– Шепот Ветра, – процедил Айтул, – скажи, какая сила заставила тебя явиться и склонить передо мной голову? – По всему свальду гремит клич моего фэрла. Я слышал, что ты нуждаешься в помощи, и готов предоставить ее. – Неужели? Помнится, в нашу последнюю встречу ты ясно дал мне понять, что лучше станешь подстилкой вождей Скаймонда, чем поддержишь возмездие своего племени. И вот ты здесь, стоишь со своими воинами и кланяешься мне, но в твоих глазах я не вижу ни раскаяния, ни должного уважения. Скажи, почему? – Мой фэрл, ты заблуждаешься. – Ни один мускул не дрогнул на лице старика. – Да, между нами были разногласия, я не поддержал тебя сразу, как следовало бы. Но не вини меня. Когда страх сковывает сердце, а дряхлые привычки смущают рассудок, то бывает, что и мудрейшие из людей принимают неверные решения. Теперь же, когда ты, как говорят, пленил самого наследника трона Скаймонда, я осознал, что с таким могущественным фэрлом нашему племени нечего бояться. Про грядущий поход аркалов сложат песни, а когда буря утихнет и на Севере установится новый порядок, имя твое будут славить в веках, слагая о тебе легенды. Но я бы хотел, чтобы в них упомянули и мое имя. Я хочу быть рядом с тобой, сокрушать врагов и вкушать радость победы, которой будут гордиться все грядущие поколения аркалов. На какой-то миг искренность в голосе шамана заставила Брудвара усомниться в его честности: а не привел ли его Койун в западню? Однако на самого фэрла речь шамана не произвела никакого впечатления. Айтул захлопал в ладоши. Медленно, жутко. – Польщен твоими словами, Койун. Поддержка столь известного и уважаемого человека дорого стоит. Но сдается мне, что ты пришел не за этим. Ответь на два вопроса, и я скажу, насколько чисты твои намерения. В толпе зевак началось движение. В первые ряды протиснулись рослые мужчины в доспехах, беря дружину Койуна в кольцо. Напряжение стало таким плотным, что воздух на площади можно было резать ножом. – Итак, первый вопрос. Сегодня ночью двум пленникам помогли сбежать. Тот, кто сделал это, убил ко всему прочему наших людей. Не встречал ли ты на своем пути двух мужчин? Они не могли уйти далеко. – Нет, мой фэрл, мы никого не видели. – А вот мне кажется, что ты чего-то недоговариваешь. Ведь было бы очень странно, – Айтул сверкнул глазами, повысив голос, – просто невозможно, если бы им удалось проскочить мимо всех твоих воинов. Или, быть может, ты воспарил, как птица, и перелетел горы вместе со всей дружиной? Боюсь, ты забыл, что даже сокол не летает выше солнца. Шаман покачал головой, всем своим видом показывая, что ему больно слышать подобные обвинения. – Второй вопрос, – жестко продолжил фэрл, сведя брови вместе. Ответ Койуна его не убедил. Теперь фэрл напоминал грозовую тучу, готовую в любой миг разразиться громом. – Ты украл у своего племени кое-что. Меч, выкованный самим вождем Рикьямом. Скажи, где он? Шаман попытался сохранить спокойствие, не ожидая такого вопроса, до последнего надеясь, что разговор перейдет в мирное русло. Побледнев, он сказал: – Я оставил его… – Наглая ложь! – проревел Айтул. Безотчетный страх охватил каждого, кто был свидетелем его ярости. Женщины поспешили отвести детей в дом, лбы мужчин покрылись испариной, а те, кто имел мечи и топоры, покрепче сжали рукояти. – Я чувствую, что Ярость Солнца где-то здесь! Койун не ответил. Его лицо стремительно краснело, глаза лихорадочно вращались, а руки потянулись к шее. Не обращая внимания на муки шамана, Айтул скомандовал: – Обыскать всех! А вы – бросайте оружие и отдайте мне меч. Ваш жалкий шаман ответит жизнью за эту глупую попытку обмануть меня, – немигающим, гипнотическим взглядом змеи фэрл посмотрел на обескураженных воинов Койуна, стремясь заглянуть в глаза каждого, кого мог увидеть. Он жаждал поскорее узнать, кто же прячет смертоносную реликвию. Брудвар с вызовом поднял голову. Блуждающий взор Айтула нашел сына Эрнульфа. Лед и пламя вновь сошлись в своем извечном поединке. Но фэрл и представить себе не мог, что его бывший пленник посмеет вернуться обратно, поэтому на какой-то