– Всадник! – выкрикнул боец на стене. – Сколько? – Один! Всего один. Мчится к главным воротам. Эшлин отыскала взглядом нервно скачущую лошадь с седоком, который едва держался в седле. – Подстрелить его? – спросил лучник. – Нет, – ответила Эшлин, не сводя глаз с всадника. – Это труп. Впустите лошадь в северо-западные ворота. – (Их можно было открыть и закрыть быстрее всего.) – И принесите сюда тело. Это оказался труп Юльнара Вента, градоправителя Глиновала, того самого, чьих писем так ждала Эшлин. Седар Уоллес перерезал ему горло, привязал ноги к седлу, прибил к груди послание и пустил лошадь галопом к Незатопимой Гавани. Хайден с силой выдернула длинный гвоздь из тела и передала окровавленный листок Эшлин. Эшлин Мальграв! Ты больше не королева Альмиры. Я убил гвардейцев, которых ты отправила в Глиновал. Я убил гвардейцев, которых ты отправила в Заповедный Дол. Долина Горгоны моя. Дайновая пуща моя. И все остальные земли вскоре тоже станут моими. Завтра на рассвете начнут стрелять мои катапульты. Отдай мне Незатопимую Гавань без боя, и я сохраню тебе жизнь, отправлю в изгнание. А если ты окопаешься в своей проклятой башне, то тебя отымеют все мои бойцы по очереди, а потом я отрублю тебе голову. Седар Уоллес, король Альмиры Глядя на листок, Эшлин невольно сжала левый кулак так, что драконья нить впилась ей в кожу и задымилась. – И что теперь? – спросила Хайден. – Предупреди бойцов, пусть готовятся к обстрелу катапульт на заре. 31 Вира Балария, Бурз-аль-дун Вдалеке виднелись очертания Бурз-аль-дуна. За день до этого пески пустыни сменились невысоким кустарником и камышами вдоль берегов, а за ночь чахлая растительность превратилась в оливковые рощи и лимонные сады. Вира заметила стада каких-то копытных с бурыми шкурами и двумя длинными рогами, черно-белыми спиралями скручивавшимися над головой. Животные мирно щипали травку в тени лимонных деревьев. – Прекрасный вид, правда? – сказал Боргон за спиной Виры. – В моем детстве сады с газелями начинались в двух днях пути до Часов. – А что изменилось? Боргон пожал плечами: – Баларские власти истребили всех драконов в тех местах, где теперь пустыня. После этого все и началось – мартышки взбесились, загрызли зверей помельче и сожрали все, кроме кактусов. Потом началась засуха. Всю округу засыпало песком. В общем, сплошное невезение. А эти сады не завяли лишь потому, что сюда дотягиваются каналы из Бурз-аль-дуна. – Да, не позавидуешь, – сказала Вира, которой было совсем не жаль балар. Она знала, что сплошное невезение обычно происходит оттого, что люди принимают одно неправильное решение за другим. Море было где-то рядом. В воздухе пахло солью. С самого рассвета Вира стояла на носу корабля и смотрела на далекий город, замеряя большим пальцем высоту городских башен. За свою жизнь Вира побывала во многих городах, но Бурз-аль-дун был самым большим и высоким из всех. Химейя, столица Папирии, в сравнении с ним была жалкой горсткой хижин из камня и кедра. Бурз-аль-дун раскинулся по обоим берегам реки Лоронг. На западном берегу теснились здания из серого камня и дерева – высокие, выше обычных, но в остальном мало чем отличающиеся от построек в Незатопимой Гавани. А вот на восточном берегу стояло нечто невиданное. Прочные особняки из красного, белого и желтоватого мрамора сверкали в солнечных лучах, из бесчисленных жестяных труб валил дым. Огромные башни оплетала сеть медных трубок и лесов с шестеренками, которые поднимали вверх и вниз передвижные деревянные помосты. – А зачем все это? – спросила Вира, указывая на леса. – Из-за этого Бурз-аль-дун и прозвали Часами, – сказал Боргон. – Это для богачей-сволочей, которые живут в этих башнях, – еда, питье, в общем, все, чего их подлые душонки пожелают. Так что этим гадам даже задницу с дивана отрывать незачем. А по медным трубкам идет вода. Такое вот устройство. До Виры доходили слухи, что в Бурз-аль-дуне живут с небывалой роскошью, но она представляла себе толпы слуг и изящно обставленные покои, а не город, в котором все делалось с помощью механических устройств и металла. Вдали показалось здание с огромным куполом, настолько больше всех остальных домов, что наверняка это был императорский дворец. Из купола наполовину высовывалось громадное зубчатое колесо, широкое, как улица. Оно медленно, размеренно вращалось. – Что это? – спросила Вира. Она никогда не видела ничего подобного. – Это центровая шестерня. Она питает энергией весь город, дает свет, тепло, воду и управляет пропускными пунктами. – Боргон почесал ухо, изъеденное коростой. – Всю ночь шумит. Вира хотела подробнее расспросить его о центровой шестерне, но умолкла при виде невероятно длинного моста, перекинутого через реку и соединявшего две части города. Мост был двухуровневый. По нижнему уровню, темному и грязному, двигались