– Ага, мне это уже говорили. – Морган, что ли? – Нет, – задумчиво произнес Джолан. – Другой человек. – Он закончил перевязку, встал и посмотрел на солнце. – Пойдем. Если не станем мешкать, то через неделю будем в Заповедном Доле. 9 Эшлин Альмира, берег Атласа Эшлин вгляделась в лицо отца. Серебристо-седую бороду закрасили черным. Отцу это не понравилось бы. Гертцога Мальграва называли по-всякому, но тщеславным он никогда не был. Он хотел бы уплыть по реке, не скрывая ни своего настоящего лица, ни своей истинной сути. Вести о смерти короля разлетелись по стране, и все альмирские крестьяне, воины и бароны прекратили свои занятия и на неделю погрузились в траур: поминая его, пили и рассказывали о его подвигах во время баларского нашествия. Но поминали его и иначе. Ночами в темных подвалах, погребах и на залитых лунным светом полях колдовали и совершали жертвоприношения. Под звездным небом лилась кровь коз и кур – никто не знал, сотен или тысяч. Если бы Гертцог умер пятьсот лет назад, то в его честь бароны приносили бы в жертву младенцев, а не домашних животных. Все в Терре считали Альмиру отсталой страной, но Эшлин радовалась уже тому, что альмирцы все-таки отказались от жуткого обычая человеческих жертвоприношений. Обычно покойников королевской крови отправляли в Море Душ прямо с замкового подворья, которое выходило к гавани, чтобы их души наверняка не заблудились. Всех альмирских вельмож приглашали на похороны следить, как усопший владыка возвращается туда, где рождаются все души. После окончания церемонии все напивались и рыдали над волнами, а потом скорбное прощание превращалось в печальную, но буйную оргию. Мать Эшлин, хотя и родилась в Папирии, хотела, чтобы ее похоронили по альмирскому обряду. Когда она умерла, Гертцог не отправил ее тело из Незатопимой Гавани в Море Душ, а увез к заповедной речушке, что текла в дне пути к северу от столицы. Ходили слухи, что он отправился туда один, потому что, взъярившись на изменницу-жену, не стал хоронить ее по заведенному обряду и даже не вложил раковину в рот покойнице, а просто зарыл труп в землю и завалил камнями. Впрочем, Эшлин этому не верила. Перед смертью Гертцог попросил дочь отвезти его к той же речушке и отправить в последний путь без пышных церемоний и без придворных свар. Такое решение ошеломило знать и вельмож Незатопимой Гавани – их лишили возможности выразить искренние соболезнования и продемонстрировать верность престолу, – но Эшлин исполнила отцовскую волю. Она стала королевой. Ей нужно было доказать свою способность властвовать, а не блюсти альмирские традиции. В путь к заповедной реке Эшлин отправилась в сопровождении Хайден и десятка королевских гвардейцев. Они помогли Эшлин уложить тело Гертцога Мальграва в ладью и, установив кордон в лесу, отошли, чтобы дать королеве возможность попрощаться с отцом. Оставшись в одиночестве, Эшлин думала, что на нее нахлынет горе, но ничего особенного не почувствовала. Ни слез, ни дрожи в руках. Эшлин не простила Гертцогу жестокое обращение с Сайласом, а просто примирилась с этим. Ее отец долгие годы ждал смерти, готовился к ней вместе с дочерью, и оба знали, что однажды она привезет его тело именно сюда. Эшлин достала взятую с собой раковину – кремово-белую, с оранжевыми и зелеными прожилками. Гертцог выбрал ее собственноручно, когда начал харкать кровью. Белка, спрыгнув с дерева, поскакала по речному берегу. У бортов темно-синей похоронной ладьи резвилась форель. Эшлин надо было произнести слова прощания, и она не собиралась отказываться от этого обряда. – Гертцог Мальграв был хорошим правителем Альмиры, – начала она. – Он породил двух сильных сыновей и двух прекрасных дочерей. Он разгромил баларское войско в сражении у Черных Сосен. Он дал Альмире тридцать лет мира и благоденствия. Эшлин умолкла. Рядом никого не было, так почему же она словно бы говорит на публику? Подумав, она произнесла: – Отец часто выходил из себя и не умел прощать врагов. Он подчинил себе альмирских баронов грубой силой и запугиваниями, грозился заклеймить всех синими полосами. – Она сглотнула. – Но к друзьям он был радушен и щедр и всегда заботился о родных и близких. Мы с ним по-разному представляли будущее Альмиры и по-своему любили родную