миг он просто онемел от такой наглости. Этого мига хватило Брудвару, чтобы начать атаку. – К бою! – взревел сын Эрнульфа, обнажая легендарный меч. Его оглушительный клич встряхнул воинов, придав смелости и разбудив в них жажду крови. Зазвенела сталь, полетели щепки от щитов, Новый Кагым огласили первые крики умирающих и раненых. Брудвар, как разъяренный бык, помчался навстречу фэрлу. Он ощутил, как невидимая сила толкнула его в грудь, но не смогла замедлить. На лице Айтула возникла гримаса неподдельного ужаса, когда он осознал свою беспомощность. В последний момент он успел нащупать рукоять меча и уклонился, парируя удар сына Эрнульфа. Брудвар ошибался, полагая, что одолеть фэрла будет легко. Ощутив дыхание смерти, Айтул рассвирепел и насытил свое тело нечеловеческой мощью, которую питал бурый камень на его груди. Брудвар обрушил целый град беспощадных ударов, но Айтул, отступая, парировал их все. Воины закружились в смертельном завораживающем танце, прервать который не смог бы ни один смертный. Тем временем к шаману, бывшему на волосок от гибели, вернулась способность дышать. Упав на колени, Койун принялся жадно глотать воздух. Один из воинов Айтула, оказавшись близко к старику, замахнулся топором, стремясь раскроить ему голову. Враг закричал, когда что-то черное, спикировав с неба, вцепилось в его лицо. Раздался нечеловеческий вой боли – ворон шамана вонзил свой клюв в глаз нападавшего. Воин хотел сбить ворона рукой, но тот успел взмыть в воздух. Аркал получил удар по голове от одного из дружинников и упал в алый снег, закрыв голову руками. Соратники тут же прикрыли Койуна. Словно огромный еж, аркалы шамана выставили вперед копья, слаженно защищаясь и разя противников. Койун быстро пришел в себя. Маска покорного старика была сброшена. Настало время и ему показать свою силу, доказав, что он не зря носит титул шамана. Он приказал своим воинам освободить для него место и стоять насмерть. Затянув мрачную песнь, Койун достал мешочек с красным порошком и рассыпал его содержимое, рисуя какой-то сложный символ. Воздев руки к небу, он запел еще громче, закрыв глаза и полностью отдавшись ритуалу. Ветер подхватил его голос и разнес по всей долине. Каждый, кто находился в Новом Кагыме, услышал его. Брудвар отступал, защищаясь и отдав инициативу фэрлу. Айтул атаковал без передышки, будто с каждым взмахом своего оружия становился сильнее. Меч в его руках превратился в стальной вихрь, который рассекал воздух с убийственным свистом. Сын Эрнульфа выжидал, пытаясь найти слабые места в обороне фэрла, лихорадочно гадая, как долго он сможет держать этот бешеный темп, и удивляясь, что именно позволяет фэрлу драться столь неистово. Начиная уставать, Брудвар оступился и на долю секунды потерял равновесие. Айтул воспользовался его ошибкой и ранил в ногу, а затем, вложив всю свою силу, ударил сверху вниз. С неимоверным трудом Брудвар успел выставить клинок. Высекая сноп искр, мечи встретили друг друга музыкой пронзительного звона. Айтул, оказавшись выше, навалился на сына Эрнульфа. Брудвар застонал, пытаясь противостоять натиску врага. Опьяненные успехом, безумные глаза фэрла светились ожиданием скорого триумфа. Лезвие его меча уже едва касалось носа Брудвара, готовясь рассечь лицо воина. – А ты упертый, сын Эрнульфа, – ехидно произнес фэрл. – Надо было соглашаться с тем, что я предлагал. Теперь будешь гнить вместе со своим отцом. Отчего-то мысль о том, что его тело не будет предано огню, а оставят на съедение червям, возмутила Брудвара до клокочущей ярости. Гнев знакомой волной растекся по телу, смывая усталость и боль. – Айтул, в день, когда ты поднял на меня руку, ты обрек себя на скорую смерть. – Он улыбнулся, но лишь губами. Глаза оставались леденяще спокойными. Обливаясь потом, Брудвар начал медленно отводить меч фэрла. Второй раз он увидел панику во взгляде Айтула. Брудвар вспомнил павших дружинников, издевательства над Вьёрдом, подбросив в костер своего гнева новых дров. Реликвия аркалов в его руках засияла так ярко, что со стороны казалось, будто бы воин