— Спорим, что она не успеет! — выдохнул Курт, роняя слюну. — Спорим, что успеет. — Ладно. Твоя ставка… эта твоя Сара против… той китаянки, что принесла шампанское. Ага, я видел, как ты на нее глазел. Бьем? Я улыбнулся пересохшим ртом: — Бьем. Мы пожали руки и разбили их. И сразу повернулись смотреть, как бежит рыжая. В голове у меня гудело, лицо с застывшей улыбкой ощущалось как деревянная маска. Стоя рядом с ним у края балкона, я притворился, что пью шампанское из бутылки. Шампанское — не из моих любимых напитков, но зато бутылка у него самая тяжелая. Тикали секунды — рыжая бежала, спасая свою жизнь. Она перелетела через мост и тяжело побежала по холму вверх к церкви. Я стоял, едва дыша, и прикидывал шансы. Если она взорвется, я опущу бутылку на голову Курта изо всех сил. Хотя из комнаты смотрят двое из Команды… ладно, может, будет шанс ими заняться раньше, чем они схватятся за оружие. Она бежала — вверх, вверх, вверх! Я глянул на часы. Прошло восемь минут. Я снова стал смотреть. Тиканье часов было как палка, мерно бьющая меня в висок. — Сейчас в любую секунду… — Курт рассмеялся. — Потом вымыть Сару Хейес и доставить в мой шатер. Все трое подпрыгивали от возбуждения, как болельщики на бегах. — Вот она, вот она! — Сейчас в любую секунду… Рыжая скрылась в церкви. Сейчас она лезет по винтовой лестнице. Я стоял, ожидая увидеть клуб дыма. — Вот она! Копна рыжих волос, бешено мотаясь, появилась наверху колокольни — девушка рвала ключ из кувшина. Я представил себе, как она пытается попасть ключом в отверстие, руки у нее трясутся и каждый миг она ждет, что окажется с владыкой душ и блядским поющим небесным хором… — А, блин! Нет! Сверкнула дугой с колокольни серебряная точка, подпрыгнула внизу среди могил кладбища, и между надгробьями повалил дым. — Поправка. — Курту пришлось три раза глубоко вздохнуть и потом закончить: — Вымыть эту китаянку и доставить в шатер Ника. Я промочил пересохшее горло шампанским. — А ничего повеселились? Рыжая неверным шагом шла обратно к гостинице. Курт рассмеялся, потом сказал, обращаясь к одному из своей команды: — Узнай, кто снаряжал фитиль. И переломай ему пальцы. * * * — Сара! Я поравнялся с ней, быстро идущей через брошенную деревню. — Что тебе нужно? — У меня такое чувство, что ты не хочешь со мной разговаривать. — Ты угадал. — Погоди… ты ведь не думаешь, что это я убил Дэйва? — Нет. Потому что я знаю, что ты этого не делал. Дэйв сказал Мартину, что он задумал. Он говорил путано и плакал. Но мы не думали, что он доведет это до конца. Я вздохнул: — Последние два дня я думал, что ты меня избегаешь, считая убийцей. — Что ты с собой сделал. Ник? Как я слышала, вы теперь с Куртом закадычные приятели. — Сегодня днем я еду с ними на охоту. — Счастливо повеселиться. Тебе еще не предлагали вступить в Команду? — Нет. — Предложат. — Ладно, оставь это пока что… — Я понизил голос. К нам по холму шел вихляющейся походкой кто-то из Команды. — Слушай, я хочу говорить с тобой, Дел-Кофи и Китти. У вас дома, завтра в восемь утра. Сара глядела, ожидая, что я скажу еще что-нибудь. — В восемь утра. Это важно. Бандит подошел поближе, подмигнул, когда увидел, что я говорю с Сарой. — Ник! — сказал он. — Ты видел, что там Курт устроил на церковном дворе? Пойди взгляни. Расставшись с Сарой, я перешел через мост и пошел к церкви. На каменной стене Слэттер курил сигарету и хохотал: — Атен, тащи сюда свою пидорскую рожу! Глянь вот на это! — Если тебе это смешно, Слэттер, значит, шутка хреновая. Так и было. Шесть человек, которые тащили жестянку, не успели добежать. Курт велел, чтобы их тела посадили на стулья или привязали к шестам, чтобы они казались живыми. У многих не хватало частей тела. Главным образом рук, лиц, животов. Зато сейчас у них был счастливый вид. Как будто они отдыхали в саду с банкой или бутылкой в оставшейся руке. Их одели в смешные шляпы, а у некоторых там, где были лица, намалевали клоунские ухмылки. — Глянь на Саймона, — ткнул сигаретой Слэттер. — Мне столько приходилось выпивать, чтобы обезножеть. Но так, как он, не получалось. Он заржал, мерцая своими зверскими глазками между вытатуированных птиц. Я повернулся и пошел прочь, и чувствовал себя так, будто меня закопали в лед. * * * В тот же вечер, когда дул холодный ветер с севера, юноша семнадцати лет по имени Иэн был признан виновным в неоказании должного уважения. Иэн никогда никого не трогал. Единственное, чего он хотел, — это возиться со щенятами и котятами, которых собирал на прогулках по долине. Я думаю, он был малость простоват. Если с ним заговорить, он отвечал кивками и широкой улыбкой на детском лице. К нему пристегнули трубу, и я стоял с Куртом на ступенях гостиницы, чтобы посмотреть. Смотреть, что будет, мне не хотелось, и я потихоньку осматривал вершины холмов. Вдали, на одном из них, двигались какие-то фигуры. Их трудно было опознать, но по тому, как они двигались и на нас смотрели, я понял, кто они. Креозоты вернулись. Никто другой не заметил: все были поглощены зрелищем, как Иэн тащит жестянку. Мое сознание вернул обратно звук взрыва. Какое-то время я ничего не мог разглядеть. Потом я увидел идущую по дорожке фигуру, и ее плечи раскачивались из стороны в сторону. — Иэн справился! — крикнула какая-то девица. Так и было. В определенном смысле. Одной руки он лишился с большей частью плеча. Живот у него вспороло. Оставшейся рукой он держал внутренности комом перед грудью. Кусок их тащился за ним, как кожа длинной серой змеи. — Я жив… я жив… смотрите, я жив! — повторял он снова и снова, ковыляя к нам по дорожке. — Я жив, я жив! — Единственный глаз горел, как электрическая лампа сквозь красную кашу. — Я жив, Курт, я жив!