Эшлин дважды перечитала письмо и не могла оторвать взгляда от проклятых слов. Жаркая ярость сдавила горло. – Когда отправлять ответ, королева? – Немедленно, – сказала Эшлин. Первым делом она написала письмо Юльнару Венту, заверяя его, что королевские гвардейцы уже в пути. Эшлин нужны были войска в Незатопимой Гавани, но она не собиралась оставлять без внимания повешенных крестьян. Двигаться вперед можно разными путями. Барон Хрилиан и его банда разбойников перекрыли одну дорогу, и теперь Эшлин нужно было искать другую. Эшлин собиралась обратиться к императрице с просьбой предоставить ей помощь папирийского флота, но этим дело не ограничивалось. Настало время проверить, что именно готова сделать императрица для своей племянницы. Часть II 10 Бершад Терра, Море Душ Как только «Люмината» вышла из Незатопимой Гавани в открытое море, Роуэна и Альфонсо затошнило. Роуэн постоянно блевал, стараясь попасть то за борт корабля, то в бадейку, но получалось редко. Альфонсо было куда хуже. Бедный осел не понимал, что происходит, жалобно кричал и завалил загон навозом. Бершад пытался успокоить Альфонсо, гладил его по морде и обещал, что все скоро кончится, а в перерывах соскребал ржавчину со своего меча. Несмотря ни на что, клинок должен сохранять остроту. На второй день плавания Бершад вышел из загона с бадейкой ослиной блевотины. Фельгор, усевшись на поручни, смотрел в море. Баларину больше не нужно было притворяться узником, поэтому Вира сняла с него кандалы, но пригрозила, что в случае чего отрежет ему ноги. Даже сейчас она следила за каждым его движением, будто опасалась, что он прыгнет в воду и вплавь отправится к свободе. Роуэн, с бадейкой между ног, сидел у мачты и разглядывал свои ступни. – Ох, как я по морю соскучился! – радостно воскликнул Фельгор, сияя от счастья. – Я полжизни провел на таком же корабле, только похуже. Мои родители были странствующими актерами, не могли себе позволить роскоши. Приходилось полагаться на изобретательность, но это требует… – Фельгор, заткнись, – буркнул Роуэн, не отрывая взгляда от ног. Фельгор посмотрел на него: – Ну да, ты у нас прирожденный мореплаватель. Бершад выплеснул бадейку за борт и уставился в даль. На горизонте смутно виднелись очертания островов в самой середине Моря Душ – архипелаг Сердечник. Мореплаватели обходили его стороной: подводные течения и рифы разбивали корабли в щепки. Поговаривали, что на островах путников подстерегают и иные опасности: странные звери и огромные драконы. А для альмирцев острова были священным местом. – Мне помнится, что острова были больше, – сказал Фельгор, проследив за взглядом Бершада. – Или это просто я вырос. – Он покосился на Йонмара, занятого лепкой божка на планшире. – Чего это он? – Там, в сердце моря, родились боги, – пояснил Йонмар, не прекращая своего занятия. – Если уж мы проплываем мимо, то надо почтить их должным образом. – Эх, я просто обожаю этих ваших альмирских истуканов. А покажи-ка своего. Йонмар гневно взглянул на Фельгора, но потом отвел руки, чтобы все могли оценить его труды. Глиняный болванчик был размером с руку; из глиняного туловища торчали медвежьи когти и ивовые прутья, а на месте глаз сверкали два рубина. Йонмар постарался на славу. Фельгор оглядел истукана и спросил: – А что ты с ним сделаешь, когда закончишь? – Отправлю его в море, – ответил Йонмар. – Ничто не вечно. – Ты готов расстаться с двумя рубинами, лишь бы боги не заскучали по родному дому? Да что такого особенного в этих островах? – До рождения богов миром правили драконы и демоны, – сказал Йонмар. – И повсюду были только камни и горячая зола. Потом из морских глубин на берег выбрались лесные боги, принесли с собой деревья с густой листвой и зверей с теплой кровью. А когда земля заполнилась растительностью и жизнью, боги вытащили из морских глубин людей, чтобы мы с честью жили среди их творений. После смерти мы возвращаемся в море, и, если боги считают нас достойными, присоединяемся к нашим предкам и вечно живем в сердце моря. – А если тебя сочтут недостойным? – На твою душу накладывают проклятье, – пояснил Йонмар, – и ты становишься демоном, который не выносит солнечного света и живет среди кошмаров. – А почему вы не лепите божков? – спросил Фельгор Бершада и Роуэна. – Моя душа и без того проклята, – сказал Бершад. – А