держит луч солнца. И тут сын Эрнульфа понял, что все кончено. Он почувствовал сердцем, как меч пылает ненавистью к источнику силы, которой овладел Айтул. Действуя по какому-то наитию, Брудвар легко оттолкнул фэрла и, не дав тому опомниться, рубанул что есть мочи. Раздался треск, и клинок фэрла развалился пополам. От неожиданности тот упал на спину и посмотрел на сына Эрнульфа так обреченно, как затравленный волк на прижавших его псов. В глазах Брудвара промелькнула жалость к человеку, который так открыто бросил ему вызов и боролся за свои убеждения до самого конца. Но Ярость Солнца требовала казни, а сын Эрнульфа не любил слушать последние слова приговоренных им. Руки сами занесли над головой меч. Фэрл тяжело вздохнул… Клинок уже летел к своей цели, когда к Айтулу прыгнула и закрыла собой девочка. Брудвар среагировал мгновенно. Будто замедлив время, невероятным усилием, в самый последний момент он остановил смертельный удар. Лезвие едва коснулось запястья защитницы, оставив маленький порез. – Турайя, – прошептал Айтул с дрожью в голосе. Маленькая, худенькая, на вид ей было не больше десяти лет. Она смотрела на Брудвара с мольбой, глаза блестели: – Оставь моего отца в живых, дай ему уйти! – навзрыд крикнула младшая дочь фэрла. Брудвар испытал одно из самых ненавистных для себя чувств: начал сомневаться. Разум кричал ему о том, что нужно уничтожить фэрла, отомстив за все зло и избавив Север от опасного смутьяна. Но сердце противилось такому решению. Привыкшее к жестокости, оно все же дрогнуло, увидев, как была самоотверженна и велика любовь дочери к отцу. «Возможно, я мог бы изгнать Айтула, лишив его проклятого камня… Возможно… Но нет. Здесь нельзя поступить иначе. Он должен ответить за все головой!» Переводя дух и оттягивая момент расправы, сын Эрнульфа только сейчас осознал, как же вокруг стало тихо. Звуки битвы еще рокотали в ушах, но никто не сражался и не пытался убежать. Брудвар осмотрелся. Воины Айтула, опустив оружие, глядели на него с почтением и страхом: он совершил немыслимое, победив их грозного фэрла в честном бою. Однако покорность аркалов удивила Брудвара меньше всего. Ведь остальные жители поселения стояли на коленях и со слезами на глазах шептали молитвы. Но не о пощаде фэрла. Более того, казалось, что исход поединка их вовсе не интересовал. Все их внимание было приковано к шаману. Его глаза глубоко закатились, он качался из стороны в сторону, распевая заунывную песнь. А над ним… Сын Эрнульфа не поверил своим глазам и мотнул головой. Нет, то не было видением! Все происходило на самом деле! Над шаманом парили бесплотные духи – полупрозрачные фигуры людей с глазами цвета луны. Мертвые явились в мир живых, чтобы напомнить им об истинных традициях Эргунсвальда. В этот момент Айтул ясно осознал, что его мечтам не суждено сбыться. После увиденного, вспоминая сказанную им ложь о Предках, ни один аркал не предал бы своей древней веры. А по тяжелому взгляду Брудвара он понял, что ни его дочь, ни кто-либо другой не смогут убедить сына Эрнульфа сохранить ему жизнь. – Прощай, девочка моя, – ласково шепнул он Турайе, а потом вскочил с места и кинулся прочь. Оттолкнув дочь Айтула, Брудвар сделал колющий выпад, сумев лишь проткнуть руку фэрла. Ругаясь, он помчался следом, но Айтул бежал с проворностью дикого кота, играючи пробираясь сквозь толпу. Очевидно, люди сильно опасались его и находились в замешательстве, не мешая бегству. На помощь сыну Эрнульфа бросились воины Койуна, но едва ли они могли состязаться в скорости с Айтулом. Очень скоро Брудвар стал задыхаться, а его легкие объял настоящий огонь. Каким бы сильным и выносливым он ни был, запас прочности подходил к концу. На задворках поселения Айтулу удалось раздобыть лошадь. Расстояние между преследователями и жертвой стало увеличиваться с ужасающей скоростью. Конный отряд стрелой полетел в погоню. Брудвар видел, как у подошвы гор маленькая точка спешилась, а потом исчезла. Оказалось, фэрл скрылся в тоннелях, о существовании которых никто, кроме Айтула, и не догадывался. Подземные ходы были