пешеходы, а по верхнему, открытому, катили кареты и несли паланкины. Богатые на виду, бедняки в тени. Все как обычно. Но самым удивительным была статуя посреди моста. Этернита. Высотой в сотню локтей, вся из стали, нагая богиня с распущенными волосами вздымала руки к небу. Когда лодка приблизилась к мосту, Вира заметила, что пряди волос богини сделаны из винтиков, болтов, шестеренок и сверл. Боргон сжал в кулаке медные часы, висевшие у него на шее, но ничего не сказал. Лодка проплыла под мостом. По обоим берегам тянулись пристани и причалы. Над водой летали стаи чаек, слышались неразборчивые крики матросов и портовых рабочих. На причалах было людно, но царил порядок. Вира принюхалась и удивленно наморщила лоб. Во всех портах Терры воняло так, будто все сооружения были построены из дерьма. А здесь повсюду веяло сосновым запахом жженого драконьего масла. В Бурз-аль-дуне смрад тысяч бедняков не просто заглушили, а заменили ароматом самого дорогого вещества на свете. За мостом река расширялась. В гавани среди рыбацких лодок и барж стояли огромные торговые галеи, готовые к отплытию в Море Душ. – И куда нам сейчас? – спросила Вира Боргона. – В один из протоков? – Она указала на западный берег, где темнели длинные доки. – Нет, нам к богатеям. У них все огорожено и перекрыто, вот как там. – Боргон указал на высокий док с железной крышей, похожий на складское помещение. – Валлен требует, чтобы все происходило без свидетелей. Сюда не подберешься, если у тебя нет нужного пропуска. – Эти пропуска действуют и для прохода по городу? – спросила Вира. – Да, как и везде в Баларии. Без пропуска здесь никак. Пропуск определяет, где тебе жить, чем заниматься, можно ли покидать пределы города. – Боргон почесал спутанную бороденку. – Золотаря из трущоб не выпустят дальше нескольких улиц от дома, потому что кругом пропускные пункты. – Он указал на западный берег, где между двух обшарпанных каменных домов виднелись высокие железные ворота. – То есть свободы нет ни у кого. Боргон пожал плечами: – А это как посмотреть. Золотарь, конечно, чистит клоаку, но здесь она благоуханная, а не зловонная, как по всей Терре. И чумы в городе вот уже несколько десятков лет не было. Во всем мире свирепствуют болезни, голод и бешеные обезьяны, а в Бурз-аль-дуне никто не голодает. Многие считают, что это лучше, чем хваленая свобода. – Боргон сплюнул за борт. – Но все равно всякий раз, как захожу сюда в порт, в заднице свербит. Неестественно все это. Он прошаркал к себе в каюту. Вира думала, что слухи о Бурз-аль-дуне преувеличены, но ошиблась. Новшества этого баларского города были настоящими чудесами. Вира направилась на корму. Лиофа заметил приближение вдовы и преградил ей дорогу. – К калеке идешь? – с улыбкой спросил он, тряхнув заплетенной в косички шевелюрой. Вира ждала, пока он освободит ей путь. Лиофа не двинулся с места. – Вергун такое уже делал, – продолжил он. – Изувечил человека и оставил его в живых, чтобы подольше помучить. А еще одному обрубил все пальцы, засолил их и отправил придурка ловить марлина. Представляешь? Вира молчала. – В общем, бедолага вернулся ни с чем, а Вергун скормил ему засоленные пальцы и заставил рассказать, каковы они на вкус. Хотя, по-моему, это было уже чересчур. – И зачем ты мне все это рассказываешь? – спросила Вира. – Так смешно же. – Лиофа сложил губы в улыбку, но глаза оставались серьезными. – Понимаешь, у того придурка был брат, который решил свести с нами счеты. Попытался убить меня и вампира вилами. Ну, его винить трудно. Все-таки семья есть семья. А вот вы с баларином как-то очень спокойно отнеслись к смерти старика. Странно все это. – С Бершадом мы едва знакомы, а старик для меня и вовсе чужой, – солгала Вира, незаметно потянувшись к рукояти Кайсы. – Мне просто нужно попасть в город. – Понятно. Значит, мозги у тебя все-таки есть. – Лиофа наклонился к ней. – Потому что в доке нас ждут семеро. Все силачи. А тому брату я выдрал кишки и ими его задушил. И с тобой то же самое будет, если вдруг удумаешь какую-нибудь гадость. Не дожидаясь ответа, он хлопнул Виру по плечу и ушел. Вира направилась в каюту Бершада. В пяти шагах от двери пахнуло влажной зеленью. Вира втянула уже привычный запах и подумала: «Хорошо, что сюда никто не приходит, а то полюбопытствовали бы, откуда здесь взялись джунгли». Бершад сидел на полу у дальней стены, полураздетый, в набедренной повязке из оленьей кожи, и пытался размотать побуревший бинт с правой руки. Его раны больше не нуждались в перевязке – о переломанных запястьях и щиколотках напоминали только свежие шрамы и кольца розовой кожи. Даже Вира, которая видела это каждый день, не могла привыкнуть к такому невероятному зрелищу. Бершад посмотрел на нее. Его глаза тоже изменились – теперь они словно бы горели в глазницах. – Мы уже в городе?