страну. – Эшлин приоткрыла отцовские губы, положила ракушку ему на язык и снова закрыла его рот. – Прощай, отец. Да найдет твоя душа верный путь к морю. Я всегда буду защищать Альмиру. Обещаю. Она столкнула ладью в реку. Стайка форели метнулась в сторону. Течение отнесло ладью к излучине, и она скрылась из виду. В Альмире остался один-единственный представитель рода Мальгравов – Эшлин. Ей было очень одиноко. Едва Эшлин вернулась в замок, то сразу же направилась на голубятню, которую охраняли три королевских гвардейца. За голубями присматривал старый кастелян по имени Годфри. Сгорбленные плечи покрывала корка птичьего помета. Дороги в Альмире были ненадежными – мало того что топкие и полуразрушенные, так еще и каждую весну их заливало паводком. Гертцог много лет пытался проложить тракты, которые улучшили бы сообщение в стране и облегчили передвижение войск, но весенние муссоны ему не подчинялись, а карьеров по добыче камня в Альмире почти не было, так что мостить дороги на баларский манер не получалось. Отсутствие прочной инфраструктуры вкупе с религиозной разобщенностью и делало Альмиру отсталой страной. В отличие от централизованной передовой Баларии в Альмире правили суеверия и воинственные бароны. Эшлин пришла в голову мысль создать голубиную почту, чтобы не полагаться на дороги, поэтому Годфри был одним из самых занятых людей в замке Мальграв. Вот уже семь лет Эшлин и Годфри разводили особую породу почтовых голубей, способных преодолевать большие расстояния быстрее обычного. Все началось с дюжины птиц, а теперь уже сотни голубей летали по всей Терре: одни – в баронские замки и крепости, другие – в крестьянские хижины, на мельницы и в амбары осведомителей, которым Эшлин платила за сведения о делах местных владык, третьи – к алхимикам, изучавшим девственную природу в отдаленных уголках страны. Были и те, что отправлялись в соседние государства, например в Папирию, а еще – к тайным соглядатаям Эшлин на дальних берегах Моря Душ. – Здравствуй, Годфри. – Эшлин, пригнувшись, вошла в низенькую дверь голубятни. Кастелян рассылал альмирским баронам приглашения на коронацию Эшлин с просьбой привести с собой как можно больше воинов. Эшлин знала, что после смерти отца слишком рискованно собирать войска в Незатопимой Гавани, и не решилась бы на это, если бы просто хотела удержаться у власти. Но Эшлин намеревалась править страной иначе и готова была сжечь престол, лишь бы спасти драконов Терры. – Доброе утро, принцесса, – с поклоном ответил Годфри и тут же недовольно шевельнул косматыми бровями, осознав свою ошибку. – Ох, прости. Доброе утро, королева. – Ничего страшного, – отмахнулась Эшлин. – Я сама еще не привыкла. Годфри кивнул: – Со временем ко всему привыкаешь. Вот как наши голуби. – Он указал на белокрылую голубку: – Лайла вылупилась из яйца в этой самой голубятне и ничего другого не знала. А сегодня утром вернулась из Папирии – пересекла горы и безбрежный простор Моря Душ. Потому что ты научила ее этому. Когда Эшлин начала обучать птиц полетам на дальние расстояния, через Море Душ, все решили, что она сошла с ума: обычные почтовые голуби летали не дальше пары десятков лиг, да и то над знакомой местностью. А вот птицы Эшлин пролетали до пяти сотен лиг над водой и не терялись. – Править страной не труднее, чем обучать голубей, – продолжил Годфри. – Вначале все кажется невообразимо сложным, но постепенно приноравливаешься. – Надеюсь, ты прав, – сказала Эшлин. Ей нравился Годфри: его не волновало ничего на свете, кроме заботы о своих питомцах. – Кстати, Лайла доставила новое сообщение. Своим ключом (их было всего два, один у Годфри, один у Эшлин) кастелян отпер ларец в углу голубятни и протянул Эшлин крошечный пергаментный свиток, скрепленный восковой печатью с оттиском плавника орки в океане – эмблемой императрицы Окину. Эшлин приложила немало усилий, чтобы заполучить это письмо. После смерти матери Эшлин поползли слухи, что она умерла не родами, а от руки Гертцога Мальграва. Разумеется, ничего подобного не произошло, но убедить в этом жителей далекого архипелага было очень трудно. Императрица Папирии не могла простить Гертцогу смерти сестры, а тот в отместку стал с прохладцей относиться к островной империи. Однако Эшлин не желала