столь велики и запутаны, что было решено свернуть поиски и караулить фэрла снаружи. Когда ритуал был окончен, а духи, вызванные шаманом, исчезли, сын Эрнульфа решил произнести речь, которой предназначалось подвести итоговую черту между противостоянием свальда и всего Севера. Он собрал аркалов в том самом месте, где победил Айтула: на площади, возле дерева с клеткой, где томился Вьёрд. Сейчас она была окрашена в серо-бурые цвета: тела погибших унесли, но следы недавней битвы застыли под ногами людей хрустящей, как раздробленные кости, коркой. В первых рядах стоял Койун, молча подбадривая Брудвара одобрительным взглядом. Сама же площадь забилась до отказа. С высокого постамента, который принесли для будущего вождя, он видел множество людей, желающих услышать его голос. Наиболее хитрые или ловкие наблюдали за происходящим с коньков крыш, вырезанных в форме птичьих голов. Возвышаясь над толпой, сын Эрнульфа смотрел на аркалов и видел в их глазах испуг, недоверие и обреченность. Кажется, они не без причин полагали, что Брудвар сурово их накажет, и готовились к худшему, зная, каким жестоким был его отец. И ни один фэрл не посмел бы осудить его, если б после всего случившегося он предал бы огню Новый Кагым и всех, кто здесь жил. Однако воин не собирался карать изменников, хоть и имел на это полное право. Брудвар не испытывал ненависти к этим людям и не винил их в смерти дружины. Злость и ярость, вдоволь покуражившись, исполосовав его сердце новыми рубцами, испарились, боль от потерь – притупилась. Его душу охватывало чувство, от которого он годами отворачивался и которого старательно избегал. В какой-то мере он боялся его. Ибо и отец, и Фронсуд, и даже сама жизнь с детства учили Брудвара, что жалость делает мужчину слабым. Но сейчас воин не был согласен с этим наставлением. Перед ним, хмурясь, опасливо поглядывая на победителя их фэрла, ожидали своей участи простые, растерянные люди. Мужчины, женщины, дети, старики… Долгое время они словно жили во тьме, а получив яркий факел надежды, тут же лишились его. Брудвар потушил пламя, не дав огню их веры в хорошее как следует разгореться. Вглядываясь в напряженные лица аркалов, Брудвар понимал, что если его жалость позволит сохранить их жизни, дать новую цель и возродить чувство безопасности, то лишь глупец назовет это проявлением слабости. В конце концов, как будущий вождь Эргунсвальда он был в ответе за судьбы этих людей. И сейчас ему предстояло убедить их в том, что его правление будет справедливым. Едва ощутимое тепло зимнего солнца коснулось затылка Брудвара. Облака расступились, и яркие лучи заставили толпу прищуриться. Колючий ветер затрепал плащ воина, откинув полы назад, и обнажил очертания могучей фигуры. Стоя в искрящемся золотом ореоле света, сын Эрнульфа звучно произнес: – Жители гордого и неприступного свальда! – Он сразу решил отдать дань уважения аркалам. – Много дорог замело с тех пор, как фэрл Айтул дал клятву верности моему отцу. И много крови пролилось с того дня, когда мой отец впервые оскорбил его, бесчестя титул Благословленного Предками. Каждый из вас знает, что произошло и к чему привела его бессмысленная жестокость. Но я стою здесь, перед вами, открыто, лицом к лицу не затем, чтобы вспоминать прошлое, искать правых и виноватых и плодить новые распри. – Брудвар ненадолго прервался, скользя взглядом по толпе и отмечая для себя, что после его последних слов в глазах людей в ближайших к нему рядах сквозь настороженность начали проклевываться робкие ростки облегчения и надежды. – Я здесь затем, чтобы раз и навсегда покончить с этой враждой и примирить наши народы. Вождь уже ответил за все зло, причиненное вашему племени. А за позор отца мне пришлось расплачиваться жизнями своих дружинников. Верных, дорогих мне людей, которые даже и не догадывались о том, что совершал вождь. Я и сам чуть не отправился к Предкам, пытаясь убедить Айтула зарыть топор войны, – в голосе Брудвара послышалась горечь. – Но я не стану мстить за смерть моих воинов. За смерть отца и родного брата. Услышьте меня, ибо