Хранитель рассеянно кивнул. Он наблюдал, как Немой с Ултером вывели из хлева Тихоню. Теперь мальчик миловался с ней, кормя морковкой. Кобыла уже успела соскучиться по хозяину и, схрумкав морковку, ласково фыркала в ответ. – Ты пошлешь груз имперца в Декурион. Колесо, механизмы, инструменты. Длинной дорогой, в долину не спускаясь… – тем же пугающе-безжизненным, отстраненным голосом продолжил Хродвиг. – Это ж до середины осени идти! – возмутился Хоар. – Пусть. Меньше лишних глаз, – ровно ответил старик. – С Аскодом пошлешь троих из охраны. – Имперца – в священный город дорча? – вскочил со своего места Хоар. – Чужака? «Неужели это все-таки произошло и он обезумел?» – Хоар со страхом посмотрел в белое восковое лицо Хродвига. – Гимтар руку отдаст за это колесо, – неожиданно ответил Хранитель. Жизнь вновь появилась в его голосе. – Они озолотятся, когда соседи встанут в очередь за мукой… Хродвиг пожевал губами, лицо его исказилось, и ледяная маска слетела с лица. – Чьи это слова?! – закричал старик, схватив посох и стуча им об пол. Хоар узнал свою речь, которую он произнес на поляне за околицей Ойдетты. Тогда они впервые увидели сломанное льдом колесо Аскода. Ултер, знакомивший Тихоню с Ойконом, отдал поводья кобылы мальчику и подошел ближе. – Чьи это слова? – требовательно повторил Старик. Хоар сел обратно на ступеньку. И, глядя на Хранителя снизу вверх, коротко ответил: – Мои. – Где больше всего имперских глаз и ушей? – В долине. – Как передать Гимтару механизм и того, кто его сделал? Не спускаясь в долину? Хоар задумался и тут же ответил. Разгадывать загадку, зная отгадку, было просто. – Зимуют дан с танасом в Декурионе. – Поэтому имперец едет с моей охраной в моей повозке со своим барахлом в Декурион! – вновь крикнул Хродвиг. – И носа не кажет из нее! Чтобы все думали, что это еду я, глава Суда Хранителей! Ты понял? – Понял, учитель, – против воли давнее слово вырвалось у Хоара. Но старик не обратил на это внимания. – Повинуйся мне, – тяжело дыша, сказал он. В груди у него что-то клекотало и лопалось. – И не заставляй меня сомневаться в тебе. И в моем выборе. В ответ Хоар склонил голову. «Благо для дорча прежде всего. Здесь безумию места нет». – Трое из охраны с имперцем и механизмом следуют в твоей повозке дальней дорогой в Декурион. Ученый не выглядывает из повозки, чтобы окружающие решили, что едет Хранитель, – по давней привычке, заведенной между ними, подытожил распоряжение Хоар. – Ты, Ултер, я и двое из охраны едем… – Хоар споткнулся и все же не смог произнести пугающие слова. – Туда. – Верно, – успокоился Хранитель. – Я возвращаюсь в Город мертвых. – Как это верно? – вдруг сказал Ултер. – Еще про одного забыли! Если бы кобыла Тихоня заговорила, Хоар удивился меньше. Все, о чем он только что говорил с главой Суда Хранителей, не предназначалось для мальчишеских ушей! Хоар набрал воздуха в грудь, собираясь отчитать Ултера… – И кого же мы забыли? – совсем другим тоном спросил Хродвиг. – Его! – возмутился Ули и навел указательный палец на Ойкона. Все посмотрели на деревенского дурачка. Тот целовал кобылу в морду и шептал что-то. – А что с ним? – поинтересовался Хоар. – При чем здесь он? «Кроме того, что он слабоумный». – Он нам помог! – крикнул Ултер. – А здесь его забьют, засмеют, затравят. – Мы попросим. Или прикажем Эйдиру поберечь мальчика, – пожал плечами Хоар. – Нет! – топнул ногой наследник. – Он нам помог. Но теперь он бесполезен, – жестко прервал беседу Хродвиг. – Он останется здесь. – Нет! – тряхнул головой Ултер. – Я дал ему слово. И что на парня нашло? – Что ты обещал? – спросил Хродвиг. – Что позабочусь о нем! – Парень упер руки в бока и набычился. – Чье слово ты дал? – Тяжелый взгляд Хродвига придавливал правнука к земле. Хранитель взялся за посох. Недавно староста Ойдетты, взрослый мужчина, не вынес этого страшного взгляда и упал на колени, но Ултер нахмурился сильнее и сделал шаг вперед: – Свое! Сына дана Дорчариан! Мне можно! Ты сам говорил! – Хорошо! – поднял ладонь вверх Хранитель. – Хорошо. Тебе – можно. Я согласен. – И как же ты будешь заботиться о нем? – подал голос Хоар. Ултер не был готов к такому вопросу. Как мальчик мог позаботиться о деревенском дурачке? Ултер ссутулился и почесал макушку. Потом посмотрел на Ойкона… И подпрыгнул. – Я его Найваху в помощники отправлю! Найвах добрый, Тихоня его любит! – Найвах – это кто? – уточнил Хоар. – Это конюх на летней вилле, – удивился Ули. – У