потерять такого ценного союзника и долгие годы, втайне от отца, старалась упрочить связи Мальгравов с Папирией. За сведениями, которые передавались по официальным дипломатическим каналам, следили сотни любопытных глаз в обеих странах, и Гертцог с Окину обменивались лишь краткими вежливыми посланиями. В обход существующего протокола Эшлин завязала переписку академического характера с одной из советниц императорского двора, которую звали Ноко. С течением времени между ними установились доверительные отношения. Обе интересовались природными феноменами окружающего мира – впрочем, Ноко больше занимали растения, а не драконы, – и полагались исключительно на логические рассуждения и наблюдения. Итак, Эшлин решила рискнуть. Год назад, когда кашель Гертцога ухудшился, Эшлин попросила Ноко доставить императрице тайное послание. В нем содержалось простое сообщение. Эшлин знала, что после смерти отца станет править государством, жители которого больше всего уважают мужскую силу. Чтобы удержать в руках власть, Эшлин понадобятся союзники, которые сочтут ее принадлежность к женскому полу не слабостью, а, наоборот, выгодным преимуществом. Эшлин предложила императрице поддерживать личные контакты с тем, чтобы как можно лучше подготовиться к правлению Альмирой. Эшлин понимала, что при живом отце негоже строить планы на будущее, но мир полон мерзости и не прощает ошибок. Отрицать это бесполезно. Императрица Окину приняла предложение. В последующие месяцы Эшлин обменивалась с нею десятками посланий; в письмах Эшлин содержались советы, приносившие неоспоримую пользу Папирии. Когда императрица упомянула об эпидемии, свирепствовавшей на дальних островах архипелага, Эшлин разобралась в причинах болезни и предложила новый способ рытья колодцев. Источники чистой воды положили конец вспышкам заболевания. Когда в один из папирийских городов зачастила стая молодых млекорылов, Эшлин посоветовала местному гарнизону заманить драконов в чащу с помощью тряпья, смоченного соком молочая, – именно так пахли женские особи млекокрылов. Все советы принимались с благодарностью. В общем, все усилия Эшлин были направлены на то, чтобы после смерти Гертцога заручиться поддержкой папирийской императрицы. Послание Окину либо предоставляло Эшлин широкие возможности дальнейших действий, либо лишало ее всякой надежды. Эшлин вздохнула и большим пальцем сломала восковую печать. Для королевы Эшлин Мальграв лично Смерть родителя – большое горе. Наверное, сейчас тебе нелегко, как птенцу, вылупившемуся в пустом гнезде. Возлюбленная наша племянница, помни, что ты не одинока. Ты стала нашим верным союзником, и в Папирии у тебя много могущественных друзей. Не бойся просить поддержки, если она тебе понадобится. Заверяем тебя в нашей непреходящей любви. Ее Всевечное Величество Папирийской империи, Императрица Окину Крошечный свиток опять свернулся трубочкой. Эшлин спрятала его в складках платья и с облегчением выдохнула, мысленно слагая свой ответ. Если Бершад не справится с заданием, ей нужно придумать, как переправить альмирское войско через Море Душ. – Сегодня прилетел еще один голубь, королева, – сказал Годфри. – Который? – Аспер, ваше величество. – Ну наконец-то, – сказала Эшлин. Вот уже два дня она ждала, что кастелян объявит о прибытии Аспера – голубя для связи с Глиновалом, – надеясь услышать хорошие новости и отозвать с запада пять тысяч королевских гвардейцев. После смерти отца Эшлин надо было укрепить власть. Она развернула свиток. Для королевы Эшлин Мальграв лично С прискорбием уведомляю вас, что беспорядки в Глиновале ужесточились. Отряды барона Хрилиана бесчинствуют в окрестностях, берут в плен местных крестьян и отправляют их на виселицы, установленные перед городскими стенами. Барон Хрилиан пытается выманить военачальника Раймиера из города в надежде завязать бой, который наверняка закончится победой захватчиков, поскольку у них теперь численное преимущество. К сожалению, репутация Раймиера пошатнулась. Местные владыки подозревают его в предательстве. В вашем предыдущем послании говорилось, что королевские гвардейцы идут на помощь осажденному городу. Умоляю вас поторопиться, иначе Глиновал не устоит перед силами противника. Градоправитель Глиновала Юльнар Вент