даже если бы и не проклята, когда меня лишили титула и имущества, то отобрали и тотемный кошель, потому что изгнанникам не позволено просить милости у богов. – И у тебя тоже? – спросил Фельгор у Роуэна. – Нет, мой при мне. Но я ничего не опасаюсь, – ответил Роуэн, покосившись на Йонмара. – А боги всегда чуют людское отчаяние. Все умолкли. – Как по мне, так все это глупо, но я все равно обожаю вас, альмирцев, – наконец сказал Фельгор. – Таскаете за собой кошели, набитые прутиками, косточками и драгоценными камешками. Любой карманник, прогулявшись по Туманному кварталу Незатопимой Гавани, награбит столько добра, что умрет от счастья. – Зато я не поклоняюсь долбаным шестеренкам, – пробормотал Йонмар. – А вот это самое распространенное заблуждение, – возразил Фельгор. – Балары не поклоняются Этерните. Мы ее сами сотворили. – Люди не способны сотворить божество. – Еще как способны. Для этого всего-то и нужно, что металл, проволока, гайки и болты – ну и чтобы люди с тобой согласились. Так что дело не только в шестеренках, а вообще в механизмах. В Баларии все устроено куда лучше, чем у вас в Альмире. Этернита служит нам, а не мы – ей. Так жить удобнее, и не надо все время бросать свои дела и лепить изваяния. – Если у вас все так здорово, за каким хреном тридцать лет назад Балария пошла войной на Альмиру? – спросил Роуэн, не отрывая взгляда от бадейки. – Не знаю, – ответил Фельгор. – Мне было всего два года. А вот Бершад знал. Балария утверждала, что поводов для войны было множество – честь, завоевание, обучение дикарей-идолопоклонников. Но все сводилось к одному – к продовольствию. Стремительное расширение Баларской империи привело к тому, что кормить население было нечем, – и это еще до того, как грянул голод в Галамаре и Листирии. После поражения в войне с Альмирой Баларии пришлось закрыть границы, чтобы не пускать голодающих с окраинных земель в центральную часть страны. – Потому что металлом, как камнями или головешками, сыт не будешь, – сказал Бершад. – Этернита не творит еду. Фельгор пожал плечами: – Ну, я простой вор, мне лишь бы где пригреться. Я не особо задумываюсь, как и почему все в жизни происходит, мне вся эта философическая дребедень ни к чему. От нее только устаешь. – Он обернулся к Вире. – А как у вас, в Папирии? – А что у нас? – Ну, вы же поклоняетесь какому-то небесному богу? Я что-то такое слышал. – Папирийцы не поклоняются никаким богам. Мы просто с почтением относимся к луне и звездам. – А почему? – Луна вызывает приливы и отливы, которые уносят наши корабли в море. А звезды помогают нам плыть. – И все? – Йонмар недоуменно наморщил лоб. Вира посмотрела на него: – Вот попадешь темной ночью в шторм, сразу все поймешь. Миновав Сердечник, «Люмината» попала в шторм. Корабль мотало по волнам, палуба угрожающе кренилась, ее заливали струи дождя. Целую неделю Ториан и матросы не знали отдыха – перекрикивались, ставили и убирали паруса, травили шкоты, когда менялся ветер. Наутро, когда шторм начал ослабевать, вдали появилась белая, как кость, полоса побережья Галамара. Море засыпало берег тысячами крохотных раковин, и солнце выжгло их добела. Издалека светлые изгибы прибрежных скал напоминали огромную змею, вытянувшуюся в бесконечность. На берегу виднелись небольшая гавань и город, а за ними вздымалась темная громада Вепрева хребта, отделявшего Галамар от Баларии. – Аргель, – сказал Ториан, когда все собрались на палубе. – Самое северное поселение Галамара. – У аргельских шлюх очень приятно пахнет изо рта, – заявил Фельгор. – Я бы сказал, они входят в первую пятерку среди остальных шлюх мира. Вира зыркнула на него и поудобнее перехватила рукоять кинжала в ножнах на поясе. – А в другом месте нельзя пристать к берегу? – спросил Бершад Ториана. – Подальше от посторонних глаз. – Можно, но не здесь. На севере побережье скалистое, и сразу за горами – Балария, но там не пройти. На юге – высоченные утесы, туда не каждый вскарабкается, разве что один из десяти, а остальных смоет приливной волной. Можно пойти в обход, но это означает еще месяц плавания. – Меня это не устраивает, – заявил Бершад, которому во что бы то ни стало надо было попасть к императору до наступления летнего солнцестояния. – Тогда придется высаживаться на берег в Аргеле. – А ты там бывал? – спросила Вира.