него много лошадей. Он обрадуется Ойкону, честно. Найвах всегда жаловался, что рук не хватает. А Ойкон – видишь, лошадей любит и не боится нисколько… – принялся уговаривать Хродвига Ултер. Хродвиг кивнул. – Отправляй, Хоар. Всю семью. Вниз, в долину, на виллу. И охрану всю с ними, что остались… – Всю? – переспросил Хоар. – Там людей нет… Кроме молчальников. Заодно Гимтару записку напиши. Обскажи, как и что… Напиши, в Пайгалу едем. Хоар кивнул и твердо ответил: – Пишу: про Ойдетту, про Джогу-Вара. Про Аскода и Декурион. Про Пайгалу. Но для охраны пошлем одного. Им хватит. Он и присмотрит, и записку передаст. Сомневаться и оспаривать приказы Хоар больше не собирался. Но охрана главы Суда Хранителей была на нем. Хродвиг качнул посохом. – Пусть. Согласен. Ултер запрыгал от радости своей победы и побежал к Ойкону, на ходу рассказывая ему новости. – Горы трещат, Хоар. А в нем кровь данов. – Хродвиг посмотрел вслед мальчику. – Крепкий парень. На своем стоит, слово держит. За своих бьется. Береги его! Едва забрезжила серая хмарь рассвета, как из Ойдетты выехали сразу три повозки. Даже одна-единственная ветхая телега, выехавшая из Ойдетты летней порой, была большой редкостью. Что уж тут говорить о трех разом, да еще столь непохожих? Такого не могли вспомнить даже местные старожилы. Первой из спящего села выехала и свернула вниз, в долину, просторная деревенская телега с уложенным нехитрым скарбом. В телеге, среди увязанной рогожи, кулей и тюков, сидела Эйда, держа на коленях малышку. Брат малышки, чуть постарше, присел рядом с матерью и уцепился за подол. Ойден вел худого осла за уздцы, а Ойкон шел рядом с телегой, держась рукой за борт. Следом за ними выехал знаменитый дом на колесах. Но путь его лежал не вниз, а вверх. На крыше дома причудливым образом появилось огромное пятое колесо, привязанное грубыми веревками. Дверь и окно повозки закрыты, а сопровождающие ее четверо конных воинов в черном, коротко переговорив, разъехались. Один всадник догнал телегу и поехал позади нее, пустив коня шагом. Оставшиеся трое чернобурочников разделились по-походному: двое выдвинулись вперед, один немного отстал. Последней выехала небольшая короткая арба с крепкими бортами и высокими, в рост человека, колесами. Накинутый на дуги кожаный полог позволял увидеть только возницу, скрывая седоков. Возница правил мулом, который легко тянул свою ношу. За задок арбы на длинном поводе была привязана смирная кобыла. Арба свернула вслед за домом на колесах вправо, на подъем. Сопровождал арбу воин, одвуконь ехавший позади. Если бы кто-то неизвестный проследил за повозками, которые двинулись наверх, то увидел, как вскоре и они разделились. Ближайший перекресток развел их пути: знаменитый дом на колесах отправился дорогой, что вилась над долиной. Дорогой пользовались пастухи, перегонявшие стада, редкие путники и охотники. Неприметная арба, перемалывая своими большими колесами узость горной тропы, тронулась вверх, к перевалу. Впрочем, лишних глаз, наблюдавших за отъездом, не нашлось: вчерашний пир превратился для села в безобразную попойку. Многие спали в дорожной пыли, так и не сумев доползти до своего крыльца. До околицы отъезжающих проводил лишь староста, проявив вежество. Несмотря на мучившую его головную боль, Эйдир низко кланялся закрытому дому на колесах. Его несчастная шляпа не пережила шумной ночи, и толстяк то и дело почесывал плешь, поглядывая на небо. На поклоны старосты никто из дома на колесах не выглянул. Повозка так и проскрипела мимо, закрытая, немая, как и ее возница. Тот хлопнул животину по крупу и с ненавистью посмотрел на толстяка. Хоар коротко кивнул, молча проехав мимо. Едва улеглась дорожная пыль, а арба скрылась за поворотом, Эйдир плюнул им вслед, начертал знак Великого Неба на груди и отправился домой. Досыпать. Хоар правил арбой, внимательно осматривая пустоши вокруг, и то и дело поглядывал за спину. Арбу с вечера забили сеном, устелив поверх коврами, и теперь старик с мальчиком спали, не обращая внимания на тряску. Ули лежал рядом с возницей, в ногах у Хродвига. Хоару теперь приходилось работать за пятерых. С одной стороны, старик был прав: пустоши они на то и пустоши. Места, безлюдные на много дней пути окрест. С другой стороны, без своей черной пятерки Хоар чувствовал себя безоружным. За те неполные десять лет, что чернобурочники сопровождали Хранителя, они успели из безусых мужей превратиться в матерых воинов.