том, как отдалились они в последние годы? Хотел ли он все исправить, хоть иногда? Почему… Почему ему вообще так важно, что подумал бы о нем отец?! В глубине души Брудвар знал ответ. Знал, но не желал признаваться в этом, ища другие причины своих терзаний. Да, Эрнульф оказался далеко не самым достойным человеком. Его двуличие и коварство дорого обошлись всему Северу и, за что Брудвар больше всего ненавидел отца, его дружине. Но как бы сильно ни кипели в сыне злость и обида, какая-то часть всегда любила Эрнульфа. Потому что, как ни крути, он был отцом Брудвара. И другого у него уже никогда не будет. Вождь улыбался, смеялся, продолжая пить, кивая собравшимся в зале, бросая ответные речи, но внутри чувствовал себя глубоко одиноким. Не помогало даже присутствие сыновей. Непрошеная грусть овладела сердцем и никак не хотела уходить. Брудвар подумал о Нарьяне. Это всегда помогало в трудные минуты. Но сейчас стало только хуже, а к чувству вины примешивался еще и стыд. Ведь прощаясь, он будто бы сбежал от нее, как безусый юнец от заботливой матери, боящийся пропустить выступление уличных скоморохов. Теперь вождь понимал это. Будет ли она гордиться им, узнав о победе? «Вряд ли», – Брудвару вспомнился выразительный и печальный взгляд девушки, с которым она провожала его в их последнее утро. Интересно, как сильно выросла их дочь? Пошла ли она в мать или отца? Узнает ли она его, когда он вернется? «Вряд ли…» Вождь невольно свел брови вместе, сжав кубок так, что затрещало дерево. На миг ему захотелось бросить все и вернуться к Нарьяне с первым же кораблем, прижать ее к себе, взять на руки дочь и сказать им, как сильно он их любит. Но лишь на миг. Ведь, в конце концов, он шел к высшей цели и понимал, что ради нее придется чем-то жертвовать. Когда-нибудь он обязательно обретет мир и покой… «Возможно». Между тем находиться в зале стало невыносимо. Праздник надоел, всё и все вокруг раздражали, шум и галдеж отдавались ноющей болью у висков. В то же время вождь не хотел покидать пир в одиночку. Ему было крайне необходимо с кем-то поговорить, и этот «кто-то» имел вполне определенное лицо. Широкое, бородатое, внимательно смотрящее прямо в глаза и, казалось, понимающее все, что происходило у него в голове. Брудвар едва заметно кивнул в сторону выхода. Вьёрд намек понял, заговорщически приподняв один уголок рта. Только когда поднялся, вождь ощутил, насколько же был пьян. Ноги еле держали тело, рассудок затуманился, фэрлы и другие люди будто водили вокруг него хоровод, а их улыбки и крики стали казаться ему оскорбительными. Возникла мысль: а не насмехаются ли они над ним, видя, как тяжелы его движения? А не взять ли одного за грудки, да и треснуть о стену, показав, кто здесь хозяин? Что обсуждают аркалы за тем дальним столом, да еще и ухмыляются, бросая на него такие наглые взгляды? Никак забыли, какую милость он оказал их племени?! Чего это так насупился фэрл Дулдалмерджорн (ну какое же дурацкое имя!)? Не по вкусу местная выпивка? Или соскучился по фэрлу Ойлифу? А не вынашивают ли они заговор против него?