перед вашими взорами, перед ликами Предков и всех духов Эргунсвальда я, Брудвар, сын Эрнульфа, наследник трона Скаймонда, говорю вам, что отказываюсь от мести! Отказываюсь во имя крепкого и вечного мира. Клянусь вам и всему вашему свальду, что покуда я жив, я буду вернейшим другом и защитником аркалов и не допущу несправедливости. И пусть Ледяная Бездна поглотит меня, а сыновья мои будут прокляты, если я нарушу слово, данное вам! – голос Брудвара гремел уверенностью и был наполнен спокойной силой. Толпа замерла, затаив дыхание, ловя каждое слово воина. – Но не стоит забывать, что Север един. Этого не изменить, – сурово предостерег будущий вождь. – И у нас есть шанс начать все заново, сделать так, чтобы наши потомки гордились этим величайшим союзом племен. И я думаю, что именно сегодня, в день, когда мы все воочию узрели Предков, – при воспоминании об увиденном по телу воина пробежала дрожь восхищения и безотчетного страха перед неведомым, – вы сделаете правильный выбор. И наш полет будет долог! – Брудвар закончил свою пылкую речь известной фразой аркалов. «О милостивые Предки, прошу вас, вразумите этих людей. Пожалуйста, пусть они подчинятся без лишних слов, смирятся, промолчат. Пожалуйста, наделите их частицей своей мудрости… Только пусть они не спрашивают меня, что будет, если они откажутся…» – отчаянно молился Брудвар, внешне являя для всех образец спокойствия, мужественности и надежности. Скала в человеческом облике, чьи синие глаза бродили по площади, убеждая в своей правоте тех, с кем пересекался взглядом, он все же не смог бы спасти аркалов, если б и в этот раз они ответили отказом. Власть наделяла его неоспоримой силой и давала множество привилегий. Но удержать ее одним лишь милосердием было невозможно, Брудвар знал это. Великодушие имело границы, которые он не мог нарушить, поскольку рассчитывал сесть на трон Скаймонда. Сесть и, несмотря ни на что, стать величайшим вождем Эргунсвальда. Аркалы зашептались, обсуждая слова Брудвара, передавая их последним рядам и разнося по всему поселению. Брудвар ждал. Голоса становились громче и смелее, но, вопреки опасениям воина, в них не было слышно возмущения или злости. Оползень тяжких дум сошел с его плеч, когда он увидел сдержанные кивки и робкие улыбки согласия на лицах собравшихся. Аркалы приняли решение. Под одобрительный гул, от которого на сердце Брудвара расцветала весна, выразить общее мнение поднялся Койун. Помогая себе тростью, шаман ступил на помост и встал лицом к Брудвару. – Все люди совершают ошибки. И чем выше вьет свое гнездо человек, тем быстрее он забывает о тех, кто летает снизу. Тем проще ему творить зло по отношению к слабым. Но глядя на деяния твои и благородство, которое ты проявил к проигравшим, мы более не сомневаемся в том, что ты станешь справедливейшим вождем Севера. Мы услышали достойную и честную речь. И готовы последовать за тобой, забыв обо всем, что разделяло наши народы, и сохранив наследие наших предков. – Да будет так, – протянул руку сын Эрнульфа. – Да будет так, – пожал ее шаман. Позже, когда толпа рассеялась и Новый Кагым принялся готовиться к торжествам в честь заключения мира, Брудвар и Койун направились в медовый зал. Ожидая, пока накроют праздничные столы, они уединились в одной из комнат длинного и высокого дома. Им было что обсудить перед скорым расставанием. – Не знал, что ты можешь вызвать Предков в наш мир, – с уважением сказал Брудвар. Он еще не успел как следует осмыслить явление великих духов, но понимал, что стал свидетелем исторического момента. – Честно говоря, я тоже. Прежде и я ничего подобного не видывал. Но сдается мне, что именно Айтул и пробудил силы, которые дремали сотни лет, невольно наделив шаманов Севера новыми знаниями и способностями. Думается, это только начало. Эргунсвальд меняется, в том нет сомнений. – И мы будем готовы к этим переменам, – произнес Брудвар, протягивая ножны с легендарным мечом. Ему не хотелось расставаться с оружием, но забрать его себе означало бы оскорбить вновь обретенных союзников. Шаман скромно улыбнулся: